Горло. Ему с чудовищной жестокостью перерезали горло, совершенно непостижимым образом: вместо хирургически точного сечения, как это обычно изображают, я увидела кровавое месиво, торчащее из рваной раны, будто кто-то или что-то вырвало ему трахею и оставило зловещий алый провал.

Мне стало дурно, я отшатнулась, прикрыв рот и едва не поскользнувшись в озерце крови. Из груди рвалось прерывистое дыхание, а подступающая волна тошноты стала невыносимой.

Гейб.

Я не могла отвести глаз от него, от головы, запрокинутой назад под столь неестественным углом, что не оставалось сомнений: он мертв, отрицать это бесполезно.

И все же! Все же лицо принадлежало Гейбу. Выдающийся с горбинкой нос, как у римского сенатора. Скулы. Изгиб рта. Колючая борода, мягкая кожа у основания шеи. Все это по-прежнему был Гейб, мужчина, которого я любила. Но смотрела я на его труп.

Ноги у меня чуть не подкосились, я на ощупь добралась до дивана и начала раскачиваться вновь и вновь, обхватив руками колени. Не сразу поняла, что издаю непонятный звук – полувой-полувсхлип, состоящий из имени Гейба.

«Неправда», – думала я. Не может такого быть. Не может, и все. Только не с Гейбом – добрым, веселым, крепким Гейбом, чьи большие сильные руки с одинаковой ловкостью способны и отвинтить тугую крышку, и наложить шину на крыло дрозда. Моим Гейбом, который мог все исправить, все починить, прижать к себе так крепко, что самый ужасный день становился терпимее.

Однако этого исправить не мог даже он.

Не знаю, сколько я просидела, не отрывая глаз от тела Гейба, пока лампочки системного блока мигали в отражении темной лужи крови. Десять минут? Двадцать?.. Меня безудержно трясло.

И все-таки я взяла себя в руки. Понимала, что нужно сделать, причем сразу, как только вошла в гостиную.

Дрожащими непослушными пальцами я нащупала в рюкзаке телефон. Я его не потеряла, точно не потеряла, «убер» же заказывала. Все равно он нашелся не сразу, да и экран не реагировал на прикосновения.

Кое-как вдоль стены я добралась до нашей кухоньки, где лежал зарядник. Лишь с третьей попытки вставила кабель в разъем – до того дрожали руки. Металл стукался о металл, на экране оставались кровавые отпечатки, а я пыталась еще и еще. Наконец получилось.

Телефон запускался мучительно долго. От меняющихся анимаций и логотипов рябило в глазах.

Дальше экран блокировки. Я набрала пароль и нажала на иконку трубки. Набрала экстренную помощь. И стала ждать.

Я думала, не смогу произнести ни слова. Но когда оператор взяла трубку, я заговорила удивительно ровным голосом.

– Полицию, – коротко произнесла я в ответ на все вопросы оператора. Сглотнула. Держи себя в руках. Держи себя в руках!.. Время и так упущено. – Пожалуйста, побыстрее. Мой муж… Его убили.

Следующие несколько часов сменяли друг друга, словно красочные кошмары. Сначала вой сирен, все ближе и ближе. Потом пульсирующий свет мигалок, придающий всему диковинный синий оттенок. Стук в дверь – и вот врываются полицейские. Они задавали вопросы, которые мне даже в голову не приходили. Установлена ли сигнализация? Мог ли посторонний до сих пор прятаться в доме? Были ли у Гейба враги?

Странно, конечно, но я об этом и не подумала. При мысли, что кто-то прятался наверху, пока я стояла над телом Гейба, меня вновь затрясло от холода. Впрочем, кто бы это ни был, он давно скрылся.

Что же до остального – конечно, Гейб не имел никаких врагов! Что за нелепость? Его все любили: друзья, клиенты, родные. Господи! Я вдруг представила, как сообщаю эту новость его родителям, и ужас случившегося накатил вновь, грозя захлестнуть с головой.

Меня проводили наверх, и добрая женщина-полицейский помогла переодеться из заскорузлых от крови вещей в чистые сухие брюки, а затем повела, беспомощно дрожащую, к полицейской машине.

Когда мы шли через холл (мой холл!), я обернулась и увидела криминалистов в белых комбинезонах. Они застелили пол и включили яркие лампы, заливающие все ужасным белым светом.

