Семь жизней до счастья (страница 2)

Страница 2

Я хотела возразить, что Лунный старец все равно соединял красные нити судьбы как вздумается, когда напивался. Раз они перепутались, пусть снова свяжет их как попало. Зачем же меня так жестоко наказывать?

Я оглянулась на понурого Юэ Лао в ряду сановников, выстроившихся у правой стены Небесного чертога. Лунный старец жалобно смотрел на меня, всем своим видом умоляя не выдавать его. Я вновь повернулась к императору и, не переставая глубоко дышать, медленно произнесла:

– А выругаться можно?

– Нельзя.

– Тогда… мне нечего сказать.

Нефритовый император снова удовлетворенно кивнул, и его взгляд остановился на юноше рядом со мной.

– Чу Кун желает что-то сказать?

Вот, оказывается, как его зовут… Выходит, этот мальчишка – старший из двенадцати небесных посланников звездного владыки Мао Жи и отвечает за первый месяц каждого нового года. Только теперь я узнала, с кем мне придется пройти семь испытаний любовью. Я подняла голову и поглядела на роскошный расписной потолок Небесного чертога. Воистину мир полон иронии!

Юноша долго молчал, пока я с любопытством не уставилась на его бледное лицо. Тогда он заговорил:

– Мы оба виноваты в том, что перепутали красные нити судьбы в храме Лунного Старца, но я готов поклясться звездному владыке Мао Жи в том, что эта девушка спутала намного больше нитей. Поэтому можно ли сделать так, чтобы в каждом перевоплощении она страдала больше меня?

Я пришла в ярость, и мне снова захотелось сорвать с подлеца штаны! Но небесный страж Ли положил мне на плечо тяжелую руку и удержал на месте.

– Я оценю заслуги и вину каждого по справедливости, – спокойно сказал он.

Хотя небесный военачальник раздался в теле, его праведный и непоколебимый характер не изменился. Я ощутила признательность и с тяжелым сердцем кивнула, думая, что мир не так уж и плох.

После вынесения приговора все отправились по домам. Когда мы вышли из ворот Небесного чертога, я издалека услыхала раскатистый хохот небесного стража Ли:

– Люблю поглядеть, как несчастная женушка бегает за муженьком! Ха-ха-ха!

Под шелест ветра я замерла, обратившись в одинокую, скорбную тень.

Юэ Лао проводил меня до врат, ведущих в Загробный мир, похлопал по плечу и тяжело вздохнул:

– Сяо Сян…

Я бросила на старика свирепый взгляд, и тот предусмотрительно проглотил последний слог. Потом он снова вздохнул:

– После твоего ухода храм надолго останется без присмотра. Что же мне, старику, делать?

Я скривила губы:

– Если будешь пить меньше вина, приумножишь число моих добрых дел [13].

Юэ Лао с грустным видом пощипывал седую бороду. Я даже жалостью к нему прониклась. Хотя старик был прижимист, рассеян и непредсказуем, он хорошо ко мне относился, не бранил и не поколачивал меня по примеру других божеств, которые издевались над своими прислужниками.

Смягчившись, я попыталась утешить его:

– День на Небесах равен году в мире смертных. Я пройду семь испытаний самое большее за год и скоро вернусь.

Юэ Лао со вздохом покачал головой, сгорбился и печально побрел прочь.

Когда его скорбная фигура растворилась во мраке, я повернула голову и смерила взглядом высокую арку с пугающей надписью «Загробный мир». Сняв с пояса кувшин, я глотнула крепкого вина и шагнула вперед.

Я подумала, что бояться нечего. Просто мне дали шанс повидать мир.

Души умерших прибывали день ото дня и послушно выстраивались в шесть ровных шеренг перед мостом Найхэ [14]. Шестеро служителей раздавали душам отвар забвения, а исполинская тетушка Мэн [15] сидела невдалеке и дремала.

Я наугад выбрала одну из шеренг, встала в ряд чин по чину и медленно зашагала вперед. Мне вот-вот должны были выдать отвар, а паршивец Чу Кун так и не объявился. Пока я размышляла, не переродился ли он раньше меня, во мраке внезапно сверкнул золотистый луч, такой ослепительный, что у духов и призраков голова закружилась. Я оглянулась и увидела напыщенную фигуру в красном наряде. Пожаловал, сволочь!

Парня сопровождала девушка в розовом платье. Чу Кун нежно поглядывал на спутницу. Куда подевался свирепый вид, с которым негодяй лез со мной в драку? В мертвой тишине Загробного мира, где не раздавалось ни звука, кроме журчания реки Забвения [16], голос Чу Куна достиг ушей каждого:

– Не волнуйся, Ин Ши, я скоро вернусь. Небесный страж Ли не даст меня в обиду. Как-никак мы с ним оба мужчины.

