Наталья Андреевна оказалась немного полноватой пенсионеркой, выглядевшей немного моложе своих лет. Она почему-то совсем не удивилась визиту сотрудника полиции и тому, что у него оказались вопросы относительно ее периода работы в домохозяйстве чиновника. Пригласив Гурова в очень опрятную, пусть и старомодно обставленную квартиру, Скворцова уселась на стул и внимательно посмотрела на него, ожидая вопросов.

– Вам что-нибудь известно о недавнем происшествии в квартире вашего бывшего работодателя? – задал Лев вопрос, усаживаясь напротив нее.

– А что там еще произошло? – заинтересовалась Скворцова.

– А вам что-то известно о нескольких происшествиях?

– Из последних происшествий, которые произошли в этой семье, мне известно только о смерти Тамары Леонидовны и о том, что Полиночка пошла вразнос, а до этого никому нет дела, – поджав губы, ответила бывшая домработница. – У них что-то еще случилось?

– Что вы знаете об ограблении квартиры Симутенковых? – задал новый вопрос сыщик, внимательно вглядываясь женщине в глаза.

– Боже мой! Накаркали они все-таки на свою шею! – воскликнула Скворцова.

– В каком смысле? – не понял Гуров. – Они кому-то говорили, что их хотят ограбить?

– Насчет этого я ничего не знаю, а вот меня в воровстве эта вертихвостка обвиняла, – ответила пенсионерка. – Продукты я у нее, видите ли, из холодильника ворую! Можно подумать, я с голодного Поволжья сюда приехала, или на дворе гнилые 90-е стоят!

Скворцова охотно рассказала Гурову свою версию событий. По ее мнению, новая жена чиновника невзлюбила ее еще тогда, когда Тамара была жива. Бывшая домработница заподозрила, что она крутит роман с Симутенковым, и пообещала Светлане, что все расскажет его жене, если та не прекратит увиваться вокруг чиновника. Рассказать о своих подозрениях она так никому и не успела, а сразу после смерти Тамары Светлана начала настраивать Симутенкова против домработницы, нанятой его покойной женой. Когда ей это не удалось, она попросту выдумала историю с пропадающими продуктами и заставила мужа уволить старую прислугу.

– Значит, об ограблении квартиры Симутенковых вы ничего не слышали? – терпеливо дослушав пламенную речь бывшей домработницы, спросил Лев.

– Представьте себе, нет! – язвительно ответила Скворцова. – Москва хоть и большая деревня, но не настолько она село, чтобы я о каждом шорохе в квартире соседей знала. У нас даже дворы на разные стороны улицы выходят, чтобы меня заподозрить в том, что я всякие сплетни собираю.

Гуров встал и, подойдя к окну, посмотрел на противоположный дом.

– А разве это не окна квартиры Симутенковых? – спросил он, увидев знакомые занавески, которые получасом ранее наблюдал в спальне у чиновника.

– Может быть, – не поднимаясь со своего места, проворчала Скворцова. – Только я не дряхлая любопытная бабка, чтобы у окошек сидеть и за чужими квартирами подсматривать.

– Так я и не обвиняю вас в шпионаже, – рассмеялся Лев. – Просто, может, вы случайно видели в их квартире посторонних?

– Какие посторонние! – фыркнула бывшая домработница. – После того как эта мегера там поселилась, к ним даже Полинины подруги приходить перестали. У них, по-моему, вообще в гостях никого не бывает. По крайней мере, я никого не видела. Конечно, я не часто на их окна внимание обращаю, но если попадутся мне случайно на глаза, кроме Светланы, Ивана, Полины и их новой домработницы, там вообще никого не видела… Хотя нет, видела там однажды незнакомого мужчину. Ходил как у себя дома. Видимо, новый любовник этой стервы Светки.

– Когда это было? – встрепенулся Гуров.

– А я помню? Несколько месяцев назад. Точнее не скажу. Да, вы дату у их соседей можете уточнить, там праздник какой-то отмечали. С балкона фейерверки запускали.

– А вот это уже интересно…

Гуров достаточно хорошо за годы службы научился разбираться в психологии человека, чтобы почти с самого начала разговора понять, что пенсионерка так и не простила новой жене Симутенкова старое обвинение в воровстве. Даже несмотря на то, что ее работодатель, по его словам, выплатил ей щедрую компенсацию и за это обвинение, и за последующее увольнение.

