– Личность убитой установлена? – спросил Торрес, стоявший перед большим окном переговорной. За стеклом раскинулся парк Бидарте, на окраине которого расположился изящный особняк XIX века, давший ему свое имя.

С того момента, как улики появились на столе, субкомиссар лишь изредка бросал на них мимолетные взгляды. Остальное его внимание, казалось, было сосредоточено на какой-то далекой точке, которую Андер со своего места не мог разглядеть. Он хорошо знал эту позу начальника, означавшую, что тот перешел в состояние повышенной готовности.

Мужчина покачал головой.

– Мы не обнаружили никаких личных вещей жертвы, и, как видите, – он указал на фотографию, которую держал Арреги, – на ней были только брюки. Мы обыскали карманы, но ничего не нашли: ни ключей, ни кошелька… ничего.

Пока Торрес медленно перебирал фотографии, мышцы его челюсти все сильнее напрягались. Субкомиссар был невысоким, но крепким, с широкими плечами и мускулистыми руками. Он коротко стригся, стараясь замаскировать лысину, ползущую от макушки, словно тонзура^[5]. Ему было пятьдесят три, и когда-то он был никем, но за годы службы продвинулся по карьерной лестнице исключительно благодаря собственным заслугам. Торрес, без сомнения, был человеком действия, строгим, но справедливым, и Андер глубоко его уважал.

Субкомиссар положил последнее фото на стол и снова подошел к окну. На мгновение показалось, что его внимание поглотил плотный поток машин, парализовавший проспект Энекури, и черные тучи, которые холодный северный ветер гнал по небу Бильбао.

– Нам хоть что-нибудь известно? – спросил он, повернувшись к Креспо и окинув его пронзительным взглядом карих глаз.

– Мы знаем, что жертва – белая женщина в возрасте от сорока до пятидесяти лет. Смерть наступила чуть более суток назад, – ответил инспектор, указывая на одну из фотографий. – Отсутствие крови на месте преступления также говорит о том, что произошло оно не там. Причал стал лишь сценой, которую убийца счел подходящей для своей постановки. Это позволяет предположить, что мы имеем дело с организованным и пунктуальным человеком.

– А что по этому граффити? – Альдай показал на другую фотографию. – Тоже дело рук преступника?

Альдай был новеньким в Четвертой группе. Сначала Андер считал, что для расследования ему хватит Гардеасабаля и Арреги, однако реальность быстро поставила его на место: ни один из них не разбирался в экономических или компьютерных преступлениях, а количество дел, требующих знаний в этих областях, росло. Поэтому он отправил запрос на предоставление агента с профилем в IT, и ему назначили парня двадцати четырех лет с несколько загадочным взглядом и абсолютной преданностью делу. Его каштановые волосы до плеч всегда были растрепаны, зато форма – идеально отглажена, без единой складки. «Сразу видно, что живешь с мамой», – подшучивал над ним Гардеасабаль. Отчеты Альдая были точными и всегда сдавались вовремя. Вскоре для Андера он стал незаменим.

– Все указывает на это, – ответил инспектор. – Что наводит нас на новую мысль. Похоже, через послания преступник пытается вступить с нами в диалог. Это тревожит меня больше всего, потому что такая потребность в прямой коммуникации с полицией может указывать на серийного убийцу. А значит, это может оказаться лишь первым преступлением из многих.

Он сделал паузу. Коллеги внимательно смотрели на него. Они знали, что Креспо был одним из самых опытных инспекторов-криминалистов в Эрцайнце.

– В любом случае, – обратился он к Альдаю, – я хочу, чтобы ты выяснил, на что могут указывать эти числа. Свяжись с нашим Центральным управлением расследований, если зайдешь в тупик. В случаях, когда требуется немного поколдовать с данными, я всегда обращаюсь к ребятам из ОТП.

ОТП – Оперативно-техническая поддержка автономной полиции – была одним из пяти подразделений Центрального управления разведки, также известного как ЦУР. Андер в последние годы сотрудничал с ними, когда ему нужно было провести перекрестный анализ, затрагивающий большие объемы данных.