Комната закружилась перед глазами. Я отвела взгляд. Вдыхала и выдыхала. Сосредоточенно переставляла ноги, пока мы не добрались до полицейской машины.

Не знаю, сколько времени провела на заднем сиденье. Я дрожала, несмотря на протянутый кем-то плед и жаркий воздух от печки. В конце концов полицейский вышел и жестом подозвал коллегу, сидящую рядом со мной. Они тихо переговаривались снаружи, затем она села обратно, на сей раз в водительское кресло, и повернулась ко мне.

– Джеки, мы предлагаем проехать с нами в участок, не возражаете? Это ненадолго, только проясним кое-что, пока воспоминания свежие.

Я молча кивнула. На самом деле еще как возражала. Вот уж чего не хотелось, так это проживать кошмар вновь и вновь. Лучше бы заползти в темный уголок и кричать в ночь. Растолкать полицейских в холле, прижать к себе тело Гейба и всех послать подальше – пусть оставят нас в покое!

А еще напиться до беспамятства.

Но пришлось согласиться, прежде всего ради Гейба. Они были правы. Есть определенный промежуток, когда преступника выследить проще, а я упустила драгоценные минуты, а может, и часы, пока сидела в оцепенении.

Второй полицейский, намного ее моложе, сел рядом и тоже повернулся ко мне.

– Здравствуйте, Джеки. Я детектив Майлз. Спасибо, что решили поехать с нами. Мы постараемся побыстрее, но не хотим ничего упустить. Вам что-нибудь нужно?

Я покачала головой. Вообще-то, нужно. Гейб. Только он. На остальное плевать.

– Давайте еще раз обговорим время, – сказала женщина напротив. Голос у нее был мягкий, даже ласковый, а вот от слов хотелось плакать, кричать, сделать хоть что-нибудь.

Я безумно устала. Не спала больше суток, всю ночь пряталась от охранников, лезла на потолки, а дома меня ждало самое страшное зрелище в жизни. В глазах мутнело от изнеможения. А главное, я оцепенела и отупела от горя, в которое даже верилось с трудом, не говоря уж о том, чтобы его полностью осознать.

Теперь я сидела с детективом Майлзом, тем молодым полицейским из машины, и его напарницей, старшим детективом Малик. Она смотрела на меня со смесью жалости и терпеливости.

– Не могу, – прошептала я. – Больше не могу. Хватит.

– Понимаю. Вижу, как вам трудно. Вы нам очень помогли, рассказав о знакомых Гейба и прочем, а теперь мы лишь хотим в точности восстановить последовательность событий – и отпустим вас.

Я мечтала спрятать лицо в ладонях, закрыться от всего. Но я послушалась. Ради Гейба.

Глубоко вздохнула и приготовилась к последнему рассказу.

– Я вышла из участка в… – Какое там время я называла? События ночи понемногу меркли. – Извините, я очень устала. Кажется, около двух. Или нет, позже. В допросной посмотрела на часы, было два. – Я потерла глаза, в голове мутилось. – Заказала «убер» до «Арден-альянс», машина стояла там. Если нужен точный час, проверьте в приложении, во сколько меня забрали. Потом я пересела в свою машину и поехала домой.

– Все это время телефон был выключен?

– Не выключен, разрядился. Не знаю, во сколько. «Убер» я вызвать смогла, значит, еще работал, когда вышла из участка, а потом отключился.

– По навигатору ехали?

Я покачала головой.

– У нас его нет, машина слишком старая. Не сочтите за грубость, но к чему это? При чем тут навигатор и смерть Гейба?

– Для полной ясности. – Голос Майлза вроде бы успокаивал, детектив проявлял сочувствие как мог, но я почему-то ощетинилась.

– Я ведь все уже рассказала! Прямо… кафкианский кошмар! Мой муж умер, а вы меня расспрашиваете о батарейке в телефоне?

– Когда вы приехали домой? – спросила Малик, будто не слышала моего выпада. Ее добрый голос стал деловитее, она поняла, что я не желаю сочувствия.

– Около четырех, увидела на приборной панели, когда свернула в сторону дома. Припарковалась, отворила дверь, нашла… – Я закрыла глаза при мысли об этом ужасе. Тотчас вспомнилось изуродованное горло Гейба, и я в страхе открыла глаза. – Ну, сами видели.