Он чувствовал, что Скворцова ни физически, ни психологически не была способна на преступление, но проверить все факты ее биографии, касающиеся последующей вслед за увольнением жизни бывшей домработницы, был обязан. А для того чтобы обострить память женщины и относительно того, что она, возможно, видела в квартире чиновника предполагаемого квартирного вора и относительно всего, что произошло с ней за последний год, Лев решил сменить тему разговора и расспросил Скворцову о том, как она работала в квартире чиновника, какие обязанности исполняла, какие взаимоотношения были между ней и Симутенковыми, а также между членами семьи. Где хранились в доме ценности, и кто имел к ним доступ, как часто в квартиру приходили гости, и не говорил ли чиновник о каких-то врагах и недоброжелателях. На все вопросы он получал вполне подробные ответы, которые, впрочем, пока картину преступления никак не проясняли.

– А вы сами часто рассказывали своим знакомым о том, что творится в семье вашего бывшего работодателя? – поинтересовался он.

– Во-первых, молодой человек, я не болтливая особа. Если бы не ваша должность, я бы с вами даже обсуждать Ивана и его семью не стала, – отчитала его Скворцова. – Во-вторых, подруг у меня мало, да и возраст не тот, чтобы часто в гости мотаться. Бывало, конечно, на эмоциях, расскажу вкратце какой-нибудь эпизод, но не более того. А в-третьих, детей у меня нет. Поэтому моими переживаниями в личной жизни и на работе некому интересоваться, и делиться мне ими тоже практически не с кем.

– А в то время, пока вы работали у Симутенковых, ни вы, ни кто-то из членов семьи ключи не терял?

– На моей памяти такого не было, – покачала она головой. – Если кто-то и терял ключи, мне об этом ничего не известно. У них дубликаты от всех ключей хранились в отдельной шкатулке, но пока я там работала, никто из семьи их оттуда не брал.

– Тогда почему вы решили, что в тот день кто-то чужой в доме находился? – поинтересовался Гуров. – Раз ключи никто не терял, то и постороннему туда попасть трудно. Замки я сам видел. Их просто так не вскрыть.

– Я, может быть, и не очень хорошо уже вижу, но Симутенковых прекрасно знаю и даже издалека ни с кем их не перепутаю, – снова с недовольством произнесла Скворцова. – Тем более что в квартире ходил мужчина, и это точно не Иван. Ваня полноватый, лысоватый и невысокий, а этот был худощавый, среднего роста, да и движения у него были быстрые, но плавные, какие у спортсменов бывают. А Иван, как зажравшийся кот, медленно и лениво двигается.

– Может быть, вы еще и лицо незнакомого визитера рассмотреть смогли? – без надежды на успех спросил Лев.

– Молодой человек, я сказала, что достаточно хорошо вижу, но зрение у меня не орлиное, чтобы я через дорогу лицо человека рассмотреть могла, – фыркнула пенсионерка. – И хотя он свет в квартире зажигать не побоялся, к окнам близко все равно не подходил. По фигуре и движениям, наверное, смогла бы узнать, а вот в лицо этого гостя не видела. Думаете, это он Симутенковых обворовал?

– А почему вы вообще в тот вечер на их окна смотреть стали?

– Я же сказала, что соседи петарды и фейерверки с балкона запускали, – устало пояснила Скворцова. – Грохот стоял, вот я и посмотрела, что снаружи происходит. Тогда и заметила, что у Симутенковых кто-то по квартире ходит. Я сначала подумала, что это Полина, и лишь потом поняла, что какой-то мужик.

Больше ничего полезного от бывшей домработницы чиновника Гуров узнать не смог, зато окончательно уверился в том, что к ограблению квартиры Симутенковых она никакого отношения не имеет. Конечно, нельзя было окончательно исключать вариант того, что пенсионерка водит его за нос, но Лев почти не сомневался в том, что женщина была в беседе с ним абсолютно искренна. По крайней мере, никаких противоречий в ее показаниях он найти не смог. Возможно, Скворцову нужно будет проверить тщательней, но лишь в том случае, если для этого появится повод. А пока Лев решил пообщаться с Полиной.

