Я напускаю на себя воинственный вид, Джейми энергично кивает в ответ. Через секунду я хватаю первую подушку и запускаю в его сторону. Битва началась. Джейми соскакивает с кровати, вооружившись двумя подушками, и переходит в контратаку. Из подушки вылетает перо и планирует на пол. Я нападаю на Джейми из засады, утаскиваю его обратно на кровать и наваливаю сверху несколько подушек разных размеров.

Из-под этой горы доносится приглушенное хихиканье, я тоже не могу удержаться от смеха. Мы продолжаем борьбу, пока оба в изнеможении не сползаем на пол, прислонившись спиной к кровати. Мейсона потеряла не только я, но и Джейми. Они безумно любили друг друга, и я помню горький плач моего брата так отчетливо, словно роковой апрельский день был только вчера.

Мои мысли безотчетно перескакивают на незнакомца и его слезы. Я увидела в его серых глазах такую боль, что удивилась – как он еще встает с постели по утрам? То, что с ним произошло, не мое дело, но я не могу перестать о нем думать. И не могу отогнать желание ему помочь.

– О чем ты задумалась? – спрашивает Джейми, положив руку мне на бедро, чтобы привлечь мое внимание.

– Я думаю, что мне понадобится твоя помощь, братишка.

Я запускаю пальцы в его каштановые локоны.

Джейми любит помогать другим не меньше моего. Он сразу же загорается и не спускает глаз с моих губ.

– Что я должен сделать?

6. Кэмерон

Через два часа после первого занятия на курсах мама появилась в слезах на пороге и так крепко прижала меня к себе, что я чуть не получил контузию внутренних органов. Когда слезы наконец сменились улыбкой, я понял, что Эндрю не смог удержать свой чертов язык за зубами, – а ведь просил его ничего не говорить моей матери!

Наверное, он даже прослезился от гордости, разболтав о моем посещении занятий. Как будто я сделал это по своей воле! Кто он мне – отец или друг, будучи на полгода младше меня? Представив Эндрю в роли приемного отца, я морщусь, словно откусил от лимона.

При виде благодарности на лице матери мне становится ясно – я попал. Мать мается со мной уже несколько месяцев. Что теперь – ни черта не делать и из чистого упрямства растоптать ее благодарность?

Вот почему я продолжаю ходить на занятия. В итоге три раза в неделю я вынужден таскаться в бывшее пожарное депо, хотя всякий раз, издалека завидев красное кирпичное здание, я собираюсь немедленно повернуть обратно.

Было бы здорово найти какие-нибудь убедительные отговорки, чтобы не убивать время, сидя в кругу чужих мне людей. Впрочем, по правде говоря, дома я тоже сижу перед чистыми листами бумаги, не в силах изобразить что-то путное. Раз у меня сейчас помимо визитов к врачу нет никаких обязательств, придется терпеть. Я понятия не имею, как долго еще смогу делать вид перед матерью и Эндрю, будто уроки мне что-то дают.

Я немного ознакомился с алфавитом жестов – и все. Трудно сказать, насколько продвинулись остальные, да и мне на них, в принципе, наплевать.

В среду вечером обстановка, однако, изменилась. Всегда пустовавшее место рядом с моим теперь занято. Чудесно, только этого не хватало…

Опустив голову, я прохожу между столов, игнорируя взгляд преподавательницы, всякий раз как нож вонзающийся мне в спину, и опускаюсь на стул. Мельком смотрю на сидящего рядом мальчишку, аккуратно разложившего на столе свое барахло рядом с пакетиком апельсинового сока. Может, мне в следующий раз захватить с собой пиво? Мы бы чокнулись и выпили – глядишь, кошмар стал бы не таким невыносимым.

Мальчишка, как видно, почувствовал, что я посмотрел на него, и тоже бросает на меня взгляд. Непонятно, сколько ему лет, где-то около десяти. У него каштановые вьющиеся волосы, маленькие круглые щечки, и он с улыбкой машет мне рукой. Хотя я не отвечаю, он продолжает улыбаться.

Мало того что я теперь сижу не один, вдобавок ко мне подсадили солнечного оптимиста! Что может быть хуже? Мальчик напоминает мне Эндрю в юном возрасте. Тот тоже вечно лыбился.

