Арина прыснула, Мира закатила глаза. А я в сотый раз пригладила волосы и посмотрела на часы, одновременно проклиная себя за стучащее сердце и натянутые нервы. Нельзя, чтобы он заметил, как сильно я жду этой встречи.

– Я говорила ей, что Тимур добрый и просто не хочет сделать ей больно, – услышала я в перерыве между кричалками.

– Вы все еще меня обсуждаете?

– Прости, – Арина смущенно улыбнулась, – некрасиво с нашей стороны.

– Ладно. – Я махнула рукой. – Она, – указала на Миру, – все равно не успокоится.

– Можно подумать, это тайна и никто не знает, что ты восемь лет по нему сохнешь.

Я поморщилась.

– Вообще-то, – Мира вытащила трубочки, бросила их в раковину и, естественно, промахнулась, – целый год прошел, ты не думаешь, что у него кто-то появился?

Две вилки. Я воткну ей в ногу две вилки.

– Миш, ну нельзя принимать каждый заботливый жест за чувства. И тем более влюбляться из-за этого.

Я послала Мире взгляд, полный обиды, но она только отмахнулась. На что я рассчитывала: что она будет осторожно выбирать слова или, еще более невероятный вариант, ей хватит ума промолчать? Она всегда была такой – болтает что думает. И ее взгляды на мои чувства мне давно известны. Ничего нового.

– Если ты сегодня такая откровенная, то тут важно уточнить одну деталь, – огрызнулась я. – Все это было в прошлом. Я не видела его целый год. – Я сделала паузу. – Он мог измениться. Может, сейчас его увижу и пойму, что это на самом деле была просто детская влюбленность. И все.

– Хотелось бы, – сказала Мира, – смотреть на бесконечно тоскующую подругу очень депрессивно.

А чего хотелось бы мне? Сегодня я спрашивала себя тысячу раз, чего ждала от этой встречи, но ответа не находила. Тимур возился со мной, сколько я себя помнила. Первое время я даже думала, что он тоже мой брат, и бегала за ним хвостиком. Когда ребят взяли в «Викингов», родителям удалось пристроить меня в эту же школу в экспериментальную группу для девочек, и мы стали много времени проводить вчетвером: Макс, Роберт, Тимур и я. Из всех троих, игнорируя даже собственного брата, я липла к Тимуру при каждой удобной возможности. Мира говорит, у него комплекс героя и ему нужно опекать младенцев, спасать котят и переводить бабушек через дорогу, поэтому он был так рад распахнуть мне свои объятия. Мне же хочется верить, что он был рядом не поэтому. Он вел себя как рыцарь, защищал меня от нападок Макса и шуток Роберта, развлекал смешными историями, читал, играл и таскал мой баул. Ну и как мне было не влюбиться, когда в двенадцать лет он уже выглядел как предел моих мечтаний? Идеально взлохмаченные светлые волосы, зеленые глаза, желтые брызги веснушек на носу и щеках и искренняя дружелюбная улыбка.

Я думала, что чувства притупились за последний год, который мы не виделись. Казалось, катастрофа, унесшая жизни родителей, изменила во мне все привычки и привязанности. Но стоило Роберту упомянуть о возвращении Тимура, надежде понадобилось одно мгновение, чтобы воспрянуть духом.

– А мой кумир – Макс, – продолжала Мира.

– Да ладно? – Я рассмеялась. – Ты на километр к нему не подойдешь, сама же говорила, что боишься.

– Почему? – поинтересовалась Арина. – Он такой страшный?

– Нет. – Мира уставилась в потолок и поджала губы, вызывая его образ в памяти. – Он софо… фосо… он… Скво, ну что такое?

Ее задорный смех разлился по кухне, сопротивляться ему было невозможно и бессмысленно, поэтому мы подхватили и тоже расхохотались.

– Что ты хотела сказать? – Теперь уже я болтала ногами. – Что вы идеально друг другу подходите? Оба бессердечные и толстокожие?

– Он сфокусированный, – наконец выговорила она. – И мне по душе его типаж. – Она помедлила. – Мрачный Ромео. Прекрасный и опасный.

– Я бы хотела на него посмотреть. – Арина собрала наши пустые стаканы и отошла к окну, чтобы смешать нам новые порции. За дверью грохотала музыка, слышались возгласы и взрывы смеха. В гостиной шла своя вечеринка, а у нас на кухне – своя. И раз к нам пока никто не сунулся, значит, веселье развивается по правильной спирали.

– Посмотришь, – уверенно пообещала Мира, – но не более того. Он и словом с тобой не перекинется. Подружек Миши он не жалует, как, впрочем, и ее саму.

Арина раздала нам снова наполненные стаканы, а я вспомнила, что хотела сказать.

– Прошу прощения, но должна влезть со своим занудством. – Я хищно улыбнулась. – Макс был таким распрекрасным год назад. Это большой срок, девочки. За двенадцать месяцев зебра выносит свое потомство, а мышь восемнадцать раз родит. Поверьте: Макс изменился до неузнаваемости. Растолстел, полысел, зарос бородавками и превратился в слабохарактерного дурня.

Девчонки рассмеялись.

– Предлагаю тост за добрых принцев! – закричала я, почувствовав головокружительную эйфорию от смеха.

– Нет, – простонала Мира, – только не это.

– Да, – отрезала я, расхрабрившись, – а жалкий Ромео пусть катится ко всем чертям.

Мы стукнули бокалы друг о друга и рассмеялись.

– Роберт, когда ты просил меня присмотреть за твоей сестрой, ты не говорил, что у нее есть… определенного рода сложности, – раздался ледяной голос Макса. – Это в корне меняет дело.

Что?

В дверном проеме стояли Макс, Роберт и Тимур.

Я моргаю. Потом еще раз.

– О нет, – скулит Мира. – И давно они здесь стоят?

– Вы тоже их видите? – слышу я Аринин голос и в нем улавливаю восхищение.

Я вижу только Тимура, и никого больше. Молчу, потому что слова излишни. Его зеленые глаза смеются, когда встречаются с моими. И это, пожалуй, единственное, что осталось неизменным. Его удивительные глаза цвета мокрой хвои я не спутаю ни с чем. Мои губы растягиваются в непроизвольной улыбке, и я буквально чувствую, как каждый нейрон в моем мозгу кричит и стонет. Мой ответственный любимый гипоталамус синтезирует окситоцин со скоростью света, а задняя доля гипофиза бесперебойно качает его мне в кровь. Еще секунда, и я состою на восемьдесят процентов не из воды, а из гормона любви и доверия.

Я таю, захлебываюсь нежностью, меняю кожу на бархат. Пять минут назад я думала, что увижу его – и моя детская влюбленность пройдет.

Я отличный мастер прогнозов.

Моя детская влюбленность прошла в ту секунду, когда я утонула в его зеленых глазах и нырнула в глубокий вязкий омут пронзительного чувства под названием «любовь».

Глава 3

– Миша, что здесь происходит? – Роберт сделал шаг в нашу сторону. – Веселитесь, я смотрю, – и он посмотрел на мой стакан раздраженным взглядом.

Он недоволен. Очень. Недоволен.

– Ох ты, Капитан Очевидность, – закатила глаза Мира. – Что мы делаем такого запрещенного? Мы совершеннолетние, – дерзко заявила она, но, понизив голос, спросила у Арины: – Тебе же есть восемнадцать? А то этот поборник нравственности изведет нас, если что-то не в рамках закона.

Арина быстро кивнула, с благоговением и ужасом взирая на Роберта.

– Я спрашивал не тебя, – ответил он грубо, обращаясь к Мире. – Я и без этого знаю, что с тобой бесполезно разговаривать.

– Роберт, – я наконец заставила свой язык шевелиться, – ты с ума сошел? Мы не делаем ничего плохого. Просто болтаем. Выпили по коктейлю.

– Ты прекрасно знаешь, что с некоторых пор я тебе не доверяю, – прошипел он.

Похоже, тот единственный раз, когда я попала в небольшой переплет, Роберт будет вспоминать мне всю жизнь. Два года назад, умирая со скуки, Мира предложила отметить зороастрийский праздник – день летнего солнцестояния. В программу входило разжигание костров и купание. Я не знаю, какое отношение Мира имела к зороастрийцам, но сопротивляться ей бесполезно, поэтому мы отправились к берегу Пахры, вооружившись гитарой, картой звездного неба и лентами, чтобы вплетать в венки. По пути домой я потеряла сумку с телефоном и уснула в вагоне метро. Очнулась уже на конечной, слава богу, живая и здоровая. Домой добралась под утро и получила от родителей такой нагоняй, что до сих пор страшно вспоминать.

