Лидия Алексеевна посвятила целый день наставлениям. Учила, как вести себя в общих гостиных, в столовой, на прогулках, на приемах и балах. Как приветствовать членов княжеской семьи. Она вкратце рассказала о каждом из них, предупредила, чего следует избегать, а о чем упомянуть в разговоре, чтобы произвести хорошее впечатление. А еще подробно описала каждый тур конкурса, дала много полезных советов.

– Вы так хорошо все знаете! – восхитилась я. – Тоже когда-то участвовали в конкурсе?

– Нет, Марьянушка, – сказала она. – Я его придумала.

– Вы?!

– Только никому об этом не говори, – подмигнула она. – По официальной версии главная устроительница – Великая Княгиня.

– Но как же так…

– Просто, милая моя девочка. Все просто. Кто я, а кто она? Ты же и сама все прекрасно понимаешь. И прежде, чем ты задашь следующий вопрос… – Лидия Алексеевна вздохнула, по ее красивому лицу пробежала тень. – Мне бы не хотелось это обсуждать.

После обеда Лидия Алексеевна сказала, что ей нужно отправить несколько писем, поэтому я могу заняться тем, чем пожелаю.

– Только не выходи за ворота, Марьянушка, – попросила она. – Если хочешь, погуляй в саду.

Я и сама не горела желанием покидать гостеприимный дом. Тайна, связанная с браслетом, сильно меня напугала. И если вчера я расслабилась, впечатлившись напором Влада, его искренним желанием помочь, его нежностью, то сегодня думала о том, что должна и сама о себе позаботиться. Сыщицы из меня не получится, и на рожон я добровольно не полезу. Однако есть кое-что, что я могу сделать.

Дед Кузьмич, как и Таня, нашел приют у Лидии Алексеевны. Других слуг она же пристроила в хорошие дома. И деда Кузьмича пыталась, но от наотрез отказался уходить. Лидии Алексеевне, с ее слов, он сказал следующее:

– Коли прогоните, подчинюсь. Но к другому хозяину не пойду. А то позволили бы барышню дождаться? Вернется она, не уживется с теткой.

Так что на улицу старика никто не выставил. Он и занятие себе нашел, чтобы не быть нахлебником. Сторожил по ночам дом, обходя сад вместе с Тузиком, которого не бросил на старом месте.

– Бессонница, говорит, мучает, – рассказала мне Лидия Алексеевна. – А так… всё при деле. Ты не переживай, не разорят они меня. И собака… очень даже милая. Особенно когда на цепи.

Рядом с Тузиком я деда Кузьмича и нашла. Он вычесывал собаке бока железным гребнем, а лохматая псина довольно скалилась и закатывала глаза от удовольствия.

– Барышня! – обрадовался мне дед Кузьмич.

И смущенно замолчал, не спуская с меня ласкового взгляда. Я чувствовала, что настоящую Марьяну связывала с ним какая-то особенная дружба, и приходилось врать старику, что после болезни я все забыла. Это определенно его расстраивало, но попыток напомнить мне о прошлом он не предпринимал.

– Как ваше здоровье? – вежливо спросила я.

И присела на корточки, чтобы погладить Тузика. С ним у нас давно установились доверительные отношения.

– Живой еще, – невесело засмеялся дед Кузьмич.

– Вы простите, что я вас… бросила…

– Да ты что, девонька! Я ж знаю все, что с тобой приключилось. Таня рассказала, – замахал руками дед Кузьмич. – В чем ты виновата? Это я, старый пень, не уследил.

В последней фразе логики нет, он не должен был сопровождать Марьяну во время прогулок по городу. Но зато эти слова подтверждали, что дед Кузьмич отчего-то чувствует за нее ответственность.

– Вам здесь… нравится?

– А тебе? – спросил он, по-старчески сурово сдвинув брови.

– У меня нет выбора, – честно призналась я. – Но это хорошие люди. И Владислав, мой муж… он меня любит.

– Так и у меня выбора нет, – ответил дед Кузьмич. – У нас. С Тузиком. А ты хотела чего? Или проведать старика пришла?

– И то, и другое, – сказала я. – Память ко мне так и не вернулась. Но теперь есть кое-что, о чем мне нужно знать. И только вы можете мне помочь. Вы же давно с моим батюшкой…

– Я его дядькой был, – перебил меня дед Кузьмич. – Мальцом его помню.