– Поговорим вот еще о чем. – Инспектор вытащил из кармана пакет для вещественных доказательств. – Убийца оставил записку во рту жертвы.

Он передал улику коллегам, чтобы те могли внимательно ее изучить.

– Что может значить это «H9»? – спросил Гардеасабаль, подняв послание высоко в воздух.

Педро Гардеасабаль был ветераном «свинцовых лет», времен, когда борьба с терроризмом была абсолютным приоритетом для автономной полиции Страны Басков. В те суровые жесткостью годы был полицейским старой закалки, с явной склонностью к насилию. В 2000 году его назначили напарником Андера, и с тех пор они всегда работали вместе. Высокий и жилистый, он давил одним своим видом.

– Это нам и предстоит выяснить, – ответил мужчина, забирая пакет. – Пора действовать, ребята. Как сказал субкомиссар, это расследование – наш приоритет. Передайте Олано и Хименесу материалы по двум текущим делам.

Агенты кивнули.

– Альдай, ты займись граффити. Арреги, составь список заявлений о пропаже людей в Бискайе, поданных за последние три месяца. Мы ищем женщину средних лет. Гарде, отправляйся в Олабеагу и прочеши весь район заново, возможно, мы что-то упустили. Опроси соседей, вдруг вспомнят еще какие-то подробности. – Андер сложил руки и посмотрел на Торреса. – Пока это все, что у нас есть, шеф. Впереди много работы.

– Хорошо, господа. – Инспектор крепко схватился за спинку своего стула обеими руками. – Мы столкнулись с нетипичным преступлением, и я знаю, что некоторые из присутствующих еще не участвовали в расследованиях убийств, – он посмотрел на агентов Альдая и Арреги, – но не теряйте духа. Будьте сильными и никогда не сдавайтесь. Всегда держите голову высоко.

Он сделал паузу, чтобы его слова дошли до всех, и обратился к Андеру.

– Креспо, это дело требует от тебя максимальной отдачи. Отложи все личные планы на потом и брось все силы на расследование. Я верю в тебя, – сказал он, глядя полицейскому в глаза. – А теперь идите и найдите доказательства, которые позволят нам раскрыть это дело как можно скорее.

– Да, сеньор, – ответил Андер.

– И еще кое-что, – когда Четвертая группа уже собиралась покинуть переговорную, остановил их Торрес. – Чтобы никаких утечек. Это дело строго конфиденциально. Я не хочу, чтобы пресса кружила над нами, словно стервятники, – подытожил он и снова повернулся к окну, устремив взгляд в горизонт.

У Андера в горле стоял ком, который он никак не мог проглотить. Впереди его ждало очень тяжелое время.

2

– Ужас, это был ужас, так все на районе говорят. – Женщина перекрестилась, не выпуская швабру из рук.

Дождь не утихал. К счастью, Искандер всегда возил в багажнике большой черный зонт. Продолжая задавать вопросы, он приблизился к женщине, чтобы укрыть ее от ливня.

– Значит, вы видели все, что произошло вчера на причале? – спросил он, стараясь расположить ее своим доброжелательным взглядом.

– Нет, лапонька, – ответила она и осторожно вылила содержимое ведра на край тротуара, чтобы грязная вода стекла в ближайшую ливневку. – Когда я пришла, никого уже не было. Только лента осталась. – Она указала на ограждение, перекрывающее доступ к причалу. – Но жители подъезда рассказывают, что это был настоящий ад. Говорят, труп лежал в луже крови. Энрике, с первого этажа слева, сказал мне, что у тела не было ни рук, ни ног. Водолазам пришлось доставать их со дна залива. Боже мой, какой кошмар! – Она снова перекрестилась и начала неразборчиво шептать молитву.

– Да, преступление чудовищное, – подтвердил журналист. Он нахмурился и снова окинул взглядом участок набережной, ведущий к месту преступления.

Искандер вспомнил, какое впечатление на него произвело сообщение в WhatsApp от главного редактора. Прикрепленное изображение было размытым, его сняли на мобильный телефон с большого расстояния. Однако даже нечеткость не могла скрыть весь ужас произошедшего. Он знал, что зло необязательно видеть – его можно почувствовать.

