Дорога неблизкая и в горку. Но если не спешить, то и в его годах осилить ее несложно. Тем более что он редко здесь бывал.

– Кто таков? – раздался мужской голос, и из-за деревьев выступили несколько мужчин с копьями.

– Вернидуб из Боровых медведей, – с некоторой торжественностью ответил гость. Он знал этих людей, а они его. Причем давно. Но все одно – ритуал есть ритуал.

– Проходи, – ответил самый старший из них, оправив пышные усы. – Только тебя все и ждут.

– Много собралось?

– Сам увидишь, – ответил он также по обычаю.

Ведун кивнул и молча прошел внутрь священной рощи. В ее центр. Туда, где стоял раскидистый древний дуб, на поляне возле которого обычно проводили редкие, но важные встречи люди его круга.

Ради такого дела он даже облачился в белые одежды.

Ну так-то некрашеные просто и выцветшие на солнце. Но все равно – в здешних реалиях вполне белые.

Вошел.

Тепло со всеми поздоровался.

И сел на указанное ему место.

– Мы здесь сегодня собрались из-за нового брата нашего – Беромира из Тихих медведей, – произнес самый старый ведун, выполнявший по обычаю роль этакого спикера, то есть ведущего собрание. – Говорить за него станет Вернидуб, ответственный за его пробуждение.

– Отчего же Беромир сам не прибыл сюда? – спросил кто-то из дальнего угла.

– Да, почему? – спросил старший, обращаясь к Вернидубу. – Ты знаешь наши обычаи и воспитал уже несколько наших собратьев честь по чести. Объясни свой поступок.

– Дело в том, что я не могу его сюда вести, так как не отвечаю за его пробуждение, – максимально спокойно ответил седой. – Я Беромиру лишь имя подобрал.

– Как же так?

– Тут так просто и не объяснить… – произнес Вернидуб и ненадолго замолчал. – На моих глазах Беромир пал бездыханным телом в реку, и волны его стали уносить от берега. Я потом попытался бежать из плена, но меня раненым да в беспамятстве бросили подыхать. Когда же я очнулся – рядом был он. Живым и уже пробудившимся.

– Странные вещи ты там говоришь. Получается, что он на твоих глазах умер, а потом восстал? – переспросил старший.

– Да, – кивнул Вернидуб.

– Таким среди живых не место. Неужто сгубить не сумел?

– Даже не пытался. Ибо восстал он живым. И первое, что сделал, – вылечил меня, избавив от загноившейся раны.

Все ведуны переглянулись, с трудом сдержав шепотки.

Вернидуб же, выдержав паузу, продолжил:

– В те дни мне казалось, что я словно с иноземцем из далеких краев говорю, который едва выучил язык. Ибо слова он говорил наши, но очень странно. Да и постоянно срывался на какую-то иную речь. А порой и не одну.

– Ты оставался рядом с ним целый год, чтобы присмотреть за ним?

– Изначально – да. Но очень скоро я стал у него учиться.

– Ты?! – удивился старший.

– Да. И ничего зазорного в том не вижу.

– Мы слышали о том, что после пробуждения Беромир словно бы забыл свою прошлую жизнь. И ты ему, будто маленькому, все рассказывал да показывал.

– Это правда, – кивнул Вернидуб. – Но отчасти. Он забыл многое, но не все. А что-то было как в тумане, и он припоминал, если дернуть за ту или иную ниточку. Словно он за это непродолжительное время прожил целую вечность.

– Значит, это ты его учил, а не он тебя! – выкрикнул кто-то из ведунов.

– Отнюдь нет. Это простая болтовня, а не учеба, – резонно возразил Вернидуб. – Я ему наших сокровенных знаний не сообщал. Только то, что всем и каждому ведать надобно. Он даже про эту рощу ничего не знает, ибо я не болтал. А вот он оказался настоящим кладезем неисчерпаемых знаний. По-настоящему ценных, важных и нужных. Порой мне казалось, что нет такого вопроса, на который он не знает ответа.

– Так уж и нету? – спросил незнакомый ведун, сидевший недалеко от старшего. И спросил с таким явным и ярким акцентом. Словно чужак. Даже ромеи, идущие к славянам на торг, говорили чище.

