Блин, Мила, да он и есть маньяк. Самый настоящий. Они же в лесу и водятся, я читала. У отца было и такое дело. Не раскрыли его, не поймали. Таких никогда не ловят, они так и продолжают искать новых жертв.

– Остановите машину! Я уйду, пожалуйста, отпустите!

Он в три раза меня больше как минимум. Высокий, широкоплечий, сильный. Такой раз ударит – я уже не встану, это не отец.– Заткнись, – рычит, даже не смотрит в мою сторону. Вдаль глядит, на дорогу, тогда как я понимаю, что у меня не хватит сил наброситься на Охотника.

– Это преступление. Я… я напишу в ментовку на вас заявление! – выпаливаю, задыхаясь от слез, пытаюсь вспомнить нужный параграф права, а после замечаю у Охотника кобуру с пистолетом на поясе. Боже, кто он такой… вон у него наручники даже есть.

– Еще слово – дальше поедешь в багажнике.

Спесь тут же сбивается, и я затихаю. Он никакой не обычный охотник. Он тоже мент или еще чего похлеще…

Осторожно поглядываю на его руки. На левой явно дорогие часы. Крупные, сильные ладони. На безымянном пальце правой руки золотое обручальное кольцо.

Он что, женат? И где сейчас его жена? Почему я раньше эту улику не заметила? Потому что даже на лицо его смотреть мне было страшно.

Осматриваюсь по сторонам, ловлю в зеркале свое отражение – и я, честно, сейчас похожа на чертенка. Ну, или на домовенка, тут как посмотреть.

Расчески в том флигеле не было, а после воды мои волосы превращаются в копну вьющихся спиралек.

Глаза красные, зрачки по пять копеек, но хуже другое: мое лицо и шея – они все в царапинах, точно на меня напали кошки.

Маньяки быстро убивают или нет? Почему он ничего не говорит? Как все это будет… Я боюсь боли. Я жить хочу.Закутываюсь в халат, становится прохладно. Подтягиваю к себе ноги, обхватываю руками тело.

Память подкидывает картинки с места преступления. Я тогда у отца в кабинете ночевала, насмотрелась всякого, аж до тошноты. После этого он брал еще меня с собой, но такие дела я больше не смотрела.

Мы едем в гробовой тишине минут двадцать и, на удивление, заезжаем в город, а не в лес.

Охотник привозит меня в больницу. В самую настоящую, которых я не выношу. С врачами и противным запахом спирта.

Пячусь назад, вжимаюсь в кресло, видя, как Он выходит и открывает дверь с моей стороны.

Широкие плечи, крепкий, мускулистый, спортивный, хоть и старый, я уже говорила? Сколько Ему лет… тридцать шесть, сорок? Не знаю и знать не хочу, но оторвать взгляд от него не смею.

– На выход.

– Нет!

Недолго думая, Волкодав с легкостью берет меня за руку, а после вытаскивает и перекидывает через плечо. Точно как свою добычу.

Я пытаюсь протестовать, но, честно говоря, с моим голосом что-то происходит.

Становится дурно, перед глазами все плывет, и не думаю, что только от голода.

Мне страшно. Похоже, он на органы меня привез сдавать. За деньги.

Я от отца слышала, знаю, так делают с детьми, так что я едва дышу. Сердце стучит уже где-то в ушах, стараюсь запомнить номер его машины, но он не запоминается.

И пока меня всю просто колотит, Волкодав спокоен, как сама смерть.

Он действует уверенно и без промедлений, без жалости, да он вообще не знает, что это такое. Ему просто плевать.

Охотник заносит меня в какое-то отделение: белые стены, палата, шторки. Здесь они заберут мои органы, точно, сто пудов!

К этому моменту я ни жива ни мертва уже, даже рыдать не могу. Просто хватаю ртом воздух, руки дрожат, не чувствую пальцев.

Смотрю на него. Высоченный, злобный, страшный. Дальше появляется врач, Волкодав говорит с ним, а у того какие-то пинцеты в руках. Спирт, иголки, и тут уже меня накрывает.

Я сбиваю ногой рядом стоящий столик, вскрикиваю от пронзающей боли, забиваюсь к стене и ору что есть духу:

– А! Отойдите от меня!

– Спокойно. Тише, не бойся.

Это врач, он что-то мне отвечает, но, честно говоря, я не слышу. У страха глаза велики, а у моего тем более.