Жертва была прислонена к фонарному столбу на причале. Выше пояса тело выглядело как бесформенная красноватая масса. С такого расстояния Искандеру оно напомнило одну из тех потерянных детьми кукол, которых постепенно деформируют и уродуют суровая погода и время.

Изувеченное тело, выставленное на всеобщее обозрение. Возможно, предупреждение? Но зачем? И кому оно адресовано?

Журналист пока не мог ответить на эти вопросы, но он точно знал, что у трупа все конечности были на месте, а на снимке с места преступления не было видно луж крови. Страх заставляет людей преувеличивать.

– А вам известно, может, кто-нибудь из местных что-то заметил, хотя бы мельком?

Искандер плотнее закутался в свой коричневый плащ. Он неплохо защищал от дождя, но не спасал от пронизывающего северного ветра.

– Ну, у нас здесь народу немного. – Она поправила свои жидкие волосы, собранные в хвост. – Когда жильцы поняли, что внизу что-то произошло, территорию уже оцепили. Так что вряд ли они что видели.

– Но свидетели точно были. Не будем забывать, что полиция приехала сюда по звонку одного из соседей, – настаивал Искандер, которого уже начинало мутить от запаха хлорки, исходившего от перчаток женщины. – Вы на работе с раннего утра, у вас со всеми соседями дружеские отношения. Не могу поверить, чтобы вы и не знали, кто вызвал офицеров.

Она пожала плечами и уже собиралась отвернуться, как вдруг изменилась в лице. Искандер заметил, что глаза у нее заблестели – будто ее осенила внезапная догадка.

– Подожди-ка минутку, – сказала она, направляясь к домофону подъезда, который убирала. – Может, ничего и не получится, но попробовать стоит, правда? – Женщина подмигнула Искандеру.

Она решительно нажала кнопку вызова квартиры на третьем этаже. Спустя несколько томительных секунд ожидания старческий голос спросил:

– Кто там?

– Мария Исабель, дорогая, здравствуйте. Это я, Эрнестина, – ответила женщина заметно громче.

– А, Эрнестина! Что случилось?

– Ничего такого! Я стою тут внизу с очень приятным юношей из газеты «Эль Коррео». Он пришел расспросить о вчерашней истории на причале.

– Обожаю эту газету, – сказала старушка через домофон. – Не пропускаю ни одного некролога, знакомых там высматриваю. Почти все мои ровесники. – Она озорно хихикнула. – Пусть поднимется, лучше здесь поговорим, на улице сегодня очень холодно.

Интерьер квартиры Марии Исабель явно отражал моду шестидесятых. Деревянный пол был покрыт оливково-зеленым ковролином, на котором тут и там виднелись пятна, а в проходных зонах он и вовсе изрядно протерся. Однако мебель из орехового дерева в прихожей и гостиной была очень хорошего качества. Искандер подумал, что она, вероятно, сделана из цельного массива. К сожалению, в некоторых местах присутствие короедов было особенно заметно. Из-за их упорной работы у комнаты – да и у квартиры в целом – был упадочный вид.

Они прошли в гостиную. Диван стоял напротив мебельного гарнитура, занимавшего всю стену. На выцветших полках выстроилась пестрая смесь сервизов всех мастей. В эту хрустальную структуру встроился современный плоский телевизор, который помогал старушке коротать свободное время.

Стены были увешаны портретами улыбающихся людей. Глядя на снимки, было несложно догадаться, что все они сделаны в разные годы. Одни были черно-белыми, другие – в тонах сепии (эти казались еще более старинными), несколько – цветными. Искандер остановился, чтобы внимательно рассмотреть одну из первых фотографий, на которой группа тореадоров гордо входила на арену для корриды Виста Алегре.

В этот самый момент появилась Мария Исабель с алюминиевым подносом, на котором стоял фарфоровый кофейный сервиз. Рядом с ним лежала изящная жестяная коробочка, наполненная датским масляным печеньем.

– Правда мой отец был красавцем? – спросила она, указывая на фотографию, привлекшую внимание журналиста.

Он удивленно обернулся.

– Ваш отец был тореадором? Который из них?