Когда десятилетний ребенок, переживший столько страданий и бед, проникновенно со мной попрощался, мое сердце пропустило удар. Я раздраженно почесала в затылке и пробормотала:

– Ладно, ладно, сдаюсь. Не воспротивлюсь судьбе, чтобы потом не расплачиваться.

Молча уйти значило проявить непочтительность к отцу, поэтому я взяла обгоревшую палку и нацарапала на стене: «Папа, твоя дочь сбежала с любимым. Я здорова и полна сил. Не беспокойся обо мне». Не задумываясь о том, найдет ли отец мое сообщение, оставленное на задворках рядом с собачьим лазом, я отшвырнула палку и бросилась за Лу Хайкуном.

Обогнав его, я наклонилась и присела на корточки:

– Ты медленно идешь. Так убийцы могут догнать нас. Залезай ко мне на спину, я понесу тебя.

Лу Хайкун долго не двигался, а когда я обернулась, то увидела, что он смотрит на меня с непониманием. Я удивилась:

– Что стоишь? Залезай!

– Юньсян…

– Бежим вместе, парень! – ухмыльнулась я.

Он замер, но я его не торопила. Наконец Лу Хайкун молча обнял меня и прошептал:

– Спасибо…

Его худенькое тельце дрожало, и у меня поневоле задергались уголки рта.

– Я готова бежать с тобой. Можешь хвататься за шею, но лапать не вздумай, паршивец! Следи за своими руками!

Я полуприсела, а Лу Хайкун стоял прямо, но все равно был ниже меня на голову, поэтому его руки легли прямо на мою мягкую, еще формирующуюся грудь. Мальчик не смутился, спокойно переложил руки мне на плечи и обнял за шею. Я решила его не корить и взвалила на спину. Похоже, Лу Хайкун совсем вымотался. Он опустил голову мне на плечо и невнятно пробормотал:

– Ты защищаешь меня, Юньсян. Потом я обязательно буду защищать тебя.

Его слова напомнили мне о том, как десять лет назад жена генерала смотрела на спеленатого младенца нежным взглядом, напоминавшим рассеянный солнечный свет. Она сказала, что я старше Лу Хайкуна и буду его защищать, а потом наши роли поменяются… Я оглянулась на усадьбу генерала, где угасал пожар, и вдруг поняла, что больше никто не посмотрит на Лу Хайкуна с такой теплотой.

Небожители живут долго, не понимают горечь разлуки, не осознают боль утраты. Я вижу мир их глазами. Для меня чья-то смерть означает перерождение и не служит поводом для сожалений. Но для людей потеря близкого человека безвозвратна. Вместе с жизнью обрывается целая вечность. Пересказать прошлую жизнь не может никто, даже тот, кто ее прожил.

Однако кое-что показалось мне странным: мое безразличие к смерти объяснялось моей природой, но для Лу Хайкуна, который не плакал и не кричал, так вести себя было необычно. Я обернулась и посмотрела на спящего мальчика, чья голова покоилась у меня на плече… Возможно, за всю свою жизнь я не смогу постичь всю боль, которую Лу Хайкун перенес в ту ночь.

На другой день, как только открылись городские ворота, я вывела Лу Хайкуна из города. Через полдня после побега я вдруг сообразила, что допустила оплошность.

– Сун… Мой отец. Кажется, я его подвела, – призналась я мальчику, почесав голову. – Я так спешила тебя спасти, что подставила под удар семью. Наверное, нехорошо с моей стороны так поступать.

Пока я боролась с чувством вины, Лу Хайкун испытал настоящее потрясение:

– Ты что, ничего не знаешь? Ты сама себе веришь?

– Чего я не знаю?

Лу Хайкун долгое время ошеломленно молчал, а затем покачал головой. В его зрячем глазу отразились беспомощность, насмешка, а также нечто неуловимое. Мальчик понурил голову, впился зубами в маньтоу ^[25] и пробубнил с набитым ртом:

– Не переживай, первый министр Сун не пострадает.

Его уверенный тон немного меня успокоил, но я все равно не понимала, что именно произошло в императорском дворце.

