Я не ответил, потому что и сам не знал. Это касание не подчинялось ни моему разуму, ни остаткам моих сил, но оно произошло. Словно бездна внутри меня не спала, а лишь ждала момента, чтобы напомнить о своём существовании. Даже мне самому.

Стоявший рядом Артемий раздражённо нахмурился.

– Что ты с ним делаешь?

– Ничего, – ответила Ирина, не сводя с меня глаз. – Просто… почувствовала странный фон. Словно эхо, которого не должно быть в живом человеке.

Она отступила на шаг.

– Возможно, – медленно добавила она, – мы имеем дело с чем-то гораздо более сложным, чем магическая вспышка или провал в памяти.

Молчанов, как и всегда, промолчал.

Я смотрел в потолок, даже не пытаясь притворяться. Я действительно не понимал, что именно во мне среагировало, но отчётливо чувствовал: это было нечто настоящее. Не воспоминание, не рефлекс и не самообман – отозвалась сама глубинная суть моего второго «я».

Никто не ожидал, что заговорит Молчанов.

Он шагнул вперёд, сохраняя внешнее спокойствие – руки за спиной, идеально прямая осанка, – но в его голосе прозвучал сухой металл.

– Феликс прав, – произнёс он.

Комнату на мгновение окутала тишина. Даже Артемий замер, метнув в сторону Молчанова короткий, подозрительный взгляд.

– Если он действительно опасен, – продолжил Молчанов, глядя куда-то в пустоту, – то везти его в Академию – большая ошибка. В дороге он может стать проблемой, а в стенах Охотников – настоящей катастрофой. – Он повернул голову к Ирине. – Здесь же, в родовом доме, он может хоть всё разнести в щепки. – Молчанов сделал короткую паузу, прежде чем добавить: – Но если это произойдёт, вопрос его дальнейшей судьбы отпадёт сам собой.

Я почувствовал, как напряглась Ирина, но это было напряжение не страха, а холодного расчёта. Я понял, что Молчанов говорил это не из сочувствия ко мне – он просто взвешивал риски и возможности.

– А пока, – добавил он, впервые посмотрев прямо на меня, – пусть отдохнёт день-другой. Иногда человека легче понять, когда он не подозревает, что за ним наблюдают.

– И что ты предлагаешь? – скептически бросил Артемий.

Молчанов с той же каменной невозмутимостью повернулся к нему.

– Формально, Дем Воронов является главой Дома Вороновых. Да, он не был их кровным наследником, но об этом известно лишь узкому кругу лиц. Если же взглянуть на документы… – он красноречиво поднял бровь, – то Вороновы так и не смогли завести собственных детей. Вся их линия держалась на закрытых программах усыновления, которые маскировали под спонсорскую помощь. Что до ближайших родственников, то брат Елены пропал в антарктической экспедиции пятнадцать лет назад и до сих пор юридически числится пропавшим без вести.

– К тому же, Глеб последние несколько лет публично называл его своим сыном, – подтвердил Феликс, кивнув.

– Выходит, у нас появился… – Ирина задумчиво прищурилась, – потенциальный маг с туманным происхождением, неведомой силой и внезапно свалившейся на него властью?

– Именно так, – подтвердил Молчанов. – Поэтому сейчас трогать его без веских оснований опасно не только в магическом, но и в политическом плане. Пусть пока побудет в своей роли. А мы посмотрим.

Я лежал не двигаясь, стараясь дышать ровно, и чувствовал, как мой мир едва заметно качнулся на своих весах. В одно мгновение я перестал быть просто подозреваемым и превратился во влиятельную фигуру. Пусть и под пристальным надзором, но уже не пешку в чужой игре. А это давало мне самое главное – время. Время, которое всегда на стороне того, кто умеет ждать.

* * *

Ночь в этом доме была другой – густой и давящей. Тишина казалась неестественной, слишком ровной и пустой, словно сам воздух замер, прислушиваясь не к шагам или голосам, а к мыслям.

Меня развязали, но я оставался под наблюдением. Я чувствовал, что за дверью в коридоре дежурят двое. Это были не обычные солдаты, а Охотники – те, кто умеет терпеливо ждать и способен заметить не резкий магический всплеск, а едва уловимое колебание в воздухе.

