Через три года родилась я, а когда немного подросла, то стала сопровождать папу на премьерах и даже получила крошечную роль в самом последнем фильме про Пазлоликого. Даже когда отец вышел на пенсию, мы с ним по-прежнему сходились в любви к фильмам ужасов, смотрели новинки и вместе ездили на фестивали любителей хорроров. Особенно после его развода с мамой ужастики помогали нам не терять связь друг с другом, а еще гарантировали, что он не чувствует себя одиноким.

По этой же причине мне, к несчастью, не хватало духу признаться ему, что я ухожу из киноиндустрии.

Из кухни послышался топот маленьких ножек, за которым последовало появление комка черно-белого меха.

– Цветик!

Самку скунса, которую отец «спас» вскоре после переезда в коттедж – хотя я не совсем уверена, что она вообще была в опасности, – звали Златоцветик, но мы сокращали ее имя до Цветика. Потому что это было мило, а еще из-за ее характера.

– Цветик, ко мне, девочка!

Скунс остановился передо мной, потопал лапами и быстро сдал назад, когтями поскрежетав по ковру.

– Ты еще помнишь меня?

Она повторила маневр с отбеганием, явно не радуясь тому, что в ее владения вторглась незнакомка. И неважно, что мы уже виделись несколько раз до этого.

– Она не в духе, потому что еще не ужинала. – Отец вошел в гостиную. – В холодильнике есть немного нарезанного перца. Возможно, тебе удастся завоевать ее расположение при помощи угощения.

Я проследовала за ним на кухню, где он достал пластиковый контейнер с кубиками красного сладкого перца. Я предложила скунсу несколько кусочков, и она быстро сгрызла их, разглядывая меня из-за своих маленьких лапок и громко хрумкая. Закончив, она сразу же вразвалочку направилась к своей лежанке, где свернулась клубком и заснула. Это не было перемирием, но она хотя бы не стала бросать мне вызов снова.

– Хочешь пива?

Отец стоял перед открытым холодильником, задержав руку над банками светлого пива.

– Нет, спасибо.

– Как насчет кусочка хлеба на закваске? Уже должен остыть.

Я забралась на один из табуретов у барной стойки.

– От этого я точно не откажусь.

Сияя от гордости, папа отрезал мне толстый ломоть домашнего хлеба, стоявшего на печи. Он щедро намазал его сливочным маслом, положил на тарелку и подтолкнул ее к другому концу стойки.

– Благодарю.

Я откусила большой кусок, наслаждаясь ароматной хрустящей корочкой. После выхода на пенсию выпечка хлеба стала еще одним хобби моего отца, и этому я была более чем рада.

– Как идут съемки?

– Нормально.

Он посмотрел на меня, вытаскивая посуду для приготовления соуса.

– Всего лишь нормально? Вокруг него много шумихи. Прошлый фильм был немного неудачным…

– Спасибо, пап.

– …и я подумал, что этот мог бы стать настоящим хитом, который заставил бы всех забыть про тот! Вот и все, что я хотел сказать. – Он отрезал кусок хлеба и себе. – И эта драная мочалка, твой прежний агент, еще пожалеет, что ей хватило наглости бросить тебя.

Он плутовато подмигнул мне.

– Ага…

Я понимала, что он пытается помочь, да только у него выходило лишь напоминать мне о моих неудачах – и том факте, что я все еще не сказала про свое решение уйти.

Я не была до конца честна с отцом и из-за этого чувствовала себя прескверно. Фильмы ужасов скрепляли наши отношения начиная с того дня, как он показал мне «Полтергейста»^[34], хотя я была еще слишком мала для этого, и заканчивая тем разом, когда мы оба по-фанатски радовались встрече с Гуннаром Хансеном^[35] на одном из фестивалей. (Он даже попозировал с нами для фото, держа в руках настоящую бензопилу из «Техасской резни бензопилой».) Отец никогда не заставлял меня идти в актрисы, но он был в таком восторге, когда я получила свою первую большую роль… Билеты с той премьеры он поместил в рамку, которая до сих пор висела на стене в его гостевой спальне.

Я не могла даже представить себе выражение его лица, когда скажу ему, что он больше никогда не побывает ни на одной премьере моего фильма.

– А еще я собирался поговорить с тобой кое о чем. – Отец закинул корку хлеба себе в рот. – Об одной возможности.

– Да?

– Ну, скорее услуге.

– Ладно…

У меня появилось дурное предчувствие.

– Один из моих приятелей, знакомый со времен ранних фильмов про Пазлоликого, дописывает сценарий для нового проекта. Он немного экспериментальный – классический слешер, только от лица убийцы, которым является женщина. Он спрашивал, не заинтересуешься ли ты.

Я промямлила что-то нечленораздельное.

– Знаю, знаю, – усмехнулся он, выкладывая лук и говяжий фарш на сковороду. – Наверное, не клево работать с другом твоего старика.

– Дело не в этом…

– Но, по-моему, проект классный, и думаю, твой звонок будет много для него значить.

Я замешкалась. Проект и правда казался интересным, и при иных обстоятельствах я с радостью ухватилась бы за него. При этом я понимала, что рано или поздно мне придется во всем признаться отцу. Но в тот момент я просто… не могла.

– Ага. – Надеюсь, у меня получилось изобразить энтузиазм. – Может, и позвоню.

– Отлично. – Отец просиял. – Кстати о старых друзьях и старых воспоминаниях… – Он взял банку консервированных томатов, чтобы добавить их в маринару. – Я наконец разобрал кладовку и нашел кое-что… Тебе стоит взглянуть.

– Звучит отлично.

Когда соус закипел, мы с отцом перебрались в гостиную, где он плюхнулся на диван и вытащил из-под кофейного столика выцветший фотоальбом.

Он стер с него пыль и раскрыл.

– Твоя мама собрала этот альбом из фотографий, сделанных ею на площадке первого фильма про Пазлоликого.

На первой странице был снимок их двоих: отец в своем костюме приобнимал мать и целовал ее в шею. Она смеялась, откинув голову назад, и показывала пальцами знак мира. Вокруг снимка она наклеила милые украшения: кинокамеру в одном углу и катушку размотавшейся пленки в другом.

– Это мама сделала?

Мне было сложно представить, чтобы моя мать, такая расчетливая карьеристка, создала нечто столь сентиментальное.

– О да, она какое-то время сильно увлекалась оформлением памятных фотоальбомов. – Он усмехнулся. – Это не продлилось долго. По-моему, этот был единственным.

Пролистывая страницы, я пыталась подметить каждую деталь, желая увидеть родителей, когда те еще были счастливы. На одной странице мама вклеила фото моего отца, внимательно слушавшего режиссера, а рядом – кадр, на котором отец изображал пальцами кроличьи уши за спиной того же человека, пока тот не смотрел. На другой странице были снимки их двоих: мама и папа в обнимку спали между сценами или ели со съемочной группой. Я попыталась не обращать внимания на укол горечи из-за того, что моя мать посчитала важным запечатлеть начало своих отношений с отцом, но не ранние годы собственной дочери. Мои детские фотографии существовали, но хранились далеко не в специальном альбоме.

– Ты говорил ей, что нашел его?

Отец покачал головой, на его лице мелькнула печальная улыбка.

– Не, покажу ей на Рождество.

Мама и папа разошлись мирно, да и мои отношения с ней не были особо напряженными. Она каждый год прилетала сюда на праздники, и мы вместе проводили неделю, обмениваясь новостями, смотря «Рождественскую историю»^[36] на повторе и выпекая печенье. При этом крепкая естественная связь с отцом сформировалась у меня раньше первых детских воспоминаний, а вот с мамой я едва ли могла найти хоть что-то общее. Мне было грустно, когда они развелись, и нам пришлось адаптироваться, когда она переехала на восток, чтобы взять нью-йоркский рынок недвижимости штурмом, но отец оставался моей опорой даже в самые сложные времена.

С мамой я периодически переписывалась и раз в месяц созванивалась, но наши отношения были далеки от тех, что сложились у меня с отцом.

