Сын Йемена (страница 9)
Есть Муниф не стал и, с трудом поднявшись, побрел к двери, держась за стену, оставляя на ней кровавые следы. Кровь все еще сочилась из раны на руке, пропитав повязку. Захаб зашил рану грубо, несколькими швами то ли от злости, то ли неумело. Это уже потом, спустя годы, увидев грубый шрам на руке Мунифа, знакомый хирург, узнав историю с ранением, сказал, что Захаб спас ему жизнь и знал толк в полевой хирургии. Если бы зашил слишком аккуратно и плотно, учитывая, что рана была грязная, Муниф мог лишиться руки от сепсиса, а если бы не стал зашивать вовсе, то парень истек бы кровью – доктор выбрал золотую середину.
Но в тот момент рана на ладони все еще кровила и причиняла сильную боль, как и ребра. Муниф спустился по узкой лестнице. Он запомнил дорогу, когда его вели к подполковнику наверх.
Беспрепятственно вышел во двор и добрел до металлических ворот, обойдя по дороге черный джип представителей правительственных переговорщиков. Они даже машину Мохсена оставили во дворе, чтобы хуситы не заподозрили подвоха и того, что птичка уже упорхнула из подготовленной ловушки.
Калитка на воротах была приоткрыта. Никого рядом, Муниф до последнего момента ожидал получить пулю в спину, до тех пор, пока не перешагнул порог калитки и не оказался на залитой солнцем улице.
Солнце его ослепило после всех ночных перипетий. Он остановился, привыкая к свету, и вдруг заметил знакомую машину. Ее капот выглядывал из-за поворота дороги. Они ждали. Неужели на что-то надеялись?
Но вот он вышел, машина с места не тронулась, хотя его оттуда прекрасно было видно. Может, не верили своим глазам? Но скорее всего, опасались, что это ловушка. Мальчишку выпустили, чтобы подманить их и уничтожить или проследить за ним, если никто не придет его встречать. Хотя зачем следить, если известно, кто он и где живет.
Муниф, щурясь на солнце и покачиваясь от слабости, глядел на машину, на белую от солнца улицу и начинал понимать все коварство подполковника. В самом деле, как объяснить, что жестокий враг отпустил мальчишку, пытавшегося убить генерала? А без преувеличения враг в лице йеменской армии был так же жесток, как и сами хуситы, – народ-то один, нравы и манера ведения боя одинаковые, порой на грани садизма. Оттачивались методики умерщвления давно – многие века противоборства между племенами.
Акт доброй воли в преддверии заключения перемирия?
Муниф подумал, что вряд ли кто-то из друзей брата станет разбираться в причинах, отчего несостоявшегося убийцу выпустили, пусть и избитого. Ответ напрашивается сам собой – он предатель. Не поверят, что его пожалели. Он наверняка пообещал шпионить. Никто не питал иллюзий по поводу его возраста. В Йемене пятнадцатилетний человек – вполне взрослый. И такой же опасный. Умеет воевать, стрелять и легко сообщит врагу о планах хуситов, будучи внутри их системы, ведь явно в ближайшее время его привлекут ко всеобщей борьбе и постараются найти ему наиболее значимое место, как брату героя, а потому и информацией он будет обладать довольно обширной.
Муниф и сам бы приговорил такого, как он, человека, побывавшего в плену и выпущенного без существенных на то оснований.
Повернулся и побрел обратно. Перешагнул порог калитки и увидел стоящего в дверях особняка подполковника. Тот курил и наблюдал за всеми душевными муками мальчишки без улыбки на бронзовом лице. Он вообще редко шутил, как убедился спустя годы Муниф.
– Меня зовут Джазим, – сказал он довольно громко, так как Муниф все еще стоял около ворот, не в силах сделать несколько шагов и пытаясь смириться с новой реальностью, в которой ему придется теперь жить.
– Вечером уезжаем, – сообщил Джазим, обращаясь к высокому офицеру с погонами капитана. – Мальчишку накормить и переодеть. Он поедет в машине генерала. Я уже обговорил с ним, так надежнее, скорее всего, его попытаются отбить. – Он повернулся к Мунифу и улыбнулся. – Я бы сказал, отбить, чтобы убить.