Уж не знаю, что делал кот в ванной, ну не мог же он пытаться самостоятельно обработать рану, но в шкафчике над раковиной нашёлся флакон с перекисью водорода. Правда, этикетка была какая-то странная… С другой стороны, может, хозяин предпочитал перекись конкретно из Республики Конго? Его право, знаете ли. Республика Конго – это я, конечно, загнул. На этикетке было написано: «Перекись водорода, 3%. Сделано и разлито алхимиком 1-го ранга Паульсом Я.В. г. Дубровск, ул. Зелёная, д. 16».

– Забавный этот городок Дубровск. И игры у его жителей интересные, – сказал я, начиная искать вату или что-то, что могло бы мне её заменить.

Вата и бинты лежали здесь же, так что с перевязочным материалом проблем не было. А вот таблеток никаких не было. На одной из полок стояли рядком флаконы со странными надписями: «Настойка Догилева», например. Что это за настойка, понятия не имею, поэтому с флаконами решил не экспериментировать, оставив это тем, кто разбирается в подобных вещах. Алхимику Паульсу Я.В., например, потому, что, судя по этикеткам, всю эту бурду делал именно он.

– Так, приятель, сейчас тебе будет немного больно, – и я плеснул перекись на ватный тампон и принялся обрабатывать рану.

Кот вздрагивал, но не делал попыток вырваться, лишь иногда коротко мяукал, стоически терпя боль. Наконец, я перебинтовал ему голову и сделал шаг назад, оглядывая получившуюся картину. Бинт лёг чепцом на кошачьей голове, и это было так забавно, что я не удержался и хмыкнул.

– Мяу! – кот приподнял голову и, похоже, обматерил меня на своём кошачьем языке.

– Вот тебе и мяу, – я вытащил кота из раковины, аккуратно прижимая к груди. – Пошли, приятель. Тебя надо ветеринару показать. Будешь себя хорошо вести, я тебя даже не кастрирую.

– Мяу-у-у! – услышав мои слова, кот взвился и попытался вырваться из моих рук, словно понял, о чём я только что говорил.

– Да не дёргайся, я пошутил, – перехватив кота поудобнее, я направился к двери. – Ох и тяжёлый ты, приятель, – сообщил я притихшему животному и толкнул дверь. Она не открылась. – Не понял.

Я нахмурился и снова толкнул дверь, но она стояла как монолитная стена, даже не пошевелившись. Тогда я потянул её на себя, ну а вдруг я что-то перепутал, башка-то почти не варит. Дверь стояла как… Хм, в общем, как…

– Твою мать! Что происходит? – развернувшись, я направился к кровати, чтобы положить на неё кота и попробовать открыть эту проклятую дверь более решительными способами.

Но стоило мне подойти к огромному монстру, занимающему треть совсем немаленькой комнаты, и устроить на нём кота, как появилось чувство, что меня ещё раз ударили по голове, и я, закатив глаза, упал на кровать ничком, чуть не придавив возмущённо зашипевшее животное. Мгновение, и в мозге словно спичка вспыхнула, на мгновение озарив всё вокруг, а потом наступила темнота.

Проснулся или, скорее, очнулся я как-то сразу, рывком. Поднял голову и застонал, ощутив все прелести затёкшего тела. Похоже, упав и отрубившись, я так и лежал в одной позе, ни разу не пошевелившись. Перевернувшись на спину, несколько минут тупо смотрел в потолок. Что-то изменилось, что-то явно изменилось.

А вообще, комната не выглядит женской, ну, то есть, здесь не было самого главного – какого-нибудь трельяжа с выставленными на нём баночками, помадами и духами. Это именно то, что в большинстве случаев отличает мужскую берлогу от женского будуара. А Минаева выглядела так, что такой вот уголок в её комнате точно должен был быть. Но что же с комнатой не так? Что так сильно изменилось, бросившись мне в глаза?

И тут до меня дошло: в комнате стало светло! Это был не свет от светильников, а солнечный свет, заливающий комнату через большое окно. Подорвавшись, я сел на кровати, оглядываясь по сторонам.

При свете дня всё выглядело по-другому. Кота в пределах видимости не наблюдалось, и я даже, грешным делом, подумал, что он мне привиделся. А комната, утратив половину своей таинственности, стала казаться обычной спальней. Всё-таки не зря ночь называют мистическим временем суток, и всякие странные вещи тоже недаром происходят именно ночью. Так, собственное воображение может много чего подкинуть, даже если этого и не было никогда.