Я лежал тихо, стараясь дышать ровно, расслабив пальцы. На тумбочке покоился холодный и тяжёлый медальон, оставленный Феликсом.

Когда дверь беззвучно приоткрылась, я даже не вздрогнул, потому что знал – это он.

Феликс, как и всегда, вошёл без стука, двигаясь почти бесшумно. На нём был тёмный жилет на всех пуговицах, а в карманах виднелись старые перчатки. Его лицо выражало усталость, но взгляд оставался сосредоточенным. Он закрыл за собой дверь и молча встал у окна.

Я сел на кровати, оперевшись локтями о колени, и сделал вид, будто не замечаю лёгкой дрожи в руках, списывая её на усталость, а не на страх.

– Господин… – начал он и запнулся. Его голос был мягким, но не от возраста, а от сильного изнеможения. – Расскажите мне, что случилось на самом деле. Без них, – он кивнул в сторону двери.

Я помолчал, собираясь с мыслями, сделал глубокий вдох и после долгой паузы тихо выговорил:

– Они все… погибли.

Феликс ничего не ответил, и я опустил взгляд.

– Я не хотел, честно… – мой голос надломился, и в этой дрожи, под маской роли, пряталась правда. – Я просто хотел жить. Тихо, как обычный парень, а не как выскочка из богатого дома. Я хотел… – я тяжело выдохнул, – чтобы меня оставили в покое. Чтобы я мог сам решать, с кем говорить и куда идти, а не просто лежать, чувствуя себя беспомощным калекой и вечным должником.

Феликс слушал молча, но я видел, как его пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

– Они… – я сжал зубы и отвёл взгляд. – Они ведь уже давно так поступали, а я молчал и терпел, потому что думал, что так и должно быть, что я им обязан.

Я посмотрел на него, и мои глаза увлажнились. Это были не слёзы, а лишь тот особый блеск, который появляется у человека, слишком долго державшего всё в себе.

– А теперь… всё закончилось. Но я не знаю, почему, не понимаю, что именно сломалось. Я знаю только, что внутри меня всё стало другим.

Феликс медленно подошёл и положил руку мне на плечо.

– Ты не чудовище, – тихо сказал он. – Будь ты им, то не оставил бы в живых никого: ни охрану, ни нас. Что бы ни случилось дальше, я на твоей стороне. Пока в тебе остаётся человек.

Я кивнул. Моя роль была сыграна, но слова, произнесённые в этой комнате, оказались настоящими. И эта ночь стала первой, когда я позволил себе быть не демоном, а кем-то, кто хотя бы отдалённо походил на человека.

* * *

Сложно подняться со дна и основать свою Империю. Но гораздо сложнее всё это удержать в руках.

Я практически в одночасье потерял всё, что получил, вернувшись в прошлое Дема Волкова. Знал, что никому нельзя доверять, но не удержался и повернулся к врагу спиной. Гавриил только этого и ждал. Слепая вера, как у пса, заставила его напасть и защитить честь тех, у кого её никогда не было. И за это он поплатился. Так же как и те, кто пошёл следом за ним.

Но в тот же день все следы и доказательство о том, что мои «родители» были настоящими монстрами, были уничтожены. Осталось только то, что я успел прочитать и запомнить. А значит… моя месть ещё не свершилась.

Это было только начало…

Глава 4

Дом спал, коридоры опустели, а магические лампы приглушили свой свет до тёплого золотистого оттенка. Снаружи в кронах старых деревьев шумел ветер, а внутри ему вторило глухое, тёплое дыхание камня. Всё вокруг казалось тише обычного, даже охрана за дверью словно растворилась в стенах.

Я сидел на краю кровати, уставившись в пол и сжимая в ладони медальон, оставленный Феликсом. Металл, хоть и нагрелся от моей кожи, всё равно ощущался чужим.

Скоро утро, и всё начнётся заново: притворство, ложь, спокойный взгляд и вежливые ответы. Снова придётся быть тем самым «мальчиком, который выжил», и мне это было противно. Я больше не хотел оставаться тенью, но был вынужден – по крайней мере, пока не соберу достаточно сил и они не решат, что я совершенно безобиден.

Внезапный щелчок заставил меня замереть и сильнее сжать медальон.