– И деда моего… тоже помните?

– А как же! Он же меня и нанимал.

– И семейные тайны, наверняка…

– На память не жалуюсь, – усмехнулся дед Кузьмич. – Тебе об чем рассказать? О том, как боярин Пронский превратился в крестьянина Богданова?

– Вы знаете! – обрадовалась я. – Да, об этом. И еще… о драгоценностях, что достались ему в наследство от Пронских.

– О яхонтовом Палаче, значится, – кивнул он. – А я думал, и его отобрали.

– Нет, Таня сохранила.

Палач?! Название у рубина жуткое. Навряд ли в камне живет светлая душа.

Причина, по которой Пронские вычеркнули одного из отпрысков из родовой книги, оказалась банальной. Дед Никифор полюбил крестьянскую дочь, да женился на ней без родительского благословения. Отец его, прадед Марьяны, сыну этого не простил. Дед Никифор очень любил жену, считал, что ее дали ему боги, потому и фамилию взял для семьи – Богдановы.

Дело ткацкое дед начал, а отец Марьяны его развил, капиталы преумножил, выбился в купцы-миллионщики. Впрочем, эту часть истории я и от Тани слышала.

– А с камнями теми так вышло, – неспешно рассказывал дед Кузьмич. – Их прадед Пронский отобрать не смог. Их сыну прабабка Пронская подарила, ее это наследство. И яхонтовый камень с чарами, в браслет вставленный, ее подарок. А ей он достался от какого-то султана. Так говорили. Барышня, мне ж ваши семейные тайны никто не доверял. Слухи ходили, сказки страшные. А что из того правда, что вымысел, не знаю.

– Что за сказки? Почему страшные? Этот камень может убивать? – не унималась я.

– Говорили, может, – нехотя признался дед Кузьмич. – Вроде как, если искупать камень в крови невинного младенца, да в крови жертвы, да поднести камень к черному зеркалу, и жертва в нем отразится, то зеркало можно разбить. И тогда жертва умрет.

– А черное зеркало…

– Это зеркало из Нави. Черное ведовство.

– Почему же батюшка не уничтожил камень! – В досаде я даже топнула. – Зачем оставил его мне!

– Так, может, то сказки и есть, – хмыкнул дед Кузьмич.

– Не сказки, – возразила я.

– Коли не сказки, так, значит, не мог уничтожить. Знаю я, что сестра просила его отдать ей камень. Вроде как хотела отмолить у богов душу палача. Но батюшка ваш не отдал. Сказал, что камень неопасен, коли его кровью не поить. И забрать его никто не сможет, на браслете защитные чары. Это я случайно услышал. Они тогда сильно поссорились.

Дед Кузьмич замолчал, задумавшись. А я решилась спросить еще кое о чем.

– Кто… отец моего ребенка? Знаете?

Дед Кузьмич взглянул на меня строго.

– О ребенке вспомнила? Забудь. Батюшка твой клятву с меня взял, что имя мерзавца, обманувшего тебя, никогда не будет произнесено. И клятву я не нарушу. Нет ребенка, и отца его нет.

– Жив ребенок, – тихо сказала я. – И отцом его… мой муж назовется. Так что… вы клятву не нарушайте. Никогда.

Глава сорок четвертая, в которой Владиславу выносят мозги

Влад

Красавиц становилось все больше, и головной боли у Влада – тоже. Оказалось, что его обязанности не такие уж необременительные. Распорядитель конкурса не мог находится в двух местах одновременно, а многочисленных помощников красавицы отчего-то игнорировали. Им мнилось, что обращение к княжичу, имеющему непосредственное отношение к устроителям конкурса, даст немедленный результат. Они посылали горничных к Владу, а то и искали его сами. Влад только диву давался, кто убеждал красавиц в том, что именно он может им помочь.

– Ах, Владислав Николаевич! Я не выношу лиловый цвет! Я от него болею! Велите сменить обивку дивана в моей комнате!

– Владислав Николаевич, мне не принесли завтрак. Как… в общей столовой? Я привыкла завтракать в постели!

– Я потеряла заколку для волос. Горничная не может найти ее в комнате. Велите обыскать сад! Где я гуляла? Не помню…

– Барышня Гаранина просит выделить ей комнату для репетиций. Передать, что она должна придерживаться расписания?