Тем временем урок начался, Хейзел включает свою любимую игрушку – проектор. Она часто им пользуется – похоже, между ними заключен некий тайный союз.

Я опять переключаюсь в дежурный режим, игнорируя все, что получается проигнорировать. Не поддаются только мысли. Они постоянно стучат в черепную коробку и вызывают головную боль. Я понимаю, что пора составить план дальнейших действий. Вернуться к учебе? Или найти такую работу, где не надо слушать и разговаривать, чтобы мне никто не давил на мозги? Ясно одно: деньги, которые выплатила армия, когда-нибудь закончатся, а я не хочу жить за счет матери.

Пацанчик по соседству стучит по центру стола, чтобы привлечь мое внимание. Когда я поворачиваюсь к нему, он подсовывает алфавит жестов, обводит кружком несколько букв и прикладывает ладонь к груди. На нем синяя рубашка с марвеловским Железным человеком, за что я мысленно присуждаю ему несколько плюсовых очков. Он подносит указательный палец к своему лицу, дважды проводит им по щеке и формулирует слово «имя». Затем снова указывает на алфавит, чтобы я мог понять, как его зовут.

Джейми.

Мне хочется сказать, чтобы он оставил меня в покое и следил за уроком, но, как видно, за уроками он следит лучше моего. Каждое его движение выглядит отточенным, он явно не новичок.

Мы обмениваемся быстрыми взглядами, я сдержанно улыбаюсь и вновь опускаю глаза на крышку стола, которую успел изучить вдоль и поперек. Малец не отстает – вырывает лист из блокнота, достает из пенала карандаш и начинает писать. Наконец пододвигает листок ко мне.

На листке детским почерком выведено: «Как тебя зовут?» Черт! У меня нет проблем с детьми, раньше я даже любил с ними возиться. Но здесь мне нужен покой, я хочу отбыть урок и уйти. И все-таки я невольно беру карандаш, который мальчишка оставил рядом с бумагой, и пишу ответ: «Кэмерон».

Джейми лукаво улыбается, указывает на алфавит и с сумасшедшей скоростью воспроизводит мое имя жестами. Черт, этот малыш – настоящий профессионал! Моя рука с карандашом на мгновение зависает над листом бумаги. Я пишу: «Почему ты в начальном классе? Ты, похоже, уже не новичок».

Джейми забирает карандаш и, высунув кончик языка, пишет ответ. Мне даже нравится это отступление от рутины. Когда ты чем-то занят, время течет быстрее.

«Я глух от рождения и умею говорить жестами с четырех лет».

Джейми рисует смайлик. Я не могу не признать, что малыш мне нравится.

«Тогда почему ты здесь?»

Джейми достает второй карандаш, чтобы не передавать его друг другу, и, сосредоточившись, отвечает: «Потому что моя сестра обещала мне за это мороженое».

«Твоя сестра?»

Наморщив лоб, смотрю на Джейми. Парнишка энергично кивает и указывает в сторону доски. Мой взгляд перескакивает на Хейзел, которую я до сих пор старался игнорировать, потому что ее присутствие заставляет меня нервничать. Чертовски сильно нервничать. Мы встречаемся взглядами, она улыбается, я машинально цепенею и выключаю свою улыбку. Пусть не думает, что я пришел сюда охотно.

Я и сам не знаю, почему повел себя как ребенок, ведь она мне ничего не сделала, разве что бегала за мной как сумасшедшая и не хотела отпускать, потому что я не внес себя в список. Ну, и еще ее взгляд косули заставляет меня чувствовать, что я стою перед ней с обнаженной душой. Некоторые просто тащатся, наблюдая чужие страдания.

На Хейзел сегодня темно-красное вязаное платье, достающее до середины бедер, на ногах – черные колготки. И в придачу коричневые сапоги до колен. Каштановые волосы не зачесаны в узел и падают на грудь широкими волнами.

Черт! Надо было не обращать на нее внимания и дальше, чтобы вечером не фантазировать.

Я отрываю взгляд от Хейзел, когда Джейми тычет в меня карандашом. Он успел что-то написать. Прочитав ответ, я чувствую, что во рту пересохло так, словно в него набилась пыль.

«Тебе моя сестра так же нравится, как ты ей?»

