Особая примета (страница 3)
Допрос престарелой бабки ничего не прояснил. Изольда Семеновна была сильно глухая, и оставалось только удивляться, как ей удается общаться с внешним миром. Девушка, внучка бабки, укрывшись до подбородка одеялом, боязливо зыркала на нежданных гостей и не была расположена к общению: она или замалчивала вопрос, или отвечала односложно.
А вот осмотр дома был более успешен. В комнате внука под его кроватью был найден мешок из дерюги. Скорее всего, тот самый, что опрашиваемая оперуполномоченным Храмовым соседка видела вечером за спиной Сашки Богомольцева. Мешок и правда выглядел полупустым. В нем лежали полуведерный куль с картошкой, две здоровенные репы, испачканные в земле, и две жестяные банки сгущенного молока. Обнаруженные припасы вполне могли быть вынесены из продовольственного склада отдела рабочего снабжения моторостроительного завода…
Когда участковый и оперуполномоченный с мешком Сашки Богомольцева вернулись в каморку на складе ОРСа, там находились уже другие лица. Это были начальник местного отделения милиции капитан Мансуров, заместитель директора моторостроительного завода по рабочему снабжению, а также начальник ОРСа завода Зинаида Ивановна Коротченкова и начальник склада Степан Романович Гайдуков – крупный полноватый мужчина с орденскими планками на стареньком, поношенном, коричневого цвета пиджаке. Он и удостоверил пропажу.
– Я тут посмотрел по карточкам складского учета, что пропало… Выходит, что полпуда сахара, с полкило изюма и десять жестяных банок сгущенного молока. – Посмотрев на капитана Мансурова, хмуро выслушавшего его заявления о пропаже, добавил: – Это то, что на первый взгляд мы имеем… Но, конечно же, нужно еще уточнить.
– Все это вам нужно будет записать и предоставить нам в отделение милиции на мое имя, – подчеркнул Мансуров.
– Сделаем все как нужно, в лучшем виде… Аккуратно все это напишу и уже заверенное моей подписью предоставлю органам, – твердо пообещал Степан Романович.
– А банки сгущенного молока, они вот такие были? – вытащил из мешка жестяную банку со сгущенкой Храмов.
– Ага, точно такие, – подтвердил начальник склада Гайдуков. – А откуда они у вас? Они под строгим контролем.
Храмов не счел нужным вдаваться в подробности, коротко ответил:
– Проверяем, – и положил жестяную банку обратно в мешок.
– Так что, из-за этого, выходит, Глафиру Хлопченко убили? – с ноткой недоумения в голосе произнесла Зинаида Коротченкова, стараясь не смотреть на труп женщины, уже прикрытый.
– Знаю случаи, когда и за меньшее убивали, – буркнул в ответ Храмов. – Так что мотив убийства вполне ясен…
– Ну, так это, наверное, в войну было и когда продуктовые карточки в обиходе были. А теперь-то какой смысл убивать? – продолжала недоумевать заместитель директора моторостроительного завода по рабочему снабжению Коротченкова, очевидно, никогда в своей жизни не голодавшая и не знавшая, что в городе во время войны были десятки убитых, которых лишили жизни за пачку сливочного масла, буханку хлеба, ту же самую сгущенку или килограмм кускового сахара…
– Вы думаете, что, если карточки отменили, так и люди как-то поменялись? – посмотрел на женщину оперуполномоченный Храмов. – Не дожидаясь ответа, добавил: – Уверяю вас, гражданочка, что нет. Должно пройти немало времени, чтобы люди хоть как-то позабыли войну, холод и голод… Иначе не бывает.
Приехала труповозка – грузовой автомобиль ЗИС-5 с крытым кузовом, окрашенный в черный цвет и с грязными пятнами по всей поверхности – и остановилась у дверей склада. Из кузова на истоптанную раскисшую землю выпрыгнули двое крепких мужиков в несвежих халатах поверх телогреек. Один из них, длинноногий и длиннорукий, поинтересовался у милиционера, стоявшего снаружи:
– Где тут пострадавший?
– Это женщина. Проходите внутрь, она там лежит.
Второй – плечистый, малость сутулый – шаркнул носилками по металлическому днищу кузова и вытащил их наружу.
Приехавшие хмуро поздоровались с людьми, стоявшими у трупа, и остановились в сторонке.
– Можете забирать, – распорядился капитан Мансуров.
Длиннорукий кивнул и сказал напарнику:
– Под плечи ее возьми, так удобнее.
Убитую женщину погрузили на носилки и вынесли из каморки. Машина завелась, выхлопная труба брызнула снопом огня и тронулась, тарахтя. Следом разошлись и покинули продовольственный склад ОРСа и все остальные, приехавшие на расследование убийства. Остались лишь заместитель директора Зинаида Коротченкова и начальник склада Степан Гайдуков, которым надлежало закрыть склад, убедившись перед этим, не пропало ли еще чего из продуктов. За судмедэкспертом и криминалистом, закончившим наконец писать протокол, вышли из складской каморки опер Храмов и начальник отделения милиции капитан Мансуров.