В материалах дела о девушке почти не было информации, за исключением номера ее телефона и того факта, что она могла подтвердить свое алиби. Никакой личной информации она Шайхутдинову не предоставила – ни о друзьях, ни об увлечениях, ни о том, где ее обычно можно найти. Может быть, просто не захотела рассказывать следователю о том, что скрывала от семьи, а может быть, капитан ее и не спрашивал – все-таки главной подозреваемой в этом деле девушка не числилась. Выйдя от Скворцовой, Лев сразу же набрал номер Симутенковой-младшей.

– Полина Ивановна, полковник Гуров из Главка вас беспокоит, – официально представился он. – Мне нужно с вами побеседовать.

– Беседуйте, – спокойно ответила девушка.

– Не по телефону.

– А у меня нет желания с вами встречаться, – невозмутимо проговорила Полина.

– Давайте не будем усложнять ситуацию и портить отношения друг с другом, которые еще вообще не начались, – не прореагировал на ее выпад Гуров. – Я не хочу вас принуждать ко встрече со мной, а на уговоры у меня нет времени. Мне нужно лишь пару десятков минут вашего внимания. Думаю, в ваших же интересах помочь отцу вернуть украденные средства. От Натальи Андреевны я слышал, что раньше вы были вполне благоразумной девушкой…

Несколько секунд в трубке царило гробовое молчание.

– Наталья Андреевна была права, я действительно раньше считалась благоразумной, – с горькой усмешкой произнесла Полина после паузы. – По большому счету, на украденные у папеньки деньги мне плевать: еще заработает. Но вы мне ничего плохого не сделали и осложнять вам вашу работу было бы неблагоразумно с моей стороны. Я постараюсь побыть благоразумной полчаса, поэтому буду ждать вас в ресторане на улице Косыгина, неподалеку от смотровой площадки Воробьевы горы. Часа, чтобы добраться туда, вам хватит?

– Вполне, – ответил Лев и отключил связь.

На Воробьевых горах вовсю гулял ветер. И летом, и зимой Москва со смотровой площадки выглядела куда более привлекательно, чем в это серое, невзрачное время года. Деревья в природном парке, тянувшемся до Москвы-реки, выглядели озябшими и тоскливыми, и вообще все вокруг казалось унылым, промозглым и брошенным на произвол судьбы. Гуров поднял воротник пальто и торопливо зашагал к ресторану, в котором ему назначила встречу Симутенкова.

Полина оказалась девушкой совершенно посредственной. Не худая, не полная, не высокая, не низкая, не красавица, но и не дурнушка. Может быть, девушка выглядела бы более привлекательной, если бы не следы длительного загула на лице: нездоровая бледность, круги под глазами, отекшие веки и покрасневшие белки глаз. Гуров никогда не понимал тех людей, кто, оказавшись в трудной жизненной ситуации, опускает руки и начинает проматывать собственную жизнь. Он сам был бойцом, не умеющим сдаваться, и уважал таких же людей, поэтому невольно почувствовал к Полине некоторое презрение, смешанное с жалостью.

– Еще раз здравствуйте, Полина Ивановна, – проговорил Лев, присаживаясь за столик к девушке и окидывая взглядом почти пустой зал ресторана.

– Поли, – поправила его Симутенкова. – Можно называть меня просто Поли.

– Как скажете. Оценивать красоту имен – не мой курятник. Перейдем сразу к делу. Я хочу знать, кому из своих друзей вы рассказывали о том, что хранится в вашей квартире?

– О том, что у меня богатый отец, знают все, – пожала она плечами. – А о том, что именно у него есть… было, даже я не знаю…

– То есть о том, что отец хранит дома приличные суммы денег и коллекцию дорогих часов, вы друзьям не рассказывали?

– Нет, – хмыкнула Полина. – Их такие вещи не интересуют.

– Отлично. Вот я сам ваших приятелей об этом и спрошу. – Лев протянул ей блокнот и ручку и добавил: – Пишите сюда имена и адреса тех, с кем обычно проводите время.

– С какого перепугу? – возмутилась девушка, резко отстраняясь от блокнота, словно тот мог ее укусить.