Неудачная шутка? Я закрываю глаза и думаю, как выпутаться из щекотливой ситуации. Надо продержаться еще двадцать минут. Мало того, что Хейзел подкупила братца, чтобы он посидел рядом со мной, так он еще и застал меня на том, что я пялюсь на его сестру.

«Без комментариев», – нелюбезно отвечаю я.

«Да, наверняка она к тебе неравнодушна. Иначе зачем попросила меня прийти и сесть рядом с тобой?» – спрашивает мальчишка и рисует еще одну смешную рожицу. До настоящего таланта Джейми далеко. Как и мне, впрочем, хотя мой бывший преподаватель убежден в обратном. Он всегда считал, что у меня есть задатки и люди будут с радостью платить за мои рисунки реальные деньги. Пока что они делают богаче только мусорщиков.

«Она меня совсем не знает».

«Ну и что? Я тоже не знаю девочку со светлыми волосами в первом ряду».

Мальчик быстро смотрит в первый ряд. Девочка, которую он имеет в виду, посещает курсы с первого занятия; женщина, сидящая рядом, очевидно, ее мать. Джейми смотрит на девочку мечтательным взглядом. Интересно, у меня такой же вид, когда я глазею на его сестру? Надеюсь, нет. Джейми, однако, не выглядит смешным, все-таки он еще ребенок. Но мне-то уже двадцать пять лет, и я нахожусь на худшем отрезке своей жизни. Кому-кому, а мне не следует ни на кого смотреть так, как Джейми смотрит на Алису.

«Тебе нравится эта девочка?» – пишу я и толкаю Джейми в бок, чтобы оторвать его от фантазий и пригласить ответить.

«Мне нравятся ее косички. И что у нее розовеют щеки, когда она улыбается».

Боже, кого ко мне подсадили? Настоящего романтика. Джейми расчерчивает лист бумаги и ставит крестик, предлагая сыграть в «крестики-нолики». Однако мои мысли витают вокруг его сестры. Я настолько отвлекся, что трижды проигрываю чертову ребенку. Докатился!..

Я все еще силюсь понять, зачем Хейзел привела брата и посадила его рядом со мной и правду ли сказал Джейми, что я ей нравлюсь. Ничего не могу поделать: что-то глупое внутри меня желает, чтобы он оказался прав. Женский интерес к моей персоне почти до отвращения естественен. Эндрю несколько месяцев пытается вывести меня в люди, познакомить с подружками, с которыми сам познакомился, пока я был на войне, – я всякий раз его отшивал. Не только потому, что я не хочу покидать свое логово, но и потому, что в моем нынешнем состоянии я никудышный собеседник. Я могу считать пару слов с губ говорящего, но для нормальной беседы этого мало. Кроме того, разговор ведут два человека, а я уже несколько месяцев не произношу ни слова, потому что это доставляет слишком много боли.

Если бы Эндрю узнал, что десятилетний пацан пытается сосватать меня своей сестре, он бы покрутил пальцем у виска. А если бы узнал, что в глубине души она мне еще и нравится, то, скорее всего, попросил бы дать ему пощечину, чтобы убедиться, не спит ли он.

До конца урока мы с Джейми успеваем сыграть пять партий в «крестики-нолики». Ладно, по крайней мере, три я выиграл. Джейми протягивает мне кулак как старому другу. Я неплохо провел с ним время, поэтому касаюсь своим кулаком его кулачка. Мальчик поспешно собирает вещи и бегом срывается с места.

Хейзел целует каштановые локоны брата, незаметно бросив взгляд в мою сторону.

Я жду, когда все выйдут из класса, и достаю телефон. Три новых сообщения, все от Эндрю. Он интересуется, будем ли мы вечером смотреть «Во все тяжкие». Глядя на экран, я начинаю набирать ответ и встаю с места.

Через мгновение я на кого-то налетаю. Мы с Хейзел чуть не столкнулись лбами, потому что я, как последний идиот, уткнулся в свой телефон. Нас отделяют друг от друга всего несколько сантиметров. Черт, вблизи она выглядит еще лучше, чем с последнего ряда. Глаза карие, причем такого оттенка я раньше не видел – теплой карамели. Тепло разливается и у меня в груди, оттого что я ощущаю шеей ее легкое дыхание. Так, как она сейчас на меня смотрит, на меня уже целую вечность не смотрела ни одна женщина. Как если бы заглянула за каменную стену, которой я тщательно отгородился от других людей.