Тело ломило, и я не отказал себе в удовольствии потянуться. Зевнул так, что чуть не вывернул челюсть, а затем прислушался к себе, к своим ощущениям. Если убрать покалывание в руке, на которой я полночи лежал, никаких других проблем не обнаружил. Голова не болела, шишку на затылке я нащупать не смог, и общее состояние оценивалось мною как приемлемое. К тому же сильно хотелось в туалет. Ну, хоть заперли меня в комнате с ванной, и то хлеб. Вода и доступ к туалету – это почти гуманное отношение к пленным.

Справив все естественные нужды, я подошёл к раковине и посмотрел в зеркало. Странно, я точно помню, что на виске вчера вечером красовалась ссадина, которая грозила сегодня утром превратиться в полноценный фингал. Но ни фингала, ни ссадины я в зеркале не увидел. Ещё раз провёл рукой по голове, так и есть: прикасаться к тем местам, куда вчера пришлись удары, совсем не больно, и шишка всё так же не нащупывается.

– Что происходит? – спросил я у своего отражения. – Так, надо валить отсюда со всей возможной скоростью, – пробормотал я, осознавая, что во мне нет больше того навязчивого желания здесь находиться. И даже на кота этого чёртового наплевать, искать я его точно не собираюсь.

Быстро выйдя из комнаты, я бросил взгляд на дверь. Если она сейчас не откроется, полезу в окно, и плевать мне на договор, оставшийся на каминной полке.

Стоило мне только шагнуть к двери, как она приоткрылась. Я моргнул пару раз, пытаясь унять внезапный холодок, пробежавший по спине. «Вот это уже совсем нехорошо», – пронеслось в голове. Мистики и без того было предостаточно за эту ночь. Я, человек рациональный до мозга костей, в эти сказки про призраков и полтергейстов не верю!

Вырвавшись из спальни, я схватил с полки свиток договора и ринулся к выходу. На этот раз дверь распахнулась без малейшего сопротивления. Пулей вылетев в коридор, я помчался к галерее. Оттуда до спасительной лестницы оставалось всего несколько десятков шагов, а там – и дверь, ведущая прочь из этого проклятого замка.

Выбежав из крыла, я помчался по длинному коридору. А вот и портреты. Пробежав крайний, я резко остановился. Точно помню, что портрета там не было, на стене просто пустая рама висела. Теперь же в эту раму была вставлена картина. Сердце забилось в рваном ритме где-то в районе горла. Я стоял напротив картины, сминая в руке договор, и не мог оторвать взгляд. Потому что с портрета на меня смотрел… Я! В белой рубашке с привычно подвёрнутыми рукавами, ослабленным узлом на галстуке, я стоял, скрестив руки на груди, и, чуть наклонив голову, смотрел на себя оригинального.

– Господи, что происходит?! – я никогда не был набожным, но вот прямо сейчас сильно захотелось забежать в ближайший храм и поставить свечку.

Где-то в глубине дома хлопнула дверь, и это послужило своеобразным сигналом. Я подорвался и бросился бежать, не разбирая дороги. Лестница возникла передо мной почти внезапно. Как я по ней не скатился и не свернул шею, навсегда останется для меня загадкой. Очутившись внизу, я пробежал по огромному холлу и выскочил на улицу.

Теперь осталось добежать до ворот, где я оставил машину, и мчаться в офис. Чем быстрее отдам договор, тем быстрее уйду в отпуск и смогу забыть этот странный замок и всю эту мистическую муть.

У ворот я резко остановился, тупо глядя на дубовую аллею, раскинувшуюся неподалёку. Дорога, шедшая через ровные ряды деревьев, выстроившихся, как на параде, плавно переходила в подъездную дорожку, ведущую к входу в замок. Вот только как мне быть с тем, что дубы в наших широтах не растут? Это если не брать во внимание тот факт, что машины за воротами не было!

Я попятился, запнулся о небольшой камень, лежащий на краю дорожки, и, взмахнув руками, сел прямо на газон. Похоже, мне ударили по голове гораздо сильнее, чем я думал. И вполне может оказаться, что я сейчас вовсе не на газоне в огромном поместье сижу, а валяюсь на больничной койке и ловлю вполне реальные глюки, пребывая в искусственной коме.