Наконец добравшись до конца памятного альбома, мы перевернули последнюю страницу, где располагалась огромная фотография всех актеров и членов съемочной группы. Я переводила взгляд с одного лица на другое, и каждое из них было озарено усталой, но счастливой улыбкой. Только один человек не удосужился улыбнуться: сердитый мужчина стоял самым крайним слева и выглядел на удивление знакомым.

Я всмотрелась повнимательнее. Оттуда на меня глядело лицо с фотки Тревора из соцсети. Это был мужчина, который сильно разозлился, когда Тревор и Тедди разбили торшер в первый день съемок.

– Знакомое лицо, – пробормотала я, и мое сердце заколотилось. – Это наш реквизитор.

– Скотт Росси? Он все еще в деле? – Отец нахмурился и помрачнел. – Держись от него подальше, ладно? Он не самый хороший человек.

– Почему? Что он сделал?

– Скотт был помощником реквизитора на этом первом фильме. Тот еще фрукт. Всегда в дурном настроении, а еще я однажды видел, как он ударил по лицу статиста за то, что тот сломал реквизит. Это был всего лишь старый переносной магнитофон, причем дешевый. Этот мужик – козел.

– Какой кошмар.

– В итоге его уволили, не дожидаясь окончания съемок. Он так никогда меня и не простил за то, что сдал его продюсерам. На твоем месте я бы лучше избегал его.

Мое сердце ухнуло, в голове нарисовалась мрачная картинка того, что могло произойти с Тревором.

– Поняла. Буду избегать.

Я терпеть не могла лгать отцу.

К счастью, прикончив спагетти и полкило вишневого мороженого «Черри Гарсия» на десерт, мы больше не обсуждали мою карьеру. Потом даже Цветик проснулась, чтобы я приготовила для нее особый десерт из клубники и капли взбитых сливок. От этого она полюбила меня на целых сорок семь секунд. К тому моменту, когда я надела ботинки, чтобы уходить, небо уже потемнело, и отец проводил меня до машины, хотя до нее от дома было всего три метра.

Он наклонился в открытое окно со стороны пассажирского сиденья.

– Спасибо, что навестила, Зефирка. Всегда приятно тебя видеть.

– Без проблем. Я тоже была рада тебя видеть.

– Езжай осторожно.

– Хорошо.

– И слушай…

Я напряглась, догадываясь, к чему он ведет.

– Может, хотя бы подумаешь о том, чтобы позвонить моему приятелю? Просто поболтать?

Я вздохнула.

– Ладно, подумаю.

Но когда я выехала на главную дорогу, звонок отцовскому другу был последним, что вертелось у меня на уме. Все связывалось воедино, и я твердо верила, что нашла первую зацепку.

У Скотта был и мотив, и, по всей видимости, случаи агрессивного поведения в прошлом, когда кто-то портил его реквизит. А теперь у нас имелось еще и фотосвидетельство того, что он находился рядом с Тревором незадолго до его смерти. Может, Тревор подошел к нему извиниться, а Скотт вышел из себя и ранил его? Или, может, Скотт все спланировал – убрал ограждение, а потом проследил за Тревором и столкнул его в канаву? Он мог ведь даже переложить камни, чтобы Тревор наверняка поранился, упав туда.

Так или иначе мне нужно было забыть про то, что произошло между мной и Тедди во время репетиции сцены с эротическим танцем. Пришло время нам встретиться и поговорить со Скоттом.

Глава 10

– Ничем хорошим это не закончится.

На следующее утро Брент и я с готовыми прическами и макияжем стояли в коридоре дома. Было еще рано, солнце только-только заглядывало в окна, наполняя съемочную площадку теплым сиянием. Скотт и остальные реквизиторы возились повсюду, готовясь к намеченным на сегодня съемкам. А в столовой справа от нас бригада уборщиков оттирала стену, на которой этой ночью кто-то краской из баллончика нарисовал граффити.

– Быстро, какова вероятность, что Наташа уже нашла какого-нибудь несчастного ассистента, чтобы уволить? – самодовольно ухмыльнулся Брент, черная кожаная куртка и темные джинсы которого сильно отличались от его привычных футболок и спортивных шорт.