Это была одна из базовых техник в моей монашеской школе.

Равновесие Монаха достигалось долгими медитациями и укреплением внутреннего стержня. Муштра по этой технике была страшная. И теперь я понял почему.

Мелькнув по воздуху, Формула осела прямо на весы герба – на правую чашу. Весы медленно начали уравновешиваться.

Я покосился на экипаж, чтобы увидеть лицо кузины, но… напоролся взглядом на Лаврентия!

Да что ж такое, мать его!

Он стоял рядом, глазел на печать и на то, как чаши на Башне Мер и Весов приходят в равновесие.

– Алхимия всё же очень красивая магия, – пробормотал он. – Почему ты не сказал, что будешь укрощать гербовую печать? Я бы проснулся пораньше, чтобы такое увидеть.

Пока он это говорил, весы на печати встали ровно.

А через мгновение она просто исчезла.

Герб на перекладине ещё раз блеснул позолотой, будто передавал привет. Я перевёл дыхание и только сейчас заметил, насколько вспотел от напряжения. Ещё бы. Не каждый день видишь перед собой весы собственной Жизни и Смерти.

А может, это были весы двух противоположных магий: алхимии и того, что может её уничтожить.

Ещё раз переведя дыхание, я наконец выпрямился, сжал в кулаке похолодевшее кольцо Нонны и сунул его обратно в карман пиджака. Однако краем глаза всё же успел заметить, что Виктор отвлёкся от раздачи распоряжений и сейчас смотрит на тот самый карман.

Молчит и смотрит, чтоб его.

Правда, длилось это недолго – его отвлекли. Пара моих охранников подвела к нам низенького и худого взъерошенного мужичка, а лучше сказать притащила. Он был босиком, в заштопанном исподнем белье, да ещё и мокрый, измазанный в глине и с разбитым носом.

– Старосту нашли, Илья Борисович! – отрапортовал охранник и швырнул мужичка на землю. – Этот паскудник сбежать хотел! Мы его из реки выловили!..

Староста сел на земле, поджав колени, и поёжился.

Не только от озноба, но и от смущения.

– Прикрыть бы срам-то… люди добрые… – пробормотал он тонким голосом, глядя то на мою охрану, то на Виктора, то на меня и Лаврентия.

– Дай ему шинель, – велел я охраннику. – И подними его на ноги.

Меня ещё не отпустило напряжение после открытия золотой печати, но вопросов к старосте накопилось много, поэтому отпускать его так просто я не собирался.

Мужичка моментально ухватили под локти и подняли на ноги.

Он торопливо накинул на себя шинель с плеча моего охранника. Только оказался староста настолько низкого роста, что полы одежды уткнулись в землю и испачкались в грязи.

– Родион Сергеич Поплавский, Ваше Сиятельство! – деловито представился староста, пригладив мокрые неряшливые кудри. – Отчего же не предупредили, что посетите?

Я чуть не поперхнулся.

Этот падлюга сбежать пытался, а ещё объяснений просит!

Из его разбитого носа всё ещё капала кровь, но он будто не обратил на это внимания. Он даже улыбнулся, учтиво так и преданно.

При этом его взгляд постоянно перемещался с меня на Лаврентия и обратно. Староста никак не мог понять, кто именно из нас – молодой наследник семьи Ломоносовых.

И я, и Эл были одеты богато, стояли в модных костюмах-тройках и дорогих туфлях, пусть и измазанных в грязи не меньше, чем у остальных. А глаз у этого старосты точно был намётан.

– И что же ты, Родион Сергеич, за усадьбой не следишь? – сощурился я. – Кто ворота сжёг?

Он сглотнул, перестав улыбаться, и опять пригладил кудри.

– Так оно… эт самое… я же у мельничихи был… за мукой эт самое… вчерась оно было…

– Что «вчерась»? Говори ясно! – Я повысил голос.

Внутренняя пружина опять начала сжиматься, на этот раз уже от того, что внятного ответа добиться невозможно. Это паршивое место оказалось втрое хуже, чем я ожидал. Вот какого чёрта я вообще тут делаю? Ещё и Нонна из-за меня рискует.

– У мельничихи я вчерась был… эт самое, после полудня, – уже более внятно начал староста, видя, что я начинаю злиться. – Мельница-то ближе всех к усадьбе стоит, на бережку. И вот вчерась прибегает… эт самое… повитуха наша, к мельничихе-то. И кричит! И воет! Говорит, явилися опять летучие убивцы с Хребта и начали эт самое… жечь ворота сразу! Мы уж умаялися, Ваше Сиятельство, ловушки-то на них ставить! А у нас магов-то мало, всего трое на всю деревню, да и то все не годятся. Вот вчерась эти бандиты и пробились к воротам-то!

Я нахмурился.

Ну наконец-то хоть что-то понятно.

– Летучие убивцы и бандиты – это летающие кочевники с Хребта Шэн? – на всякий случай уточнил я.