– Да что ты такой нервный? – раздался в голове ночной голос. – Нет, я, конечно, понимаю, что дом выбрал тебя, чтобы не уйти в Астрал, и на безрыбье, как говорится… Но, ради всех богов, приходи уже в себя.

– Кто здесь? – я обернулся, пытаясь понять, откуда идёт голос. – Кто это говорит?

– Как это кто? А ночью с тобой кто разговаривал? – и из-за моей спины вышел кот.

Я помотал головой и уставился на него. Кот сел рядом и посмотрел мне в глаза. Та вчерашняя повязка, которую я так старательно намотал ему на голову, теперь при свете дня выглядела нелепо.

– Эм, – произнёс я глубокомысленно. – Так, где тут можно обратиться к специалисту? У меня, кажется, крыша всё-таки протекла.

– Да хватит уже рефлексировать! – рявкнул голос в голове. – Убирай эту пакость с моей башки и пойдём в дом. Тебе нужно во всём разобраться и озаботиться легализацией. А вот когда твои права будут закреплены, тогда можешь сесть и поплакать, если будет такое желание. Но долго этого делать не советую. Сожрут и даже «здрасти» не скажут.

– Да кто ты такой?! И почему я тебя слышу? – заорал я, вскакивая на ноги. – И где моя машина, вашу мать? И почему здесь за ночь выросли дубы?

– Дубы здесь всегда росли, твоя машина, да хрен её знает, где-то в твоём мире осталась. Я – Хранитель четвёртого Блуждающего замка. А почему ты меня слышишь… Вот это самый сложный вопрос на самом деле. Сугубо философский и требующий разностороннего рассмотрения, – голос замолчал, а потом добавил: – Минаевы меня не слышали. Вообще. Пришлось жестами научиться с ними объясняться.Так что да, вопрос действительно очень философский, затрагивающий множество процессов бытия…

– Угу, и, возможно, рассматривать его нужно всё-таки в психушке, – я потёр шею.

– Это как угодно. Главное, дела сделай. И желательно нормально женись, чтобы обеспечить замок наследником. А потом можешь чем хочешь заниматься: в психушке лежать, на драконов охотиться, с Макеевым задружить – это тот ещё экстрим, на самом деле. А пока пошли в дом, я тебя просвещать начну, чтобы ты начал уже ориентироваться. Познавать этот мир будешь вместе со своей рефлексией, если тебе так хочется.

– Кто такой Макеев? – из всей кучи информации, которую, ну, пусть будет кот, вывалил на меня, я почему-то выбрал самую для себя безопасную. Так, мне, во всяком случае, показалось.

– Твой сосед, граф Макеев. Ничего, ты скоро с ним познакомишься, сам рад не будешь. А теперь пойдём домой, нечего на газоне валяться, ещё увидит кто, потом разгребать последствия замучишься, – и кот побежал к дому, распушив хвост. Мне не оставалось ничего другого, как пойти за ним.

На этот раз никаких мистических выкрутасов и закрытых дверей не было. Замок стоял, освещённый солнечным светом, словно приглашал меня войти и уже как следует осмотреться.

В огромном холле я остановился и хмуро огляделся по сторонам. Никуда не пойду, пока не получу ответы хотя бы на часть вопросов.

– Что произошло? – спросил я, скрестив руки на груди, отмечая, что всё ещё держу злосчастный договор, уже помятый, как моя жизнь.

– Что конкретно тебя интересует? – кот запрыгнул на лестницу, поднялся на несколько ступеней, чтобы быть на одном со мной уровне, и только после этого повернулся ко мне.

– Всё!

– Не надо так орать, Андрюша. Нервные клетки, правда, не восстанавливаются, – в голосе ясно прозвучали кошачьи мурлыканья.

– Откуда ты моё имя знаешь? – теперь я говорил устало, пытаясь взять себя в руки и на время смириться с тем, что я где-то не в родном мире. Хотя звучало это ещё более шизофренично, чем говорящий кот. Хоть и слышал его только я, и звучал голос прямо в голове.

– В договоре прочитал, – невозмутимо ответил кот.

– В каком договоре? – я невольно посмотрел на зажатый в руке свиток.

– Ага, в этом самом, – подтвердил кот, и я начал медленно открывать этот проклятый договор.