– Все, что я спрашивал, он отвечал, – пожал плечами Вернидуб. – Даже такие вопросы, на которые ясного ответа, казалось, нету. И порой так отвечал, что лучше бы я его не спрашивал. Ибо я… хм… как говорил сам Беромир, выпадал в осадок. Мое восприятие мира трещало, а порой и ломалось. А я сам терялся.

– Что же ты его такое спрашивал?

– Да разное. Даже такие вопросы, как, например, отчего луна то прибывает, то убывает? Отчего солнце то греет, то нет? Куда оно прячется на закате и отчего утром поднимается с другой стороны? Отчего ветер дует? И многое иное.

– И отчего же луна убывает и прибывает? – поинтересовался все тот же незнакомый ведун.

Вернидуб рассказал.

Обстоятельно.

Он готовился к этому выступлению несколько недель, поэтому и речь свою продумал, и ответы на вероятные вопросы. Заранее мысля вывести беседу туда, где он соображает и что-то знает. Сразу, как у него спросили, он снял висящий за спиной на ремне достаточно легкий деревянный щит, обожженный с одной стороны. И, используя его как доску по научению Беромира, стал рисовать на нем разные схемки мелом, показывая другим ведунам.

Его речь оказалась достаточно шокирующей.

Резонансной.

Но главное, он давал способы проверок. Если не всего, то многого. И кое-что из сказанного было уже известно всем присутствующим. Хотя они и не задумывались о том, что это такое. Из-за чего никто не решился начать критиковать или ругать эти слова. Слова ведь выстраивались во вполне стройную картинку. И логически, и практически.

Вернидуб же, чтобы закрепить произведенный эффект, пустил по кругу нож. Обычный бытовой нож, сделанный ему Беромиром из тигельной стали. Его осматривали, хвалили, удивленно восклицая. А тот незнакомый ведун, что говорил с акцентом, не только искренне восхитился металлом, но и не сдержался в вопросах:

– А это точно сделал Беромир?

– Да. На моих глазах.

– И долго он ковал железо, чтобы так очистить?

– Вообще не ковал. Печь хитрую применил. Сказал, что в Индии ее используют. Это где-то далеко на юге.

– Да, на юге, за Парфией, – кивнул незнакомец. – Я бывал там. Когда у ромеев держали в рабстве. Из Египта корабли торговые туда каждый год отправляются. Вот я на одном из них и был. Такой металл в руках не держал, но видел его. И скажу вам – он безумно дорог! У ромеев не на вес золота, но близко к этому. А он тебе из него простой нож сделал… С ума сойти!

– Беромир вообще не придавал этому никакого значения. Сделал и сделал. Походя. Сказав, что так проще, чем железо выколачивать из шлака по привычному нам обычаю.

– Невероятно! Просто невероятно!

– Да. Именно так. И я вам всем скажу – Беромир для нас бесценен, – добавил Вернидуб. – Была бы моя воля, я бы его сюда притащил и запер в этой роще. Чтобы оберегать от бед и угроз.

– Почему же не сделал так? – поинтересовался старший.

– А как? Силой? Пробудившись, он стал вельми буйным. Смелым. За тот год он двух лосей взял, кабана, стаю волков и медведя. Один. Где-то копьем, где-то топором. А часть волков вообще забил чуть ли не голыми руками. Против Боряты выходил, что из Тихих медведей. Да вы его знаете. На копьях поучиться. Взяв для того палки, чтобы не убиться и ран тяжелых не нанести. Да только Борята ничего с ним сделать не мог. На такого, как Беромир, только гурьбой набрасываться и вязать. Либо усыплять. Но это лишено смысла. Здесь мы его по доброй воле не удержим, а клетка… Он найдет способ либо прервать свою жизнь, либо вырваться. Нет, нет и еще раз нет. Так нельзя. Не получится.

– Приказать же ты ему не мог, потому что не ты его пробудил? Так? – поинтересовался Красный Лист.

– Разумеется.

– А кто его пробудил?

– Мне кажется, что лично боги. Проявление Близнецов в нем видно почти сразу. Велес ярче всего из него сочится. Мыслю – он и пробудил. Сам. И оказывает ему наибольшую поддержку. Кажется порой, что Беромир даже его воплощение. Но это лишь наваждение из-за того, что Древний Змей постоянно где-то рядом. Впрочем, и Перун не дремлет. Порой он еще прячется, но это не должно вводить в заблуждение. Громовержец всегда рядом. Впрочем, остальные небесные братья и сестры Беромиру также благоволят. Словно они все вместе за ним присматривают.