Мы с Лу Хайкуном продолжили путь на север. Примерно спустя две недели из столицы пришло известие: император умер, на трон взошел его преемник. Им неожиданно оказался не наследный принц, а его дядя – младший брат покойного императора – принц Чжихоу. Большинство высокопоставленных сановников лишились должностей. Кто-то из влиятельных лиц был отправлен в отставку и вернулся на малую родину, а кто-то скоропостижно скончался при загадочных обстоятельствах. Единственным, кто сохранил высокое положение, был мой отец, первый министр Сун Циньвэнь, потому что он первый поклонился новому императору.

Мы с Лу Хайкуном как раз сели передохнуть в придорожной чайной. Несколько сюцаев ^[26] за соседним столиком тяжко вздыхали наперебой. Я не разделяла их благородных тревог за судьбы страны и народа, но внезапно подробности той странной ночи, когда сгорел дом генерала, сложились для меня в единую картину.

Пока Лу Хайкун молча пил чай, я в тишине приводила в порядок хаотичные мысли. Отец, генерал Лу и ныне покойный император были друзьями. Потом отец завел дружбу с младшим братом императора, а к старым друзьям охладел. Когда император захворал, его брат позарился на престол. Отец поддержал узурпатора, а генерал Лу сохранил верность наследному принцу. Поэтому дом генерала сгорел. И Лу Хайкун не посочувствовал мне, когда я сокрушалась, что втянула отца в неприятности. Потому что за убийствами и поджогом стоял мой отец! Мое появление застигло убийц врасплох. Они убежали не потому, что испугались меня. Они торопились доложить обстановку отцу. Вот почему Лу Хайкун спрашивал: «Ты здесь, чтобы спасти меня?» Вот почему он удивился тому, что я по неведению спутала планы отца. Вот почему наутро после пожара мы без помех вышли за городские ворота и до сих пор нам никто не препятствовал. Похоже, отец тайком оберегал нас. Как-никак я была его дочерью, а Лу Хайкун рос у него на глазах. В конце концов… предательство друга, с которым отец был близок десятки лет, далось ему непросто. Вероятно, он позволил Лу Хайкуну уйти, поддавшись добродетельному порыву, свойственному ученым мужам.

Я уставилась на Лу Хайкуна, спокойно пьющего чай, и снова вспомнила его поведение той роковой ночью. Все, что мне оставалось, – это тяжко вздохнуть. Прежний Лу Хайкун в силу возраста не смог бы понять происходящее. Сейчас он постепенно взрослеет, становится умным и сдержанным. Пережив такую трагедию, он, скорее всего, вырастет еще более серьезным и замкнутым…

Я вдруг почувствовала, как в душе закипает злость. Мне захотелось выдрать небесному стражу Ли усы и бороду – волосок за волоском. Ведь если бы ситуация развивалась иначе, то приняла бы гораздо более скорбный и безотрадный вид: дочь первого министра следует на север за генеральским сыном. С одной стороны, мальчик любит девушку, а с другой – глубоко ненавидит за то, что ее отец уничтожил его семью. Любовь и ненависть сплелись воедино. Отношение генеральского сына к дочери министра переменчиво: он то сближается со своей спутницей, то отстраняется от нее. Тем временем девушка вынуждена терпеть душевные страдания, но все равно решительно следует за генеральским сыном… Вот так неожиданно был разыгран второй акт спектакля о том, как несчастная женушка бегает за муженьком!

Небесный страж Ли, ты посмеешь плеснуть на сцену еще пару плошек черной собачьей крови? ^[27] Да у тебя перед входом в усадьбу, наверное, всюду валяются трупы собак! Иначе откуда берется этот неиссякаемый дешевый трагизм? Сколько еще горьких драм ожидают меня по дороге на север?! Вот только… С моим нынешним настроем и характером наших с Лу Хайкуном взаимоотношений разве смогу я удовлетворить прихоти небесного военачальника?

– Я отдохнул, Юньсян, – прервал мои размышления Лу Хайкун, допив чай и подняв голову.

Поглядев на серый незрячий глаз, я потрепала мальчика по голове:

– Пойдем.

Тревожиться бесполезно, будущее все равно наступит. Ребенок наверняка напуган больше меня. Однако он держится храбро, а я, разумеется, не могу уступать ему в смелости.

Глубокая ночь холодна, зато под одеялом тепло. Я проснулась от того, что Лу Хайкун пнул меня.

– Ну вот опять… – вздохнула я.