– Ну, что думаешь обо всем этом? – закурив папиросу и сделав глубокую затяжку, спросил начальник городского отделения милиции.
Вокруг стояла потрепанная мгла, через которую пробивались просветы нарождающегося дня.
– А что тут думать, – промолвил Храмов. – Склад подломил уже известный нам Сашка Богомольцев, житель поселка Караваево. Задержать которого не удалось, поскольку он успел скрыться и тем самым подтвердил свою причастность к убийству сторожихи и ограблению продовольственного склада. Работал он, скорее всего, не один, а с дружками. Такими же сопляками, как и он сам. Потому-то и взяли они по преимуществу сладкие продукты… И в этом вот мешке, – он указал на мешок, что нес на плече, – была его доля.
День начинался хмуро: под ногами сочно чавкала мокрая земля, а в предрассветном тумане дремали деревья с широкими кронами.
– Но там из сладкого только две банки сгущенки. А где в таком случае изюм, где сахар? – покосился на своего опера капитан Мансуров.
– Изюм и сахар подельники разобрали, – безапелляционно заявил Храмов, уверенный в своей правоте. – Товар-то ходовой! А Богомольцев взамен сладостей картошечкой разжился и репой. Чтоб было чем кормить бабку и сестру.
– Возможно, – соглашаясь, кивнул Мансуров и добавил: – Ладно. Работай.
Храмов кивнул. Что дальше делать – было предельно ясно. Подозреваемый в деле грабежа на складе ОРСа и убийства сторожа отыскался. Оставалось только через информаторов и доверенных лиц – а их у Храмова в поселке Караваево было немало – узнать, где в настоящее время скрывается подозреваемый Богомольцев, и в кратчайшие сроки его задержать. Недолго еще гулять на свободе соколику – максимум сутки!
Глава 3. Ну что, попался?
Как Богомольцевы сумели выжить в суровые военные зимы на иждивенческие карточки с нормой четыреста граммов хлеба на человека, ведомо только одному Богу. Летом тоже не разживешься: небольшой огород с истомленной суглинистой землей, что был за домом, почти ничего не родил. Разве что скудную зелень: петрушку, укропчик, хиленький лучок, – с помощью которой можно избежать цинги. Да и кому на этом огороде копать, сажать, полоть? В сорок первом, когда началась война, Изольде Семеновне стукнуло семьдесят пять годков (здоровьице уже не ахти какое), а внуки учились в младших классах: Сашке исполнилось десять лет, а его сестренке Иришке и того меньше – девять.
Во времена казачьего царя Емельки Пугачева, промышлявшего со своей шайкой неподалеку от этих мест, поселка Караваева еще не существовало, имелся лишь починок в два или три двора без названия. Так сказывают местные старожилы. Перед Первой мировой войной поселок Караваево насчитывал уже без малого двести восемьдесят дворов и население около двух тысяч человек. Ныне поселок Караваево – весьма внушительный: четыреста с лишком дворов, восемь протяженных улиц с десятком переулков и тупиков и населением более двух с половиной тысяч человек – совсем не шутка! На сегодняшний день поселок Караваево будет побольше некоторых бывших уездных городов вроде Арска или Ядрина. А еще имеется в поселке православный каменный храм во имя Смоленской иконы Божией Матери, переделанный ныне в столовую, и несколько мелких озер, одно из которых – под названием Ремиха, пользовавшееся дурной славой среди местного населения. Жители поселка предпочитают обходить его стороной: сказывают, в озере на самом дне, в затопленном доме, сидит злая горбатая старуха и тех, кто проходит мимо озера или задумает искупаться, хватает за ноги и тащит к себе на дно. Кто-то верил старинным преданиям, а кто-то откровенно над ними посмеивался, но, однако, каждый год находили в озере с недоброй славой утопленников, что косвенно подтверждало легенду о горбатой старухе.
А вот город Казань – это уже четыреста двадцать тысяч жителей. Поди отыщи шустрого злоумышленника семнадцати годов, который совсем не желает, чтобы его сыскали. Однако оперуполномоченный старший лейтенант Илья Владимирович Храмов все-таки его нашел. Там же, в Караваеве. А куда еще парню податься, если в городе он вроде приезжего – некуда ему податься! – и свой лишь в Караваеве. В поселке его каждая собака знает, и он ведает про всех и обо всем. А взяли Богомольцева у одного из его школьных друзей – Кольки Козицкого, также рано лишившегося родителей и проживавшего с сестрой и бабкой в переулке Тупиковом, имевшем всего-то шесть домов, по три избы на каждую сторону.
Наводку на Козицкого оперу Храмову дал его информатор Ваня Воскобойников. Встретившись с ним в Лядском саду под раскидистым кленом, не тратя времени на вступительные слова, оперуполномоченный поинтересовался: