– … Ник, – мой шепот вырывается, кажется, слишком тихо, когда я вижу, как женщина бросается в его сторону с ножом. Однако, парень моментально смотрит на меня и прослеживает за взглядом.

– Я же обещал, – тихий шёпот Ника, и он всаживает кол в шею Адама, снизу, где находится подбородок.

Глаза Адама расширяются, а женщина ножом задевает Ника, когда первый начинает захлебываться собственной кровью, харкая сгустки прямо на пол.

Ник оборачивается, будто не чувствуя боли, хватает её за запястье и сжимает так, что сустав хрустит. Одним движением Ник перехватывает клинок и тут же вгоняет ей под ребро. Женщина захлёбывается собственным криком, глаза округляются, а Ник, не моргнув, разворачивает лезвие и резким движением рвёт плоть вверх. Внутренности рвутся, кровь брызжет на одежду Ника.

Меня мутит.

Остаются ещё двое мужчин и одна девушка. Все с оружием, кто с железным прутом, кто с ножом. Их лица искажены ужасом и яростью.

Пока все они бросаются на Ника, то в этот момент Джеймс, наконец, освобождается. Парень, шатаясь, бросается ко мне, хватается за нож. С его губ слетает сиплый выдох, и он быстро разрезает верёвки над моей головой, тут же подхватывая меня.

– Шоу… держись, только держись, – почти умоляет парень.

Ник, уже весь в крови, не оборачиваясь, идёт вперёд, за последним, кто с ужасом выбегает в коридор. Его шаги тяжёлые, но уверенные.

Джеймс вместе со мной на руках двигается прямиком за ним, когда мой взгляд улавливает слишком большое количество тел и крови. Она повсюду.

На стенах. На полу. Даже на потолок попала.

Я смотрю на все это с ужасом, не понимая, как человек на такое в принципе способен…

Когда мы оказываемся в той самой комнате, куда изначально и пришли, то Ник уже замечает один из наших рюкзаков. Ник приседает, молча расстёгивает молнию и достает пистолет.

С криком бегущий мужчина оборачивается, но в этот миг раздаётся хлопок выстрела. Пуля входит прямо в затылок, и кровь брызжет на стену. Мужчина падает, будто марионетка с перерезанными нитями.

Спина Ника напряжена, да и не только она, скорее каждая частичка тела.

Джеймс останавливается позади вместе со мной, а взгляд Ника скользит по обстановке, когда все мы обращаем на тихое дыхание и едва различимые всхлипы.

В углу комнаты два мальчика, те самые, которых мы видели раньше. Они стоят прижавшись друг к другу, сжимая в руках вилки и маленькие кухонные ножи. Их пальцы дрожат, глаза полные слёз, но они не двигаются.

– Больше никого не осталось, – говорит Джеймс тихо, когда Ник смотрит на этих двух детей. – И что мы теперь с ними будем…

Джеймс не успевает договорить, когда улавливает движение Ника, а именно то, как он поднимает ту самую руку с пистолетом и…

Хлопок.

Один.

Второй.

Тела детей тут же падают, а кровь расплывается по полу тонкими струйками.

Тишина. Правда, длится она всего несколько мгновений, за которые мы осознаем произошедшее.

– НИК!!! – кажется, что это прорезался мой голос, и крик принадлежит мне. – Что ты, мать твою, наделал?! Они просто стояли! Просто стояли!!! Это же…

Дети.

Они были детьми!

Вот, что Джеймс собирался сказать, но вновь замолчал. Я почувствовала, как его хватка усилилась, рука парня на моей ноге едва сильнее сжалась.

– Я облегчил их страдания. Ты видел раны, Джеймс, – спокойно отзывается Ник и впервые поворачивается к нам, встречаясь глазами, – они уже были мертвы и мучились. Это… вынужденная мера.

– Вынужденная мера?! – Джеймс почти срывается, голос дрожит от ярости и отчаяния. – Ты вообще слышишь себя? Это были… дети… Всего лишь дети, Ник.

Его дыхание рваное, он едва удерживает равновесие со мной на руках.

Ник приближается, тяжёлые шаги отдаются в ушах. Он убирает пистолет вниз, но взгляд его колючий и неотрывный.

– Они держали оружие, – тихо отвечает он, – значит, они сделали свой выбор. Здесь нет невинных. Ни одного. И они были больны.

