«Интересно, как бы граждане отреагировали, если бы узнали, что у меня в свертке лежит? – подумал он. – Наверное, посторонились бы, чтобы к беби-боксу случайно не прикоснуться. Бедный человечек! Никому-то он не нужен, никому до него дела нет, кроме странной девушки по фамилии Журавлева. Проверить ее, что ли? Может, это ее плод? С другой стороны, кто мне даст время и возможность искать мать этого зародыша? Сегодня же вечером его увезут на экспертизу и после проведения исследований утилизируют».

В какой-то момент Ивану показалось, что зародыш пошевелился в пакете. Его пробил холодный пот. Осторожно, чтобы не привлекать внимания стоящих рядом пассажиров, он посмотрел на «беби-бокс». Все было в порядке. Зародыш не ожил и признаков жизни не подавал.

«Черт побери! – подумал Абрамов. – Если Девичья роща будет моим участком, то мне придется постоянно выезжать на место обнаружения зародышей. Не проще ли прикрыть эту лавочку? Ну и что, что никому до них нет дела? Я, как коммунист, могу настоять на проведении всестороннего расследования. Не сами же по себе зародыши лоно матери покидают! Кто-то помогает женщинам избавиться от нежелательной беременности. Если я найду этого человека, то спасу десятки жизней. Начальство такую инициативу не поприветствует, но в открытую препятствовать не будет. Завтра же найду время и начну розыск. Хорошо бы, если бы Свиридова оказалась причастна к зародышам! Тут-то бы она заплатила за Алексеева».

В дежурной части Абрамова встретили шуточками.

– Ваня! Ты, кроме зародыша, больше ничего не привез? Порнухи нет, а то мы бы в картишки перебросились.

– Закончилась порнография! – с усмешкой ответил Абрамов. – Как новую напечатают, так тут же привезу.

Шутки были связаны с первым посещением Абрамовым Девичьего домика. В тот день, пока он разговаривал с вахтершей, кто-то из девушек незаметно подсунул ему в папку с бланками протоколов колоду порнографических карт. Вернувшись в отдел, Иван стал доставать объяснение. Карты выпали, разлетелись по полу. Наряд дежурной части бросился собирать их, весело комментируя некоторые снимки. Скандала, на который рассчитывали обитатели Девичьего домика, не получилось. Замполит отдела отчитал Абрамова за невнимательность, карты изъял и спрятал в сейфе.

– Ты, Иван, в другой раз клювом не щелкай! – велел замполит. – В Девичьем домике надо держать ухо востро! Чуть зазеваешься – и беды не миновать! С Алексеевым вон как получилось!

– Со мной так не получится, – заверил Иван. – Я из другого теста сделан.

3

В пятницу утром Абрамов позвонил в областное бюро судебно-медицинских экспертиз, попросил к телефону дежурного патологоанатома.

– Вчера вам моего зародыша привезли, – начал он.

– Простите, не понял. Чьего зародыша привезли? Вашего?

– Зародыш, разумеется, не мой. Я не знаю, чей он. Вчера я изъял его с места происшествия и направил вам для исследования.

– Так понятнее. Что вы хотите? Чтобы мы побыстрее выслали вам заключение?

– Я хочу, – неожиданно жестким тоном заявил Абрамов, – чтобы этот зародыш хранился у вас до понедельника. В понедельник я привезу вам дополнительные вопросы для исследования.

Судебный медик мгновенно подхватил официальный тон.

– Товарищ Абрамов, – сказал он, – мне непонятны ваши требования. С каких это пор милиция вмешивается в регламент проведения исследований биологических объектов?

– В понедельник я привезу дополнительные вопросы и все объясню.

– Хорошо! – согласился эксперт. – Подождем до понедельника.

Эксперт положил трубку, поднялся на второй этаж, к начальнику отдела экспертиз трупов.

– Мне звонил инспектор Абрамов из Машиностроительного РОВД. Он требует, чтобы мы оставили вчерашнего зародыша на хранение. Я считаю, что если каждый инспектор будет указывать нам, что делать, то мы превратимся в филиал милиции и потеряем самостоятельность.