Отношения Миры и Роберта остаются для меня загадкой. Они необъяснимо терпеть друг друга не могут, хотя знакомы несколько миллионов лет – ровно столько, сколько мы с ней дружим.

Мира перевелась к нам в пятом классе из Воронежа. До нее у меня не получалось дружить с девочками. Я не могла поддержать разговоры про Барби и единорогов, а мое мнение про последний матч ЦСКА – «Спартак» никого не интересовало.

Она быстро смекнула, что может открыть мне новый чудный мир и увлечь своими идеями. А они рождались у нее в голове каждую секунду. Взять, к примеру, наши уроки по макияжу красками для рисования, от которых у меня началась аллергия, спасение бездомных кошек из подвалов, где меня укусила крыса, попытку попасть в сериал, когда мы топтались под дождем возле «Мосфильма», где я подхватила простуду, тайную поездку на автобусе в Рязань или изучение астрономии ночью на крыше многоэтажного дома.

Ну и все мы помним, кто привел меня на кружок по анатомии человека, из-за которого я бросила хоккей.

Мира все время искала новых ощущений, и чем старше она становилась, тем экстремальней были ее идеи. Мальчишки влюблялись, очарованные ее харизмой, а девчонки боялись ее колких замечаний. Впрочем, ей ни до кого не было дела, она дружила только со мной.

Роберт был единственным, кто не выносил ее на дух, и Мира отвечала ему взаимностью. Их общение неизменно сводилось к словесным перепалкам, а я испытывала чувство вины за то, что не могу погасить их тлеющую вражду.

– Как же ты планируешь оставить Мишу, если не доверяешь ей? – Мира скрестила руки на груди и вызывающе посмотрела на Роберта.

Очень плохая идея.

– Наши с сестрой дела тебя не касаются, – выдавил Роберт. – Я знаю, что это ты организатор всех проблем, поэтому, когда крутишься рядом, о доверии не может быть и речи.

Она поджала губы, нахохлилась и всем видом дала понять, что отказывается воспринимать слова Роберта.

– Видишь, Макс, с чем приходится иметь дело. Тебе нужно держать Мишу подальше от этого генератора тупых идей. – И он кивнул в сторону моей подруги.

Я ждала, что Мира взорвется, но она только переводила изумленный взгляд с Роберта на Макса. Тимур чуть нахмурился: он не любил, когда плохо говорили о девушках. Ах, Тимур… окситоцин все еще носился по моей крови и расправлял мои мозги, и я легко игнорировала слова брата. Наверное, я еще полвечера разглядывала бы Тимура, блаженно улыбаясь, если бы Мира не гаркнула:

– Миш, приди в себя.

– Что? – Я нахмурилась.

– Сосредоточься, – прошипела она, – и послушай.

– Во сколько она должна сообщать, что пришла домой? – Голос Макса был отстраненным и холодным – ничего необычного.

Роберт почесал голову.

– Думаю, в десять. Позже ходить по улицам небезопасно.

О ком они говорят?

– А подруга? – Макс указал на Миру.

– Если тебе не нужна головная боль, ограничь их общение, – сказал Роберт и открыл холодильник. – Хочешь есть?

Макс отрицательно покачал головой и уставился на меня немигающим взглядом. А он несильно изменился за последний год: такое же скучающее выражение лица, презрительно поджатые губы и неизменное равнодушие.

Я поежилась: Макс всегда приводил меня в странное состояние, хотелось бежать со всех ног подальше. Я пожала плечами и отвернулась, он меня не интересовал, меня влекло к Тимуру.

Неожиданно я уловила предупреждение, оно стучало в голове негромко, но настойчиво. Я насторожилась, пытаясь понять причину беспокойства, посмотрела на Миру, она вопросительно подняла брови и кивнула на Макса. Я нахмурилась и снова взглянула на него – он продолжал стоять, уставившись на меня, теперь в его взгляде появился вызов.

И тут до меня дошло.

– Что? – прошептала я. – Что ты сказал, когда вошел?

– Я сказал, если у тебя… хм… некоторые сложности, – он кивнул в сторону подоконника, уставленного бутылками, – то это совсем другая история.

– История с чем? – прошипела я, чувствуя всем телом напряжение в воздухе.