– Оружие? Это были столовые приборы… Всё-таки ты псих, – шипит Джеймс, сжимая зубы.

Тишина становится невыносимой.

Я чувствую, как Джеймс напрягается, его пальцы впиваются в моё тело, будто он готов встать между нами. Но он так и не делает шаг.

Взгляд Ника перемещается на меня, когда он произносит:

– Мне их тоже жаль, Джеймс, хоть я этого и не показываю. Но в нынешнем мире нет места для жалости, как и нет места для сомнения. А теперь… отдай мне Шоу.

– Нет.

– Нет? – Ник выгибает бровь. – Ей нужна помощь.

Я же смотрю на кровь. Она у него везде. Не только на одежде, но и на руках, и даже на лице.

Джеймс понимает, что сказал и что сейчас не время для выяснения отношений.

– Нужно остановить кровь, – Джеймс так и не передает меня Нику, а кладет на стол, с которого одной рукой скидывает все лишнее. Ножом он разрезает ткань, чтобы частично избавиться от неё, не снимая одежды.

– Раны небольшие. Ничего сложного. Остановим кровь. Шоу, всё будет хорошо. Оставайся в сознании. Будет больно.

Ник достает из рюкзака аптечку и протягивает ему со словами:

– Если ошибешься, то…

– Что? Застрелишь меня также хладнокровно, как и детей?

Ник молчит, лишь кидает в мою сторону обеспокоенный взгляд. Вероятно, парень понимает, что у Джеймса больший опыт в оказании помощи, чем у него, поэтому не спорит, когда в другой ситуации уже добился своего бы.

Джеймс берет в руки определенные предметы и ими начинает… штопать меня, перед этим обработав рану.

Я терплю, вырывается только мычание, а Ник держит меня, чтобы я не дергалась, хотя при всем желании не факт, что получилось бы.

Он смотрит мне прямо в глаза. И я знаю, что парень там ищет. Признаки осуждения. Того поступка, что он сделал.

Да, Джеймс не понимает и был удивлен такому исходу событий с детьми.

А я? Что я?

Я уже знала. Ещё тогда, когда в прошлый раз нас с Ником чуть не застрелил мальчишка и когда Ник признался, что убил бы его.

Я видела сомнения в нем, да, всего лишь капли, но оно было. А ещё решимость и готовность пойти до конца.

Поэтому сейчас я не испытала удивления, лишь страх от осознания, что он всё-таки сделал это.

Пытаюсь понять, правда, и даже частично понимаю… Ведь, ранения у одного из тех мальчиков было слишком ужасным. А что насчет второго? Мы же не знаем наверняка.

И мыслями отвлекаться легче, когда отчетливо чувствуется манипуляции с ранами.

Пальцы Джеймса дрожат, губы плотно сжаты, и он не поднимает взгляда на Ника.

Последний молча прижимает моё плечо к столу, его ладонь тяжёлая и тёплая, и я чувствую, как будто он специально делает это чуть сильнее, чем нужно, чтобы боль отвлекала меня от вопросов. Его взгляд не отрывается от моего лица.

Осуждаю ли я его…?

Не знаю.

Наверное, больше нет, чем да…

Я правда пытаюсь оправдать убийство детей?!

БОЛЬНО!!!

Вздрагиваю всем телом, а руки Ника прижимают меня обратно к столу.

– Осторожнее, – произносит он для Джеймса сквозь зубы. Последний ругается себе под нос и ещё некоторое время мучает меня, останавливая кровотечение, чтобы дальше опустить руки и выдохнуть.

– Всё.

Он переводит взгляд на Ника, и в нём снова вспыхивает ненависть.

– Ты думаешь, я сделал это ради удовольствия, да? – спрашивает вдруг Ник, тихо, почти шёпотом, но так, что слова будто разрезают воздух. – Нет, Джеймс. Я сделал это ради того, чтобы мы выжили. Ради Шоу. Даже ради всех нас.

– Ради нас, Николас? Ты сам себе врёшь, – Джеймс лишь спокойно усмехается и качает головой. – Это была бойня. Ты мог оставить их в живых, но нет… ты решил, что ты… Бог.

Мгновение, и они стоят друг напротив друга. Ник выше, спокойнее, в его глазах только ледяная решимость. Джеймс же дрожит от ярости.

Я пытаюсь подняться или хотя бы пошевелиться, хочу остановить их, но из-за дурацкого наркотика ничего из этого не могу сделать.