В стене, между книжным шкафом и старой вешалкой, почти бесшумно сдвинулся в сторону камень, открывая узкий потайной проход. Из темноты показалась она.

Это была служанка, Милена, и я узнал её сразу. Тонкая фигура, тёмные длинные волосы, собранные в низкий узел. На ней была скромная белая рубашка, казавшаяся на два размера больше и спадавшая с одного плеча. Неровный подол был слабо подпоясан. Её кожа, бледная, почти фарфоровая, тронута лёгким румянцем от холода, а полные губы прикушены. Но главное – глаза: глубокие, серые, с золотистыми крапинками.

Заметив мой взгляд, она вздрогнула и застыла, рефлекторно прижимая руки к груди, словно защищаясь. Её лицо вспыхнуло, а плечи сжались.

– Я… простите… – неуверенно начала она, – я не хотела вас напугать.

Я молчал.

Сделав шаг вперёд, она на секунду замерла, вцепившись тонкими пальцами в край рубашки, а затем решительно стянула её через голову.

Ткань беззвучно упала на пол, и передо мной предстало её нагое тело – хрупкое и сильное одновременно. Я видел всё: изящную грудь, тонкую талию, напряжённые бёдра и дрожащие колени. На внутренней стороне одного из них темнела старая синюшная полоска – след от ремня.

Я видел, как прерывисто вздымается её грудь, и понимал, что причиной тому не желание, а смесь страха и отчаянной решимости.

– Я пришла… – её голос дрогнул, – потому что вам нужно отдохнуть, расслабиться и вернуть силы.

Я медленно поднялся с кровати и встал прямо перед ней. Будучи выше ростом, я смотрел на неё сверху вниз, а она, не отводя взгляда, смотрела на меня. В её зрачках плескалось смущение, всё её тело дрожало, но она не отступала.

– Кто тебя послал? – хрипло спросил я.

– Никто, – прошептала она. – Никто уже не может.

Я долго и жёстко смотрел на неё, пытаясь проникнуть в самую суть, и вдруг всё внутри меня обрушилось, когда я вспомнил. Вспомнил, как она приносила чай Глебу и молчала, когда он хватал её за руку. Она не сопротивлялась, но не из желания, а из горького знания, что любое сопротивление бессмысленно.

Я отшатнулся и бросил резкое:

– Уходи.

Она вздрогнула, словно от удара: глаза её округлились, лицо вспыхнуло, а плечи поникли. И всё же она не сдвинулась с места.

Я грубо повысил голос:

– Милена, я не нуждаюсь в подобных услугах.

Она нагнулась, чтобы поднять сброшенную рубашку. Её движения были резкими, словно давно заученными, а плечи мелко дрожали. Натягивая ткань обратно на себя, она никак не могла справиться с пуговицами – пальцы не слушались, и они застегнулись неровно.

– Простите… – прошептала она. – Я думала, что вы не такой, как они.

Я медленно опустил голову и уже тише ответил:

– Я злюсь не на тебя, а на них. На тех, кто вбил тебе в голову, будто ты что-то должна любому, у кого есть хоть капля власти.

Она подняла на меня глаза, полные слёз, но во взгляде её не было слабости.

– А сегодня я пришла сама, – твёрдо сказала она. – Я пришла, потому что вы их убрали. Без всяких приказов и суда, вы просто стёрли их из этого дома. И тогда я почувствовала, что вы – чистый. Может, не светлый и не добрый, но точно не такой, как они.

Я молчал, и тогда она медленно подошла ближе, шаг за шагом, а я не остановил её. Милена подняла ладонь и мягко коснулась моей щеки. Её прохладные пальцы и осторожное движение напомнили мне зверя, что впервые касается огня. Она смотрела мне прямо в глаза.

А потом она встала на носочки и поцеловала меня – не робко и не механически, а по-настоящему страстно. Её пальцы легли мне на грудь, а губы впились в мои, жадно и резко, словно она боялась передумать в следующую секунду. Я отшатнулся, но было уже поздно: за эту долю мгновения она успела опрокинуть меня на кровать и оказаться сверху.

Моё дыхание сбилось. Её руки сжали простыню по обе стороны от моей головы.

– Милена… – только и смог выдохнуть я, но в её взгляде уже не было и тени страха.