– Я понял! – сказал руководитель отдела и позвонил начальнику РОВД.

Абрамов тем временем пошел к начальнику следственного отдела Зубицкому Юрию Николаевичу. Иван не был хорошо знаком с ним, но был уверен, что Зубицкий найдет время и объяснит, почему обнаружение зародыша не считается выявленным преступлением. Начальник следствия выслушал инспектора, хмыкнул, закурил папиросу и спросил:

– С какого момента человек становится гражданином нашей страны?

– С момента получения паспорта, – не задумываясь, ответил Абрамов.

– То есть до получения паспорта ребенок не имеет никаких прав, и любой может его безнаказанно убить?

– Нет, конечно, не так. Ребенок становится гражданином с того момента, как на него будет выписано свидетельство о рождении… Черт, снова не то! Он же после выписки из роддома несколько дней без всяких документов живет.

– Не стоит путать гражданство и документы, подтверждающие гражданство. На ребенка, кстати, при выписке из роддома дают справку, на основании которой потом выписывают свидетельство о рождении. Но ты так и не ответил на вопрос – с какого момента новорожденный ребенок считается гражданином? Затрудняешься сказать? Я объясню. Как только младенец издаст свой первый крик, как только его легкие наполнятся воздухом, он становится человеком и гражданином. Если после первого вздоха он тут же умрет, то по статистике будет считаться умершим человеком. Если младенец умрет до того, как закричит, то он будет мертворожденным плодом. Появившись на свет, младенец своим криком оповещает окружающих, что он уже не внутриутробный плод, а человек. Зародыш отличается от новорожденного ребенка тем, что вне тела матери он существовать не может. Он – не человек, а плод, составная часть женщины, которая его вынашивает.

– Почему никто не расследует причины его преждевременного появления на свет?

– Кто этим будет заниматься? Вспомни, кого из должностных лиц ты видел на месте обнаружения зародыша? Никого. Скорая помощь не выезжает на место обнаружения зародышей, так как они мгновенно гибнут, покинув чрево матери. Скорая помощь ни мертвыми младенцами, ни трупами взрослых людей не занимается. Ее интересуют только живые лица. Патологоанатом и следователь прокуратуры не выезжают на место происшествия, потому что зародыш – это не человек, и его обнаружение не может иметь криминальный характер по определению. По инструкции МВД СССР на месте обнаружения зародыша должен работать участковый инспектор милиции. Наш прокурор-перестраховщик считает, что участковый не в состоянии грамотно оформить протокол обнаружения человеческого плода, и требует, чтобы этим занимался инспектор уголовного розыска. Послать прокурора куда подальше с его надуманными требованиями мы не можем, вот и приходится на место обнаружения зародышей выезжать сыщикам, а не участковым инспекторам.

– Есть же уголовная статья за незаконное производство аборта?

– Не путай божий дар с яичницей! Аборт – это участие постороннего лица в преждевременном прерывании беременности. Аборт – это хирургическая операция, а не преждевременный выкидыш. Государство установило монополию на оказание медицинских услуг и жестоко карает за ее нарушение. Любой человек, который займется врачеванием без согласия на то уполномоченных государственных органов, будет привлечен к уголовной ответственности. Государство разрешает проводить аборт только в специализированном медицинском учреждении и только лицам, имеющим специальные познания и навыки, то есть врачам. Аборт производится на ранних сроках беременности, а зародыш – это плод, которому примерно тринадцать-четырнадцать недель. Для того чтобы зародыш преждевременно покинул тело женщины, участие посторонних лиц не требуется.

– Предположим, что я дал женщине таблетки, от которых у нее произошел выкидыш. В моих действиях будет состав преступления?

– Нет! Человеческий плод до момента родов является частью женщины, и она вольна распоряжаться им по своему усмотрению.

– Все-таки… – с сомнением пробормотал Иван.

– Ты можешь понять одну простую истину? Зародыш это не человек! Если женщина отрежет себе палец, у нее будет состав преступления? Нет! Палец – это часть женщины, и она может сунуть его в кипяток или оттяпать топором, если ей делать нечего. Про аборты – забудь! Зародыши, которых обнаруживают в Девичьей роще, к абортам отношения не имеют. Кстати, почему ты заинтересовался этим вопросом? Сколько лет их поднимают, и никому дела не было до преждевременного прерывания беременности.

