Societates также заслужили плохую репутацию благодаря своей беспощадности. В 104 году до н. э. римляне попросили Никомеда III из Вифинии, союзника Рима, выделить армию для войны с германскими племенами на границе. Никомед ответил, что у него нет свободных граждан, так как «большинство вифинов находятся в рабстве у мытарей». Сенат, видимо, потрясло такое открытие, и он постановил, что с этого момента запрещается обращать в рабство граждан союзных государств. То, что до указа Сената это было законно, пожалуй, можно назвать самой примечательной частью истории. Но на самом деле societates делали людей своими рабами совершенно открыто и зачастую с большой выгодой. На одних только серебряных рудниках Нового Карфагена работали сорок тысяч рабов, и их жизнь там была отвратительной. Греческий историк Диодор Сицилийский писал:

«Люди, которые трудятся на рудниках, приносят своим хозяевам невероятно большие доходы. Но работа под землей днем и ночью истощает организм, многие из них умирают от исключительно тяжелых условий. Им не дают ни послаблений, ни отдыха. Избиения надсмотрщиков вынуждают терпеть страшные муки и так убого расставаться с жизнью. Есть те, кто может долго выносить это благодаря силе своего тела и духа, но и они выбирают умереть. Даже не пытаются выжить из-за столь адских страданий»^[27].

Злоупотребления, которые допускали societates, вызывали резкую критику как в античное время, так и сегодня. Ливий писал: «Где есть мытарь, там нет ни действующего закона, ни людской свободы». Гарвардский классик Эрнст Бадиан пришел к выводу, что мытари «были проклятием и бичом завоеванных народов, они в значительной степени несут ответственность за враждебность к римской власти среди подданных и, возможно, даже за падение Римской республики». Римляне ощутили на себе, насколько опасными могут быть частные компании, которые не направили в нужное русло^[28].

Бадиан утверждал, что римские societates, вероятно, ответственны за падение Римской республики. Это довольно смело, так как другие причины имели куда больший вес. Конфликт между богатыми и бедными, рост мощи армии, непомерные амбиции Цезаря, ожесточенная подозрительность Сената. Но если внимательно посмотреть, можно обнаружить влияние корпораций почти во всех этих сферах.

Мы можем понаблюдать за судьбой societates в I веке до н. э. и в подробностях рассмотреть бурный период с момента падения республики до возвышения империи. Основным конфликтом в римском обществе того времени было столкновение между богатыми сенаторами и бедными плебеями. Баланс между ними оставался неустойчивым на протяжении всего столетия. В период правления братьев Гракхов, популистов, силы Сената ослабли, так как в противовес ему Гракхи предоставили особые права отдельному сословию римских всадников. Одним из наиболее важных решений стало то, что societates publicanorum получили права на сбор налогов в Азии, богатейшей части Рима. Это дало компаниям больше прибыли и власти, а также привело к снижению влиятельности Сената, поскольку сенаторам было запрещено участвовать в деятельности societates^[29].

Цицерон, знаменитый оратор, философ и политик, особенно хорошо умел завоевывать расположение корпораций и на протяжении всей своей карьеры пользовался этим. Он сам был выходцем из сословия всадников, и многие из его ранних выступлений были о защите интересов societates перед Сенатом. Во время войны Рима с Митридатом Понтийским в 66 году до н. э. по просьбе группы мытарей он произнес одну из самых известных своих речей – «О предоставлении империя Гнею Помпею». Цицерон говорил о том, что руководство военными действиями необходимо возложить на опытного полководца Гнея Помпея Магнуса. В защиту этой позиции он указывал на крупные инвестиции societates в Азии, которые могли оказаться под угрозой в случае победы Митридата в войне. А если компании понесут убытки, это станет поражением и для Римской республики, утверждал Цицерон.

«В ту провинцию перенесли свои дела и средства откупщики, почтеннейшие и виднейшие люди, а их имущество и интересы уже сами по себе заслуживают вашего внимания. И право, если мы всегда считали подати жилами государства, то мы по справедливости назовем сословие, ведающее их сбором, конечно, опорой других сословий. <…> Следовательно, вы по своей доброте должны уберечь своих многочисленных сограждан от несчастья, а по своей мудрости должны понять, что несчастье, угрожающее многим гражданам, не может не отразиться на положении государства. <…> Далее, то, чему нас в начале войны в Азии научили та же Азия и тот же Митридат, мы, уже наученные несчастьем, должны твердо помнить: когда очень многие люди потеряли в Азии большие деньги, в Риме, как мы знаем, платежи были приостановлены и кредит упал. Ибо многие граждане одного и того же государства не могут потерять свое имущество, не вовлекая в это несчастье еще большее число других людей. Оградите наше государство от этой опасности и поверьте мне и своему собственному опыту: кредит, существующий здесь, и все денежные дела, которые совершаются в Риме, на Форуме, тесно и неразрывно связаны с денежными оборотами в Азии; крушение этих последних нанесет первым такой сильный удар, что они не могут не рухнуть. Решайте поэтому, можно ли вам еще сомневаться в необходимости приложить все свои заботы к ведению этой войны, во время которой вы защищаете славу своего имени, неприкосновенность союзников, свои важнейшие государственные доходы, благосостояние многих своих сограждан, тесно связанное с интересами государства».