Чёрт!

Джеймс бросает взгляд в сторону, туда, где остались трупы и качает головой:

– Нужно уходить.

– Нет. Останемся, пока Шоу окончательно не придет в себя.

– Если ты не можешь, то я понесу её. Но она здесь не останется.

Вижу, как в Нике из-за слов Джеймса всё натягивается, как его глаза темнеют.

– Ты к ней и пальцем не прикоснешься, Джеймс. Здесь безопасно.

– Здесь одни трупы. Если ты чокнутый, можешь спокойно оставаться среди них, это не значит, что все остальные такие же, Николас.

В комнате снова становится так тихо, что слышно, как капли крови падают с ножа на пол.

Ник делает шаг ближе, и воздух сразу тяжелеет. Его голос всё такой же ровный, но от этого только страшнее:

– Я сказал, мы останемся. Здесь. Пока ей не станет лучше.

– Ты думаешь, у тебя есть право решать за неё? За нас?! Ты ничем не лучше этих ублюдков, Ник. Только кровь, только смерть вокруг тебя.

На миг Ник замирает, но потом усмехается краешком губ:

– Может, так и есть. Но именно поэтому мы всё ещё живы.

Джеймс резко хватает Ника за ворот кофты, рывком притягивая к себе. Их лица почти соприкасаются, я слышу тяжёлое дыхание обоих.

А я, чертовски беспомощная, пытаюсь выдавить хоть звук:

– Хватит…

Оба поворачиваются на меня.

Джеймс сквозь зубы ругается, но уступает Нику… Или думает о том, как идти на поверхность, когда я в таком состоянии?

– Ладно. Останемся. После сразу уходим.

Он отходит, а Ник, наоборот, подходит ко мне и его взгляд перемещается на мои ранения. Парень осторожно касается их, проводит пальцами и замирает…

Если бы могла, то спросила бы, о чем он думает. Но могу лишь догадываться.

Замечаю, как Джеймс взял с дивана одеяло и вместе с ним направился к трупам детей, чтобы… прикрыть их.

Его движения резкие, будто каждое прикосновение к мёртвым детям обжигает его. Парень замирает на секунду, кулаки сжимаются, и по его лицу легко прочитать, он едва сдерживает желание врезать Нику.

Ник же будто не замечает. Его пальцы всё ещё лежат на моей коже, слишком медленно, слишком внимательно, словно он не про рану думает. В его взгляде что-то тяжёлое, невыразимое словами: и вина, и холодное оправдание самого себя.

В плане ощущений и мыслей меня бросает из стороны в сторону, но Ник… он всегда, и сейчас, и раньше, мог ловко управлять и направлять меня.

Он наклоняется, после садится на корточки так, что наши лица остаются на одном уровне.

– Прости.

За что он извиняется? За то, что мы попали в такую ситуацию? Тогда это нужно извиняться мне. За то, что сделал всё это? Перерезал здесь всех? Но ведь… я этого сама и пожелала. Хотела, чтобы их семью настигло наказание, чтобы они все сдохли. Я совру самой себе, если буду отрицать это. Или за то, что убил детей?

Вспоминаю, как папа застрелил Мари. Вернее, безумную Мари. Осудил бы он сейчас Ника на моем месте?

Я не могу.

И от этого становится ещё страшнее. Что я в некоторой степени прощаю такую жестокость, даже, вернее, закрываю глаза или смотрю сквозь пальцы?

Ник целует меня в лоб, касается кровавыми губами моей кожи.

Его поцелуй холодный и горячий одновременно. Слишком короткий, но оставляющий след, будто клеймо. И я понимаю, это не нежность, нет. Это обещание. Или напоминание, что теперь мы связаны ещё крепче, чем до всего этого.

Моя грудь сжимается, дыхание сбивается. Я должна чувствовать отвращение, злость, всё что угодно… но вместо этого есть лишь осознание перемешанное со страхом.

– Не смотри так, – тихо шепчет Ник, отводя взгляд в сторону. – Ты знаешь, Шоу, что я это сделал для защиты.

Он неправильно расценивает страх в моих глазах. Не из-за того, что Ник сделал это, а из-за того, как я среагировала.

Джеймс видит этот жест, этот поцелуй, и для него это словно последняя капля. Парень ничего не говорит, но я и так вижу во взгляде всё невысказанное.