– Но это просто невозможно! – выкрикнул старший.

– Любой, кто находится рядом с ним, это подмечает, – пожал плечами Вернидуб.

– Свидетельствую в том! Я Красный Лист из Тихих медведей. Я навещал Вернидуба и Беромира. Знаю парня с рождения. И свидетельствую: мальчик словно поцелован богами. Не богом, а богами.

– Я как-то Мару почувствовал рядом с ним. Так спать не мог! Жуть! А он хоть бы что! – продолжил Вернидуб.

– А он в своих разговорах поминал иные земли? – спросил Вернидуба тот незнакомый ведун, что говорил с акцентом.

– Постоянно. От державы Хань и земель Ямато на восходе солнца до кельтов на закате и о землях дальше – за великим морем. И об иных. О Египте, Ассирии, да о чем только не говорил!

– Он говорил о кельтах? – подался вперед этот человек.

– Да. Довольно часто. Он даже большие рода предложил на кельтский манер называть кланами. Дескать, ему так удобнее. Что? – спросил Вернидуб, видя, как его слушатель поменялся лицом.

– Продолжай. Что еще он говорил про кельтов?

– Многое. О друидах. О жатках колесных. Об обычае наносить на свои тела узоры краской. Имена называл. Мало и редко. Да я и не припомню их уже. Сложные и непривычные. Винотен Геторок…

– Верцингеторикс, – поправил его этот незнакомец.

– Тебе знакомо это имя?

– Да. Это один из великих вождей былых лет. Он объединил многие кланы кельтов против ромеев.

– Но проиграл. В битве при Алезии, – закончил за незнакомца Вернидуб.

– Все так, все так… И многие кельты после этого попали под владычество ромеев.

– А тебе откуда этот Верцин известен?

– Потому что я пришел от остатков одного из кельтских племен – бойев. В годы юности моего прадеда нас выбили из стародавних земель. Все разбрелись кто куда. Наши рода ушли на восход^[7]. Но лишь для того, чтобы их стали терзать гёты.

– Удивительно, – покачал головой Вернидуб. – Кельт, и тут… Как так получилось, что ты вошел в нашу рощу?

– Потому что я не простой кельт, а друид. Ведун, если по-вашему. И был сюда приглашен как почетный гость. Да-а-а… Когда-то давно и мы тоже вот так собирались в дубовых рощах, когда-то…

– Что привело тебя к нам?

– Скажи прямо, – кивнул старший, видя определенную нерешительность гостя.

– Я уже года три путешествую, подыскивая для остатков моего племени спокойное место. За это время даже ваш язык выучил немного. Эти поиски и привели меня к вам.

– Ты говорил, что был в ромейском рабстве. Как это случилось?

– Набег гётов. Меня увели и продали торговцу-ромею, так как я по звездам многое могу сказать. Очень ему это оказалось полезно. Так я и побывал много где. Даже в Индии.

– А как освободился? Сбежал?

– Спас его во время шторма. Он в благодарность отпустил. И одарил щедро.

– Чудно-чудно… – покачал головой Вернидуб.

– Еще чуднее слышать о таком человеке, как ваш Беромир. Наши боги отвернулись от нас. Нас бьют. Наши земли забирают. На наши молитвы никто не отвечает. А ваш новый ведун – великий дар небес. Они слабы, раз сообща стоят за одним человеком. Но в этом их сила, ибо встали на вашу защиту как один.

– Беромир и нас к такому призывает. К единению. К выбору верховного правителя и созданию крепкой армии, – кивнул Вернидуб. – Хотя порой его слова услышать сложно. Говорит чудно́. Как и мыслит иначе. Чуждо. Его вообще наша жизнь тяготит и злит. Он ведет себя так, словно привык к другой.

– В этом нет ничего удивительного. Я слышал, что в древности такое случалось. Будто человек переродился, но не лишился памяти о былых жизнях, – произнес это друид.

– Или боги ему их открыли, – заметил Красный Лист. – Он ведь до того удара и падения в реку был простым пареньком. Самым обычным, который, как и многие, далек от знаний.