Так-то логично, только глядя на этого живчика, очень хотелось спросить, как ему удается провести день на ногах и при этом сохранить уйму сил, может, допинг какой употребляет, а я не знаю? На секунду даже мелькнула мысль, что не мешало бы сравнить, кто здесь моложе. Но, естественно, я не стал этого делать, просто занимался, чем должен, причем молча.

Когда наконец все закончилось, и пришла пора отдыхать, сон уже, как назло, не шел, пропал напрочь, и мою бедную голову из-за этого начали терзать разные мысли.

Первое, чем заморочился, это незабвенное «кто виноват и что делать». Нет, кто приложил лапу к моему здесь появлению, понятно, а вот что делать – тут стоит подумать. Пока молодой, все дороги открыты, можно выбрать любое направление развития. И вот здесь я на самом деле теряюсь, потому что хочется всего и много.

Например, в прошлой жизни я всегда хотел научиться летать. Не получилось по многим, может, даже где-то надуманным причинам, но в итоге я не смог, выбрал другую дорогу и так до самой смерти с нее и не сворачивал. Здесь же никто не мешает мне параллельно с учебой попробовать присоединиться к какому-нибудь аэроклубу и осуществить мечту, да и предпочтительнее мне воевать в воздухе, зная, что будет твориться в начале войны.

Раздумывая об этом, я поймал себя на мысли, что уже прикидываю в уме разные особенности конструкции нынешних самолетов и невольно думаю, как и что можно улучшить. Нет, я никакой не инженер-авиастроитель, просто любил в свое время почитать, покопаться в интернете, посмотреть, что и как было в авиации, как она развивалась и так далее.

Удивительно, но сейчас, я без проблем вспомнил практически все, что видел, слышал или ощущал раньше – как в прошлой жизни, так и в этой.

Например, я мгновенно вспомнил во всех подробностях ремонт автомобильного двигателя, стоявшего у нас на ГАЗ-24, который разбирал и собирал отец, а я при этом присутствовал и даже помогал на уровне принеси-подай-иди-нафиг-не-мешай. Или как я уже сам ремонтировал Иж Юпитер-5, который я перебрал своими руками и не один раз. Да вообще дофига нужного можно найти, если хорошенечко покопаться в памяти.

Взбудораженный этой неожиданностью или, скорее, бонусом, я чуть сосредоточился и вспомнил даже, как сосал мамину грудь в совсем уж младенческом возрасте, притом в обеих жизнях. Эта плюшка настолько заинтересовала, ошарашила и обрадовала меня, что про сон я забыл напрочь. Чуть не полночи смотрел своеобразное кино, вычленяя полезное из накопившегося за длинную жизнь и, главное, полезного в нынешнем времени. Уже вырубаясь, успел подумать: «хорошо, что в прошлой жизни я любил читать и интересовался самыми разными вещами, никак не связанными между собой. Есть с чем работать, в любом направлении».

Утром дед с трудом меня растолкал. Встал уже уставшим, вялым и ко всему безразличным. С трудом заставил себя двигаться, чувство было, будто начал отходить после длительной болезни.

Дед смотрел на меня с беспокойством, а после того, как у меня пошла кровь из носа, так и вовсе решил сегодня никуда не идти. А я сделал для себя вывод: помнить все – это хорошо, но небезопасно. Надо как-то аккуратно этим пользоваться, чтобы раньше времени в ящик не сыграть.

Только уже сильно во второй половине дня я как-то пришл в себя. Появились силы самостоятельно посетить кустики, да и аппетит разыгрался нешуточный. Дед, крутившийся возле меня весь день, как наседка у цыплят, глядя на то, как я уничтожаю сваренную им кашу, маленько расслабился.

– Раз кушать захотел, значит на поправку пошел. Не пугай так больше, устанешь, скажи. Лучше потратим немного больше времени на дорогу, чем ты надорвешься и будешь валяться без дела сутками, – недовольно пробурчал он.