– Как сотрудник милиции и коммунист, я хочу знать, почему будущие граждане нашего государства не могут появиться на свет.

– Ах вот как! Тогда понятно.

При упоминании партии Зубицкий стушевался и поспешил закончить разговор, сославшись на неотложные дела.

Не успел Абрамов выйти от начальника следствия, как его пригласил к себе Александр Сергеевич Мустафин, начальник милиции Машиностроительного района. Мустафин принадлежал к сибирской ветви «городских» татар. Он был светловолосым и голубоглазым. По паспорту его звали Амир Салихович, но так как Мустафин жил среди русских, то с юных лет представлялся Александром Сергеевичем.

– Мне только что звонили из СМЭ. Объясни, что ты надумал? – спросил начальник милиции.

– Я не могу спокойно смотреть, как у нас под боком творится беззаконие, – начал Абрамов. – Почти каждый месяц в Девичьей роще находят зародышей, и никому до этого дела нет! Зубицкий объяснил, что преждевременное прерывание беременности – это не преступление, но все же! Я, как член партии и офицер милиции, желаю знать, откуда появляются эти зародыши и кто повинен в их смерти.

– Откуда они появляются, я могу тебе подсказать, – желчно усмехнулся Мустафин, – а насчет того, что кто-то должен нести ответственность за их появление… Тут ты не прав. Мы не можем заниматься самодеятельностью и устанавливать в одном отдельно взятом районе областного центра свои законы. Зародыш – вне юрисдикции нашего законодательства. Он – плод, который еще не прошел все необходимые стадии развития. Ты представляешь, как развивается человек? Если следовать твоей логике, то оплодотворенная яйцеклетка уже является человеком, а ведь это не так!

– У него руки, ноги есть, – попробовал возразить Иван.

– Ну и что, что есть? – повысил голос Мустафин. – Кроме рук и ног есть закон, и мы обязаны его соблюдать, а не заниматься местечковым законотворчеством. Зародыш не является человеком, и расследование обстоятельств его появления на свет в нашу компетенцию не входит.

– Понял, – устало выдохнул Абрамов.

– Теперь объясни: чего ты хочешь от судебных медиков?

– Я хочу, чтобы они исследовали зародыша и определили, почему он преждевременно появился на свет. Если роды состоялись под воздействием лекарственных препаратов, то пусть они сообщат, каких именно.

Мустафин задумался, постучал кончиками пальцев по столу и сказал:

– Проконсультируйся у Зубицкого, как правильно сформулировать вопросы. В твоем требовании ничего незаконного нет, но учти – я не хочу пожалеть о том, что протянул тебе руку помощи в трудную минуту. Никакой самодеятельности с зародышами! Девичий домик – опаснейшее место. Глазом не успеешь моргнуть, как опозоришься до конца дней своих и работу потеряешь.

– Александр Сергеевич, вы не находите связи между историей с Алексеевым и зародышами?

– Дождись результатов исследования, и тогда поговорим.

От начальника РОВД Абрамову пришлось пойти к замполиту.

– Иван, не подскажешь, что за блажь? Ты что, революцию учинить надумал? – набросился на него замполит. – Что за разговоры про партию? Ты прекрати членством в КПСС козырять! Тебе партбилет вручили не для того, чтобы ты им стращал направо и налево.

– Я никого партией не пугаю, – спокойно ответил Иван. – Кого я могу ею испугать? Вы, я, Мустафин и Зубицкий – коммунисты. В Уставе партии сказано, что основной принцип партийного устройства – это демократический централизм. Для партии мы все равны.

– Мустафин – член бюро райкома КПСС, так что по партийной лестнице он стоит выше тебя, – возразил замполит, а про себя отметил: «Ваня же когда-то собирался в политотделе работать! Неплохо подковался для рядового коммуниста».

– Я могу увидеть заключение служебного расследования по факту обнаружения Алексеева в Девичьем домике? – спросил Абрамов.