– Как бы то ни было, будь осторожен, братец Чу Кун. Говорят, у Сяо Сянцзы из храма Лунного Старца странный характер. Будь рядом с ней начеку, мало ли что…

Глядя в небо, я старательно размышляла: что же я натворила, раз эта девица, нежная, словно белый цветок, так обо мне отзывается?

Служитель дважды неприветливо кашлянул, намекая, что пора бы забрать чашу. Я смущенно улыбнулась и уже собиралась покорно выпить отвар, как вдруг этот паршивец Чу Кун выдал очередную порцию чуши:

– Успокойся. Нрав у злой девки, конечно, не сахар, но ни умом, ни силой она мне не ровня. Она не причинит мне вреда.

На моем лбу вздулись вены. Я прищурилась и повернула голову, чтобы посмотреть на эту скотину, внешне похожую на человека.

Чу Кун между тем не унимался:

– Вот вернусь после семи перевоплощений, погоняв Сяо Сянцзы, как дворцового евнуха…

Слово «евнух» задело меня за живое, и чаша с отваром в руке задрожала.

– И отправлюсь с тобой во дворец Утренней звезды, чтобы небесными светилами любоваться, – пообещал Чу Кун.

– Да пошел ты со своими звездами… – взревела я и на глазах у ошарашенного служителя запустила чашу с остывшим отваром прямо в голову негодяя.

Отвар расплескался, а чаша попала подлецу по скуле. Он глухо охнул и прижал ладонь к лицу. Ин Ши испуганно вскрикнула. Я указала на синяки, которыми разукрасила мерзавца во время стычки, и насмешливо заметила:

– Стоишь тут, похожий на панду, и врешь напропалую. Не боишься снова получить ниже пояса?

Чу Кун притих, стараясь унять боль, а потом вскинул голову. Его глаза пылали яростью. Ин Ши в розовом платье щебетала рядом, разглядывая лицо парня с таким выражением, будто это ее ударили. Я презрительно фыркнула. Чу Кун по-прежнему пялился на меня, скрипя зубами от ненависти. В его руке скопилась духовная сила, словно он собирался прихлопнуть меня одним ударом. Я внутренне сжалась. Надо признать, что, если дело дойдет до состязания в магии, я проиграю.

В этот момент служитель внезапно очнулся от оцепенения:

– Ты… ты расплескала отвар тетушки Мэн! Взбунтоваться решила?!

Тетушка Мэн дремала, пуская пузыри из носа. Пронзительный крик заставил один из пузырей лопнуть, и гигантское тело зашевелилось. Похоже, богиня собиралась проснуться, из-за чего вековой мрак, пропитавший Загробный мир, всколыхнулся. У меня, маленькой благовещей тучки, подкосились ноги, а внутри все похолодело от страха. Я быстро взмахнула рукой, указав на Чу Куна:

– Это он! Он решил взбунтоваться. Паршивец не хочет пить отвар. Он угрожал мне. Хотел узнать, как накажут того, что не выпьет отвар забвения. Меня заставили!

– Что? – Охрипший после сна женский голос разнесся по темному Загробному мира раскатистым эхом; глухой и тяжелый, голос будто давил на грудь, не давая вздохнуть. – Кто посмел пролить мой отвар?

Служители мгновенно вытянулись в струнку, трепеща от ужаса. Тетушка Мэн поднялась во весь свой исполинский рост – не менее двух чжанов. Ее тень накрыла мост Найхэ целиком.

Как только взгляд богини упал на чашу у ног Чу Куна, она жутко разозлилась:

– Кто посмел отказаться от моего отвара?! Я усердно готовлю его каждый день, а вы, паршивцы, не цените моих усилий?

Тетушка Мэн с громким топотом устремилась к Чу Куну, сминая служителей, оказавшихся на пути. Несмотря на размеры, двигалась она невероятно быстро. Ин Ши побледнела и застыла от ужаса. На лице Чу Куна тоже отразился испуг.

Служители, объятые паникой, бросились врассыпную.

Я же огляделась и, убедившись, что никто не обращает на меня внимания, быстро, как струйка дыма, пересекла мост Найхэ и помчалась к Шести путям перерождения [17].

Прежде чем ступить на один из них, я обернулась и увидела, что перед мостом Найхэ царит настоящий хаос: суета, крики и пыль столбом. Тетушка Мэн схватила Чу Куна и яростно отчитывала, брызжа слюной ему в лицо, а мерзавец пристально глядел на меня с такой ненавистью, словно был готов разорвать на куски.