Ну да, что ему еще думать, кроме того, что дите переутомилось, но при этом он сам как бы не при делах. Бурчит еще, будто не он маршрут строил, впрочем, привычное для него поведение, в своем, так сказать, репертуаре. Понятно, что переутомление здесь ни при чем, скорее всего, на меня так повлияли игры с памятью, похоже, эта фишка ужасно отбирает силы, поаккуратней надо с этим, а то еще помру молодым.

Как бы там ни было, а к вечеру я уже чувствовал себя хорошо и выспался прекрасно.

На следующий день встал, будто ничего и не было, был бодр, весел и полон сил. Поэтому мы смогли без особых проволочек (если не считать ворчание деда, что, дескать, лучше переждать еще денек, чем потом разболеться), отправиться в путь.

О том, как мы шли дальше, рассказывать особо нечего. Дед пер впереди, как танк, непонятно как находя звериные тропинки, ведущие в нужную сторону. Ночевали в удобных, заранее присмотренных, как я понял, местах, иногда даже подготовленных для ночевок. По крайней мере дров для костра там было с запасом.

Только один день в пути выдался очень сложным, пришлось идти по узенькой тропе посреди почти отвесной скалы. Вот где страху натерпелся. Но наконец-то мы достигли таинственный точки назначения, и я узнал, зачем мы сюда пришли. Нет, понятно, что за какими-то ценностями, благодаря которым я получу достаточно средств для нормальной жизни в Москве, но ничего кроме золота мне до сих пор в голову не приходило.

Действительность оказалась гораздо интереснее и вызвала немало вопросов. А как иначе, если в конечной точке маршрута, довольно обширной пещере, обнаружилась, судя по следам, старинная штольня. Если, конечно, эту вырубку так можно назвать.

Углубление в на первый взгляд сланцевой стене со следами работы ручным инструментом было не особо большим, метров пятнадцать, но каким-то слишком извилистым.

– А что, собственно, здесь добывали? – спросил я деда.

– Вот начнём завтра рубить, тогда и узнаешь, – ответил он, хмыкнув.

На следующий день, когда мы добыли первый изумруд, мне со страшной силой захотелось выругаться. С трудом сдержался и постарался спокойно поговорить с дедом, у которого при виде находки глаза загорелись, как у блаженного.

– Дед, я тебя очень прошу, послушай меня внимательно. Не нужны нам эти изумруды. Не будет добра от этих камней. Как только мы их попытаемся продать, к нам придут и выпотрошат, как сырую рыбу. Не то сейчас время, чтобы даже пытаться их продать, и за одну только информацию о них могут не только нас с тобой прибить, но и всю деревню вырезать.

На удивление дед не стал ругаться, как я ожидал. Наоборот – как-то поник и произнес:

– Даже не заметил, как ты вырос, Саша. А меня, похоже, старость все-таки догнала. Умом понимаю, что могут быть проблемы, но вот хочется, чтобы ты в этой Москве ни в чем не нуждался, и поделать с этим ничего не могу. Полвека хранил тайну этой пещеры, только вот сейчас решил воспользоваться находкой, – он как-то обреченно взмахнул рукой и добавил: – Не золото же тебе туда везти.

– Эммм, тут что, ещё и золотая жила есть? – тут же спросил я.

– Нет, – улыбнулся дед, – золота в наших краях нет или, может, просто я о нем не слышал, а вот с уничтоженной банды, когда погибли твои родители, маленько взяли, и немалая его часть досталась мне как доля от трофеев. Главаря с его приближенными мы тогда втроём догнали, ну и на троих разделили добычу после боя, договорившись между собой молчать, что нашли у бандитов этот проклятый металл.

– Знаешь дед, лучше уж, наверное, золото, чем вот это вот. Прям чувствую, что добра от этих камней не будет. Давай не будем рисковать.

Дед надолго задумался, а потом произнес:

– Рисковать не станем, но немного камней добудем. Спрячешь, пусть будут на черный день, кушать-то не просят, – увидев, что я хочу что-то сказать, он даже прикрикнул: – и не спорь со мной, щегол! Мал еще.

Только и осталось, что подчиниться. Когда дед начинает говорить таким тоном, лучше не спорить. Тут уж его не сдвинешь, упрямый, как тысяча ослов.