– Ни отпечатков, ни следов борьбы?

– Нет. – Я покачала головой. – Все отпечатки ног мои. Ничего, ни следа – только кровь на ручке двери в гостиную. Это помню. Ее в первую очередь увидела и поняла: что-то не так.

– А как сидел Гейб, когда вы его нашли?

– Как бы склонился над компьютером. – Вернулось оцепенение, меня вновь охватила дрожь, только на сей раз не лихорадочная, а мелкая и неотступная, и тепло допросной вкупе с чашкой горячего кофе в руках совсем не помогали. – Если бы не кровь, подумала бы, что уснул. Он… – Я сглотнула, не в силах об этом думать. – На нем были наушники с шумоподавлением. Убийца… убийца, скорее всего, подкрался со спины и…

Договорить я не смогла. Горло сжалось, и я покачала головой.

– Что вы сделали потом? – спросил детектив Майлз.

– Попробовала его поднять. Подумала… даже не знаю. Что он упал в обморок, ударился головой. Сложно объяснить. Я его как бы толкнула на спинку, получилось с трудом, он был очень тяжелый… Тут он откинулся назад под собственным весом, и я увидела… его… Горло, оно… – Я глубоко задышала, едва держа себя в руках.

Малик с Майлз долго наблюдали за мной. Малик протянула мне коробку с салфетками.

– Извините. Понимаю, как вам тяжело. Что вы сделали потом? Было около четырех, верно?

– К-кажется. – Я сморгнула пелену с глаз. – Может, позже. Честно, не знаю. Я вроде бы впала в шок. Свернулась на диване и… немного сошла с ума. Не могла понять, что случилось…

Руки затряслись с новой силой, я чуть не уронила кофе. Все равно его не пила. Поставила кружку на стол и сжала руками колени, подавляя дрожь. Как им объяснить, что моя нервная система отказалась обрабатывать последовательность событий? Помню, как Гейб поздними вечерами писал код и ругался каждый раз, когда программа давала сбой – «ошибка: необработанное исключение». Вот так и со мной. Возник синий экран, и все. Если бы я только могла показать Майлзу и Малик сообщение об ошибке!

– Я… просто отключилась, – прошептала я. – Не в том смысле, что потеряла сознание. Ничего не делала, даже не шевелилась. Знаю, глупо. Надо было сразу звонить. А я… не могла. Совсем растерялась.

Непролитые слезы комом стояли в горле. Я не плакала с тех пор, как нашла тело Гейба – если сейчас начну, уже не остановлюсь.

– Простите, – с дрожью в голосе сказала я, глядя на обоих. – Простите. Если бы я могла вернуться и позвонить вам, я бы все исправила, но прошлого не изменишь. Я поделилась всем, что знаю. Мой муж умер! – провыла я последнее слово.

Не понимаю, зачем так сказала. Они всего лишь выполняли свою работу, я не просила о снисхождении из-за Гейба. Просто не сдержалась. Может, если проговорить вслух, поверить легче…

Хотелось плакать. Выплеснуть все: и невыносимое горе, и усталость. А я не могла. Почему? Внутри что-то сломалось.

Наверное, полицейские прочли отчаяние на моем лице: Майлз обменялся с Малик взглядом, а та пожала плечами и кивнула.

– Опрос Джакинты Кросс окончен в… восемь утра пятого февраля, воскресенье. – Она выключила диктофон и наклонилась ко мне. – Спасибо, Джеки. Вам пришлось нелегко, но вы нам очень помогли. Мы пока оставим ваш мобильный у себя, хорошо? Если нужно позвонить, воспользуйтесь нашим.

– Могу идти? – прохрипела я.

Малик сочувственно покачала головой.

– Извините, на место преступления нельзя. Вам есть где остановиться?

Закрыв глаза, я мысленно пробежала по списку людей, которым можно позвонить. В мозгу произошло короткое замыкание. То и дело вспыхивала мысль, но возвращалась все к тому же: вот Гейб склонился над компьютером. Вот его запрокинутая голова, а из шеи торчит трахея, как в «Чужом». Гейб, Гейб.

– У сестры, – наконец произнесла я. – Могу остановиться у нее. Она живет на севере Лондона. Позвоните ей?

– Конечно. Как ее зовут?