– В соседней комнате живет зверь! Я боюсь выходить! И спать боюсь. Что? Нет, он не воет по ночам. Он меня сожрет, едва я закрою глаза. Я это точно знаю!

– Кто-то украл мои конфеты! Как… запрещено? Почему?! Запрещено хранить еду в комнатах? Мыши?! А-а-а! Я немедленно уезжаю! Тут разводят мышей!

– Барышня Гаранина просила передать, что придерживаться расписания она не может. Ей отвели час, а она репетирует не менее трех часов ежедневно. Что ей передать?

– Мне сказали, что тут водятся мыши. Я буду жаловаться. Кому? Папеньке! Вы знаете, кто мой папенька?!

Уже к обеду у Влада дергался глаз при виде каждой устремляющейся к нему красавицы. Даже Добрыня перестал глумиться, пытался помочь по мере сил. Правда, исключительно в те редкие минуты, что находился рядом с Владом. В остальное время он таскался за Фреей, пытался подружиться с ее волкодавом и горестно вздыхал, так как его не замечали.

К концу дня Влад стал подозревать, что красавицы специально выдумывают проблемы, чтобы иметь веский повод побеседовать с ним. И, заодно, пострелять глазками. Если не все, то многие.

Барышни с востока вели себя скромно. Влад запомнил их имена, но не знал, кто из них Соль, кто – Наби, а кто – Раон. Они вопросов не задавали, горничных не присылали, держались особняком. Влад присматривался к ним при каждом удобном случае, но не из любопытства. Если одна из них – назначенная батюшкой невеста, то ему следует поговорить с ней, объяснить, что брак невозможен. Так как невесту Владу никто представлять не спешил, он надеялся угадать самостоятельно, ведь она могла выдать себя поведением. Однако успеха он не достиг.

Не доставляла проблем и Фрея. Она выделялась среди других цветом волос, но Влад заметил и других девушек, способных составить ей конкуренцию. Например, Тамара из южного княжества, дочь эмира. В ее тяжелых толстых косах позвякивали золотые монетки, а от взгляда огромных черных глаз бросало в дрожь. Первое – и единственное – место в сердце Влада занимала Марьяна, но он понимал, что и Фрея, и Тамара готовились к конкурсу, а его жена – нет. И Владимир ясно дал понять, что подлога не потерпит.

– Хватит того, что я нарушил правила и позволил Марьяне участвовать в конкурсе, – сказал он. – Считай это подарком на свадьбу. Но больше ни о чем не проси.

Вечером Афанасий Иванович сообщил, что прибыли все барышни, кроме трех. Две ехали издалека, с севера. Третьей была Марьяна.

В дом к матушке Влад явился уставшим, как собака. Владимир не обманул, Влад не решал проблемы конкурсанток. Он не искал пропавшую заколку, не менял обивку на мебели, не менял расписание репетиций. Он успокаивал красавиц, убеждал в том, что проблемы нет, или что она решится очень быстро. Уговаривал не предаваться отчаянию, не бояться. Придумывал, чем их отвлечь или даже развлечь. И это жутко выматывало!

Марьяна ждала Влада, и при первом же взгляде на нее стало понятно, что она нервничает. Сегодня ночью им предстоит поездка за город.

Влад мысленно застонал, вспомнив, что отдохнуть не удастся.

– Все в порядке? – с тревогой спросила Марьяна, всматриваясь в его лицо.

Она встречала его одна, матушки в гостиной не было. Он улыбнулся и привлек ее к себе, прижался щекой к теплой макушке. И только потом ответил:

– Теперь – да.

– Ты выглядишь уставшим, – продолжала беспокоиться она.

– Так получилось.

– Это же не помешает…

Влад проглотил горечь. Марьяна волновалась не из-за него, а из-за ребенка. Но это нормально, она же мать.

– Не помешает, – ответил он коротко.

– Влад, так нельзя!

– Как? – Он все же отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Не знаю… – Марьяна выглядела растерянной. – Я чувствую, что тебе плохо. Придумываю, наверное. Это так странно! Может, перенесем? Или… я могу… с Добрыней…

– Повтори, – попросил он. – Я что-то не понял… Ты меня чувствуешь?

Она кивнула неуверенно. Потом покачала головой.

– Нет. Этого же не может быть.

– А как ты чувствуешь? Что тебе… кажется?