Цицерон понимал, что societates настолько переплелись с государством, что приобрели значение на уровне целой системы. Если они потерпят неудачу, то вовлекут за собой в несчастье многих других людей. Римская Республика просто не могла этого допустить^[30].

В то же время Цицерон не закрывал глаза на злоупотребления корпораций. В письме к брату с советами о том, как управлять провинцией, он однажды написал:

«Однако тебе в этих твоих добрых намерениях и заботах большие затруднения создают откупщики. Если мы будем противодействовать им, то мы оттолкнем от себя и от государства сословие, оказавшее нам значительные услуги и связанное через нас с государством; если же мы будем уступать им во всем, то мы позволим окончательно погибнуть тем, о чьем не только благе, но даже выгоде мы должны заботиться. <…> Пусть Азия также подумает, что она не была бы избавлена ни от одного бедствия, от внешней войны и внутренних раздоров, не будь она под нашим владычеством. Но так как эта власть никаким образом не может быть сохранена без уплаты дани, то пусть Азия без сожаления ценой некоторой части своих доходов покупает вечный мир и спокойствие».^[31]

Цицерон знал, что корпорации жестоко обходились с жителями провинций, но считал альтернативу вообще не быть частью Рима для них еще хуже. Римскую империю он воспринимал как наивысшее благо, и все, что шло ей на пользу, стоило того. Как писал он одному из друзей: «Ты, видимо, хочешь знать, как я поступаю с откупщиками. Отношусь к ним как к любимцам, угождаю, хвалю на словах, уважаю, но стараюсь, чтобы они никому не были в тягость»^[32].

Два ближайших союзника Цезаря, Помпей и Красс, также были тесно связаны с societates. Помпей, именитый полководец, в конце концов возглавил войну против Митридата, в чем, по крайней мере, отчасти была заслуга Цицерона, который красноречиво выступал в его защиту. Так Помпей приступил к завоеванию царств Вифинии, Понта и Сирии, после чего у него появились новые обширные владения, в которых могли работать societates. В результате компании стали мощными союзниками Помпея в его политической карьере. Чего только стоит цитата философа Томаса Пейна из трактата «Права человека»: «Если бы торговле позволили действовать в том масштабе, на который она способна, она уничтожила бы систему войн». Красс, известный в основном своим богатством, также представлял интересы корпораций в Сенате, чем заслужил его поддержку. По словам оксфордского историка Чарльза Омана, «благодаря своим огромным деньгам и тому месту, которое он занял в мире финансов, [Красс] сделал себя королем и повелителем всего мытарского клана». Возможно, он даже владел акциями societates^[33].

На примере одного конкретного события, произошедшего в 60 году до н. э., за год до избрания Цезаря консулом, наглядно видно, какое мощное влияние societates оказывали на политическую систему Рима в период заката республики. Компании переоценили размер налогов, которые можно было бы собрать с провинций малой Азии, и на торгах отдали больше, чем могли получить. Вышло так, что если бы societates действовали строго в условиях контракта, то понесли бы серьезные убытки. Красс решил защитить их интересы и обратился в Сенат. Цицерон описывает эту сцену в характерных для него ярких красках:

«У нас здесь общее положение непрочное, жалкое, изменчивое. Ведь ты, я думаю, слыхал, что наши всадники едва не порвали с Сенатом: сначала они были чрезвычайно недовольны, когда на основании постановления Сената было объявлено о следствии над теми, кто взял деньги, будучи судьями. Так как при составлении этого приговора я случайно не присутствовал и понимал, что сословие всадников оскорблено им, хотя и не говорит об этом открыто, я высказал упреки Сенату, как мне показалось, весьма авторитетно и говорил о нечистом деле очень веско и обстоятельно. Вот другие прелести всадников, которые едва можно вынести, а я не только вынес, но даже возвеличил их. Те, кто взял у цензоров на откуп Азию, обратились в сенат с жалобой, что они, увлеченные алчностью, взяли откуп по слишком высокой цене, и потребовали отмены соглашения. Я был первым из их заступников, вернее вторым, ибо к дерзости требовать их склонил Красс. Ненавистное дело, постыдное требование и признание в необдуманности! Наибольшая опасность была в том, что если бы они ничего не добились, то совершенно отвернулись бы от Сената – и тут я оказал им величайшую поддержку».

Судьба Римской республики, утверждал Цицерон, находилась в руках капиталистов. Однако Сенат так не считал. Он отказался принять требования корпораций и прислушался к совету сурового моралиста Катона, который настаивал на том, чтобы компании строго соблюдали условия своих договоров^[34].

Решение Сената стало ударом для societates и почти наверняка сыграло роль в переговорах триумвирата. Этот союз между Цезарем, Помпеем и Крассом ради продвижения своих политических интересов в итоге привел к падению республики. Через год, в 59 году до н. э., Цезарь стал консулом, после чего быстро отменил решение Сената и изменил контракты компаний в Азии, чтобы выручить их. Хотя нам мало что известно о мотивах, которыми руководствовался Цезарь, когда принимал это решение, не исключено, что он сам был акционером societates и действовал в защиту своих интересов. Например, в одной из своих речей Цицерон делает занятное упоминание о том, что бывший трибун «вымогал у Цезаря и мытарей акции, очень ценные по тем временам». Хотя возможно и то, что Цезарь просто стремился заручиться поддержкой влиятельных избирателей^[35].