Я помедлила, чувствуя себя слегка виноватой…

Прежде чем погрузиться в круговорот перерождений, я показала парню поднятый вверх большой палец, а потом резко опустила палец вниз. Лицо Чу Куна, зажатого в крепких руках тетушки Мэн, исказилось. Я хлопнула себя по заднице и радостно прыгнула вперед.

Теперь-то Чу Куну уж точно придется выпить отвар тетушки Мэн. Я успею переродиться раньше, чем он. У меня останутся воспоминания о прошлой жизни. Я буду сильнее. Иными словами…

Готовься к смерти, мелкий ублюдок!

* * *

– Барышня! Ах, моя маленькая госпожа!

Пронзительный голос испуганной служанки звучал все ближе и ближе.

Солнечный свет проникал сквозь веки. Я лениво зевнула и перевернулась на другой бок, ощущая такой же уют, как в те беззаботные дни, когда была тучкой: греться на солнышке было моим главным делом, а сладко спать – любимым занятием. Я не знала ни забот, ни прижимистого Юэ Лао, ни тягостных попыток скопить деньги на веер, ни злобного небожителя в красных одеждах…

Юноша в красном…

Я открыла глаза, и мое лицо исказилось в гримасе асура [18]. Мысль о Чу Куне портила настроение и прогоняла сон. Я села, и вопль охваченной ужасом служанки резанул по барабанным перепонкам:

– Барышня, не двигайтесь! Цуйби вас спасет! Нет! Цуйби позовет кого-нибудь, чтобы спасти вас!

У подножия высокого дерева стояла бледная от страха служанка и оглядывалась в поисках помощи.

– Я могу слезть сама, – небрежно ответила я.

К детскому писку, исходившему из моих уст, я до сих пор не привыкла, поэтому прочистила горло, чтобы голос звучал чуть более хрипло, по-взрослому:

– Эй, посторонись, я спрыгну.

Лицо Цуйби посинело в мгновение ока.

– Ма… ма… маленькая госпожа, не… не… не пугайте меня! Не дразните Цуйби! Я же трусиха!

Не обращая на служанку внимания, я ловко полезла вниз, хватаясь за сучья.

Прошло пять лет с тех пор, как я переродилась дочерью первого министра. Меня холили и лелеяли. Я не стирала, не заправляла постель, не подметала полы и не готовила еду. Даже когда я забиралась на дерево, служанка стояла внизу с таким видом, словно готовилась пасть ради меня смертью храбрых.

Я терялась в догадках: как, интересно, небесный страж Ли будет разыгрывать спектакль с женушкой, которая бегает за собственным мужем?

Мой будущий муженек наверняка еще отбывает наказание в Загробном мире. Я хищно усмехнулась в душе, вспомнив, с какой ненавистью глядел на меня Чу Кун сквозь брызги слюны тетушки Мэн, и мое настроение сразу улучшилось. Все-таки месть – величайшее наслаждение!

Когда до земли оставалось совсем немного, я спрыгнула. Цуйби, обливаясь холодным потом, осыпала меня упреками.

– В чем дело? – невозмутимо спросила я.

Служанке потребовалось немало времени, чтобы взять себя в руки и объяснить:

– Господин министр велел вас найти. Он изволит посетить генерала и хочет взять вас с собой.

– А-а, – небрежно протянула я и вытерла перепачканные руки о платье Цуйби; та скрипнула зубами, но промолчала. – Скажи отцу, чтобы шел один. Дом генерала я и сама найду.

[13] Приумножение добрых дел (кит. 积德) – традиционное для китайской культуры представление, согласно которому добрые поступки накапливаются и могут приносить благо не только самому человеку, но и его близким, потомкам или тем, ради кого они совершены.
[14] Мост Найхэ (кит. 奈何桥) – мост между миром живых и миром мертвых в китайской мифологии. Упоминается в 11-ой главе романа «Путешествие на Запад» У Чэнъяня (1500–1582).
[15] Тетушка Мэн (кит. 孟婆) – божество Загробного мира, которое поит души умерших отваром забвения.
[16] Река Забвения (кит. 忘川河) – в китайской мифологии река, которая отделяет мир мертвых от мира живых.
[17] Шесть путей перерождения (кит. 六道轮回) – в буддизме шесть возможных перевоплощений в сансаре: в мирах дэвов, асуров, людей, животных, голодных духов или адских существ.
[18] Асуры (кит. 修罗) – низшие божества в индуизме, которые отличаются воинственностью и непримиримостью и противопоставляются богам-сурам.