Но для себя решил, нафиг, при первой же возможности спрячу так, что ни одно НКВД не найдет, очень уж опасная штука эти камни.

Три дня мы долбили этот сланец и все это время я задавался вопросом: сколько же здесь этих изумрудов?

Не знаю, насколько большое это месторождение, но оно очень богатое, это неоспоримый факт. За эти три дня мы добыли грамм двести разных камешков от совсем уж крошечных, которых даже я со своим зрением с трудом видел, до довольно крупных, с ноготь большого пальца. Не знаю, сколько это в так называемых каратах, тем более в деньгах, но думаю, что очень даже немало. Нашли, если так можно выразиться, целых три гнезда или друзы, я не специалист и не знаю, как правильно это называть. Это были три скопления камней, расположенных очень близко друг от друга, откуда мы выбрали все до крошки.

Мне с огромным трудом удалось остановить разошедшегося не на шутку деда. Вот уж кто поймал так называемую золотую лихорадку, даже странно, что он не занялся добычей камней раньше и терпел столько лет.

Но с горем пополам уговорил деда прекратить добычу и двигать домой.

Но прежде, чем мы тронулись в путь, я всё-таки задал вопрос, который крутился на языке уже не первый день, что неожиданно закончилось, можно сказать, разговором по душам.

– Дед, а почему ты с такими богатствами не переехал жить куда-нибудь в более цивилизованные места?

– Цивилизованные. Ишь, слова какие выучил, – по обыкновению пробурчал дед и надолго замолчал. Я уж подумал, что все, на этом ответ и закончится, но нет. Дед, как-то мотнул головой, как будто отгоняя неприятную мысль и начал рассказывать.

– Ты, Сашка, наверное, думаешь, что я всю жизнь прожил в нашей деревне? – он лукаво на меня посмотрел и продолжил. – Нет, в свое время, когда я еще был молод, довелось мне пожить в большом городе и даже гимназию там закончить. Отец, царствие ему небесное, твой прадед, был в свое время очень уважаемым мастером-оружейником в Туле, у которого не гнушались заказывать оружие очень важные люди.

Жили мы всегда в достатке, как говорится, не зная нужды, потому я и отучился в гимназии.

Дед прервался на минуту, будто вспоминая дела минувших дней, снова встряхнул головой и продолжил.

– Не знаю я точно и в деталях, как все произошло на самом деле, отец не любил об этом вспоминать и говорить, но кое-что по верхам я все-таки тогда уловил. Подвел под монастырь батю его лучший друг. Как уже сказал, я не знаю деталей, там что-то было связано со срочным заказом, который не удалось выполнить вовремя, но мы в одночасье лишились всего имущества и пошли по миру. Более того, нас даже из Тулы проводили, да так, что ушли в чем были. Рассказывать, как мы выживали, я не стану, скажу только, что из всей нашей семьи в семь человек в живых остались только мы с отцом. Во время скитаний я и разочаровался в людях, да и отец тоже.

– Подрабатывая на заводе уже в этих краях, мы познакомились с охотником из нашей с тобой деревни, октец починил для него кое-какое снаряжение, капканы, если быть точным. Вот за работой и разговорились. Оказывается, у них в деревне совсем недавно умер старый кузнец, и селение осталось без специалиста. Охотник, глядя на то, как сноровисто отец работает с железом, предложил ему перебраться к ним в деревню. Он не обещал золотых гор и прочих благ, как это бывает, вполне честно рассказал об условиях жизни в затерянном среди лесов селении, и отцу это понравилось.

– Вот тогда мы, посовещавшись, и перебрались в деревню, где мы живем сейчас. Тебе пока этого не понять, слава Богу, не пришлось еще разочаровываться в людях, но здесь мы обрели покой. Здесь я женился, похоронил отца, жену и твоих родителей. Были тут и хорошее, и плохое, но я точно не променяю свою деревню, ставшую мне родной, на любые блага, что бы мне ни сулили. Вот так вот, внук, не нужно мне золото с каменьями, некуда мне это тратить, а возвращаться в цивилизованные места, как ты говоришь, я не хочу и не стану.