– Не смейте меня обижать! Органы свои я не отдам!

– Успокойтесь, девушка, все нормально.

– НЕТ! Отвали от меня! УБИВАЮТ!

Глава 9

Нет, я обычно спокойная, культурная, но только не сейчас. Не знаю, какой бес в меня вселяется, но я со всей дури толкаю подошедшего ко мне доктора. Его шатает, он выпускает из рук спирт и эти жуткие пинцеты.

Трещит стекло, металл звенит о плитку. Теперь становится тихо, и я только сейчас замечаю, что это не палата, а манипуляционная, тут до тошноты воняет дезинфектором, фу.

Но хуже другое: Охотник. Он сцепляет зубы так, что у него на скулах аж желваки ходят, и делает шаг ко мне.

Двумя пальцами он хватает меня за подбородок, заставляя смотреть прямо в его глаза-бездны. Такие холодные, ледяные – в них айсберги. Живые.

Я замираю, ничего не могу, чувствую его прикосновение. Ток, разряд, и мышка попалась, ей не сбежать.

– Глаза на меня, Круглова. Если сама не успокоишься, я привяжу тебя, и дергаться ты больше не сможешь. Никак! Никто тебя здесь не убивает. Тебе окажут первую помощь, так что притихни. Поняла?

При этом чудовище отпускает меня, ловко достает из кармана наручники и показывает их мне.

Распахиваю губы, хватаю ртом воздух, медленно киваю:

– Да… Я поняла.

– Умница. Си-деть. Ни звука! – говорит по слогам, точно я плохо догоняю, а после доктор приносит новые медикаменты и начинает обрабатывать сначала мое лицо, шею, руки, а потом и ноги. Мне щиплет, жжет и, кажется, аж до костей выедает, но я не издаю ни звука.

Потому что Охотник стоит рядом и смотрит, сложив на груди руки. Словно так и ждет, когда я разрыдаюсь, как маленькая.

Пф, еще чего, пусть смотрит, я не собираюсь больше показывать ему свою боль! Да, это была минутка слабости, я испугалась, но такого больше не будет. Не дождется!

Я не слабая! Он увидит и поймет, что я все выдержу и никаких слез у меня не будет.

По правде говоря, меня слегка пошатывает, когда доктор заканчивает процедуру и туго заматывает мои стопы бинтами, но я держусь. И, конечно, я довольна собой: не заплакала, не дернулась даже.

– Так, мадам, вот мазь, наносить на стопы будешь каждый день. Перевязки делать обязательно, не то будет воспаление. Босиком больше не бегай. Тепло, еда, отдых. Все, свободна. Сейчас Ира подойдет.

Я, честно, думаю, что на этом моя пытка закончится, но нет. Так сильно сосредоточившись на своей боли, я не замечаю, как врач выходит и вместо него входит другая мадам в халате. Да сколько их тут, чего все ко мне прицепились?

Охотник с врачом сваливают куда-то за дверь, тогда как эта тетка долго светит фонариком мне в глаза, щупает мой живот, слушает меня – и в конце, видно убедившись, что я не совсем уж дохлая, довольная уходит.

Я же пылаю от негодования. Он реально, что ли, меня на продажу готовит?! Меня в жизни так не осматривали. Никогда.

Отцу было всегда не до этого, так что идеальным решением для меня было просто не болеть.

– Вставай.

Охотник возвращается и бросает передо мной пару ботинок. Как щенку какому-то… Просто беспризорному котенку! И спортивный костюм тоже бросает. И носки, и даже куртку. Все новое. С бирками еще. Фига себе.

– Одевайся.

– Зачем?

– Предпочитаешь ходить босая?

Сжимаю руки в кулаки. Никому здесь не сдались мои слезы. И папа не придет, зачем я только его звала, думала, поможет. Не придет он никогда. Не встанет уже. Дура.

Поднимаю голову, встречаюсь со строгим взглядом Охотника, хотя сейчас он в такой красивой одежде. Как начальник какой-то или там… министр.

Костюм и рубашка белая сидят на нем как влитые. Мягко говоря, рядом с ним чувствую себя неловко. Дышать даже сложно, хочется сбежать, закрыться, залезть в скорлупу.

Мну пальцами края халата, поглядываю на свои перебинтованные лапки. Да уж, побегала по лесу, ничего не скажешь.

Недостреленный заяц – вот я кто.

– Вы теперь меня продавать повезете, да?

– А ты хочешь этого?