После побега из столицы Лу Хайкун плохо спал. Стоило ему уснуть, как он начинал беспорядочно пинаться, словно в судорожном припадке. Я держала его ногу, пока он не затих, и только тогда ослабила хватку. В белом свете луны, проникавшем через окно постоялого двора, я заметила на лбу Лу Хайкуна капли холодного пота. Этот малец днем притворялся взрослым, а ночью раскрывал свое истинное обличье. Каким бы сильным он ни был, изгнать кошмары из головы не мог. Чтобы мальчик спал после полуночи, я обнимала его, гладила по голове и нашептывала на ухо успокаивающие слова вместо колыбельной:

– Все хорошо, все хорошо.

Утром, проснувшись, я обнаружила, что лежавший в моих объятиях Лу Хайкун уже открыл глаза и глядит на меня.

– Почему ты не разбудил меня? – спросила я, позевывая.

– Ночь выдалась беспокойной. Я хотел, чтобы ты поспала подольше, – тихо ответил он.

Я застыла с широко открытым ртом, не в силах завершить зевок. Этот ребенок проникал в самую суть, как никто другой.

Мы вышли на улицу, чтобы позавтракать. Я остановилась перед прилавком и попросила:

– Дайте четыре баоцзы.

– Ладно, плати два медяка.

Торговец завернул белые баоцзы в промасленную бумагу и протянул мне. Я достала кошелек, открыла его и позеленела, как будто проглотила жабу. В кошельке оставались пара кусочков серебра ^[28] и три медяка.

Мои сбережения! Мой капитал! По пути на север сверкающее серебро утекало из кошелька… Сердце разрывалось от боли. Мне захотелось топать ногами от злости. Неужели я правда отказалась от беззаботной, привольной жизни в доме министра?! Взяла и все бросила?! Мне не терпелось надрать себе уши. Почему я так поступила? Бескорыстное служение, самопожертвование ради любви – этим я занималась? К чему разговоры о высоких идеалах и принципах? Разве к этому я стремилась? Да? Или нет?!

Я мысленно раздавала себе пощечины, но голос торговца заставил меня очнуться:

– С тебя два медяка, барышня.

Вздохнув, я неохотно выложила два медяка в обмен на четыре баоцзы.

Опустив голову, я встретилась взглядом с Лу Хайкуном. При виде его правого глаза, полного серой мглы, мой гнев и сожаление мгновенно исчезли, и я беспомощно улыбнулась. Все-таки у меня слишком доброе сердце.

Пока мы шагали по улице, поедая баоцзы, я спросила:

– Мы почти на севере. Куда именно мы идем?

Мой беспечный вопрос ошеломил Лу Хайкуна.

– Юньсян… Ты ушла со мной, ничего не зная?

Я сжала пальцами баоцзы и скривила губы:

– Ну да, я такая простушка, совсем не разбираюсь в жизни. Прошу прощения, что ничего не знаю. Места здесь красивые. Я провожу тебя, куда скажешь, и пойду своей дорогой.

Лу Хайкун был еще мал. Он растерялся, поспешно схватил мою руку, крепко прижал ее к груди и взволнованно уставился на меня. Его губы дрожали, но он не мог вымолвить ни слова. Точно так же, как той злополучной ночью, когда застрял в нелепой позе.

Я не знала, какое место занимала в сердце Лу Хайкуна, но не сомневалась, что хладнокровие мальчика было показным. Все, что нужно, – это найти правильные слова, и его защита рухнет. Моя шутливая угроза причинила ему боль.

Я долго смотрела на Лу Хайкуна, а потом погладила свободной рукой по голове.

– Шучу. Север слишком далеко. Я побоюсь возвращаться одна.

Он ослабил хватку, с трудом подавил панику и сказал:

– Я не упрекаю тебя. Просто я думал, что ты должна была знать. Я…

Мальчик не знал, как объясниться, опустил голову и с покорным видом уткнулся лицом в мою грудь. Он по-прежнему крепко держался за мою руку, как утопающий хватается за соломинку.

– Когда-нибудь я отведу тебя домой, Юньсян. Тебе нечего будет бояться.

«Вот дурачок! Я не побоялась покинуть Небесное царство, спуститься в Загробный мир и переродиться среди людей. Думаешь, я испугаюсь обычной прогулки? До чего же легко тебя одурачить!» – мысленно пробормотала я, отстраняясь от Лу Хайкуна.