– Нет. Не хочу.

Опускаю голову. Куда уже мне бежать? Только сейчас понимаю, что мне и возвращаться-то некуда. Отца нет, дома тоже. Школу я забросила. Я ничейная, я осталась совсем одна.

Воцаряется пауза, слезы наполняют глаза, и я быстро их вытираю рукавом, чтобы он не видел, но он видит. Стоит и смотрит на меня.

Палач, Охотник, тот, кто заплатил за меня.

– Ты поедешь со мной, Мила.

Собственно, чего-то такого я и ожидала. Тело пробирает дрожь, сжимаюсь вся, у меня, в отличие от него, нет пистолета. Мне нечем защищаться, но и рыдать перед Охотником я не собираюсь.

Спокойно, заяц, куда уж хуже, правда? Папа уже отдал тебя бандитам, и один из них тебя купил. Себе. Все просто. Сказки не будет, да я и не рассчитывала.

– Убьете?

– Не сейчас.

– А что тогда?

– Ты поедешь ко мне домой как моя племянница. На время.

Вдох-выдох, пытаюсь собрать мысли в кучу. Он сейчас не хочет меня убивать. Уже вроде хорошо.

– Это тогда похищение. Статья сто двадцать пять!

– Сто двадцать шесть. Учи законы, Круглова, – парирует. Умен, как черт, такого не переиграешь, да и, по правде, законы я знаю не все.

– У меня есть выбор?

– Есть. Ты сама принимаешь решение.

– И что будет, если я не поеду с вами?

– Тогда я верну тебя туда, откуда забрал. Харон и Вальц все еще ждут тебя в лесу.

Нет, Волкодав не пытается быть мягче.

Никаких сюсюканий и попыток сгладить.

Напротив, он рубит правду, хотя слышать ее мне больно.

Это честно, весьма доходчиво и понятно. Я затыкаюсь, хоть и не совсем понимаю, какой правильный выбор и есть ли он у меня вообще.

Я не знаю, что ждет меня дальше, просто пытаюсь выжить.

Зачем я Волкодаву, понятия не имею, но сейчас я слишком устала, чтобы думать о побеге, а возвращаться в лес точно не хочу.

Становится снова тихо. Охотник выходит за дверь, но я знаю: он ждет моего решения. Или с ним, или смерть. Какой у меня выбор?

Я осторожно спускаюсь с кушетки, сбрасываю халат, надеваю новую одежду, обувь и, сильно хромая, выхожу в коридор.

Волкодав бросает взгляд на меня, разворачивается и идет на выход. Хромая, я прыгаю следом за ним, держась за стену и стараясь скрыть то, как сильно дрожат мои руки от страха неизвестности.

Глава 10

Дорога в молчании, я сижу на переднем сиденье, стараюсь не отсвечивать. Охотник за рулем, периодически ему кто-то звонит, он коротко отвечает. Односложно, резко, в приказном тоне.

Невольно вдыхаю этот его запах кедра. Он не кажется мне каким-то неприятным, но чужим и холодным – точно да.

Я не привыкла так попадать к незнакомым людям. Отец редко посвящал меня в свои дела, и я уже не знаю, хорошо это или нет.

По пути Волкодав заезжает на заправку, и, пользуясь случаем, я тут же роюсь в его кожаной борсетке. Сигареты, кошелек, ключи – это все меня мало интересует. Ну же, ну, хотя бы что-то! Есть! Паспорт. Я узнаю о нем все, но не судьба.

Не замечаю, как он возвращается и выдирает у меня из ладоней это сокровище.

– Я просто узнать хотела…

– Еще раз так сделаешь – останешься без рук.

Затихаю, затаиваюсь и стараюсь быть паинькой.

Я ожидаю какую-то камеру пыток – ну или, на худой конец, пещеру, в которую затащит меня Охотник, но я ошибаюсь. Ох, как же сильно еще я не знаю жизни, наивная Мила, но уже совсем скоро все мои розовые очки будут трещать по швам.

Волкодав привозит меня в свой дом, который, по-честному, больше напоминает дворец, окруженный густым лесом. Тем самым, кстати, в котором велась охота, просто с другой стороны.

Насколько я понимаю, он и есть хозяин этих охотничьих угодий, вот только что-то подсказывает мне, что этот мужчина не так прост. Он не только охотник, иначе зачем ему оружие, зачем наручники? Обычные люди такого не носят с собой, если только они не бандиты.