– Они! – воскликнул староста, взмахнув руками. – Они, окаянные! Спасу нет! Позавчерась заброшенную фабрику подпалили, ерохвосты! А неделей раньше – лавку нашу единственную сожгли! И скот воровали! И на мельницу покушалися, ироды! Стоит она, мельница, никого не трогает…

– А сбежать-то ты от нас зачем пытался? – перебил я его.

– Да вы ж меня бы за энти воротья на суку бы повесили! Я же не спас их от сожженья! Прошу милости вашей, добрые люди! Не виноват же!

Я потёр вспотевший лоб, всё больше ненавидя это место.

Никогда раньше мне не приходилось изображать всезнающего дворянина и управлять людьми, особенно такими малоуправляемыми. А ещё – наказывать их или миловать.

Крепостное право отменили уже давно, а люди все привыкнуть не могут.

– Собери народ завтра после полудня, Родион Сергеич, и магов ваших тоже. Поговорим, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос не был слишком усталым. – И приведи пару крепких мужиков, помочь в усадьбе. Оплата хорошая.

Услышав про оплату, староста опять заулыбался.

– Так я пятерых приведу! И два сына мои сгодятся! Крепкие они, как эт самое… богатыри!

Он быстро оглядел всю мою свиту: пятерых охранников магов-светочей, моего помощника Виктора, а заодно и Лаврентия (няня в это время была в экипаже).

– А девок-то надо? – уточнил староста.

Услышав про «девок», Лаврентий кашлянул себе в кулак, явно намекая про моё обещание насчёт красивой горничной.

– Надо, – ответил я. – Горничная нужна, уборки будет много.

– Тогда двух отправлю! – гарантировал Родион Сергеевич. – Кровь с молоком, шустрые! Не девки, а ягоды! Вмиг усадьбу в порядок приведут!

Он пообещал всё организовать быстро и хорошо.

И судя по его хитрющей физиономии, сбегать он больше не собирался.

***

Староста сделал всё, как надо.

Уже к обеду в усадьбу явились работники: пятеро крепкого вида мужчин и две молодых девушки – обе, как и сказал староста, настоящие «ягоды». Пухлощёкие, пышногрудые, с длинными чёрными косами.

– Это тебе не столичная клубника со сливками, – негромко констатировал Лаврентий, после чего улыбнулся и добавил: – Это крыжовник в сметане. Сытно и натурально.

– Избавь меня от своих гастрономических аналогий, – усмехнулся я.

Эл вскинул брови.

– Серьёзно? А ты что, на диете?

Я пропустил его слова мимо ушей, хотя на диете, конечно, не был. Внешность Ильи Ломоносова – высокого поджарого блондина с зелёными глазами – обеспечивала меня не просто женским вниманием, а порой его переизбытком.

И да, я этим пользовался. Чай не монах.

По крайней мере, в этом мире.

Но сейчас мне и правда было не до всякого рода девиц. Дел навалилась куча – столько, что я сам себе напоминал губернатора целой области. Хорошего губернатора, а не плохого.

Надо было привести усадьбу в порядок.

Отремонтировать ворота и заборы, вычистить фасады, флигеля, внутренние залы и мебель, поменять окна, разобраться с парадным садом, подъездными дорожками и создать хотя бы простые условия жизни: вода, еда, въезд, выезд, охрана и прочее, вплоть до клозетов.

За сто сорок лет это место покрылось тонной пыли, территория заросла березами, елями и сорняками, деревянные постройки сгнили и скособочились, фасады и колонны потрескались, окна помутнели от времени.

Я, конечно, был наследником дворянского рода и прозябал в академии аж целых полгода, но меня никогда не учили быть управленцем.

Нигде не учили: ни в этом мире, ни в том. Так что управлял я своим маленьким двором, как считал нужным.

Мой помощник Виктор, кстати, тоже был так себе управленцем. Еще хуже меня. Он носился по усадьбе, психовал, размахивал руками, спотыкался и командовал работниками так, что кричал до срыва голоса, а потом сипел, как больной.

Порой он так злился, что хватался за серебряную серьгу в виде полумесяца (это был символ касты «Серебро и Луна»), будто собирался вырвать её вместе с ухом.

Зато няня Ангелина была спокойна и непоколебима, как старый дуб, поэтому чётко определила себе задачу:

– Займусь садом, Илюша. Через неделю ты его не узнаешь.

Заодно она исследовала усадьбу на наличие гнили, а её тут было столько, что даже Чумная Природница не сразу справится.

Но забавнее всего было с Нонной.

Ещё утром, после открытия золотой печати, я помог кузине благополучно переместиться в одну из комнат усадьбы, но она бы не смогла там долго скрываться.

И вдруг у неё родилась идея. Прямо скажем, опасная идея.

– Изображу горничную! – объявила Нонна. – А почему нет? Обвяжу голову косынкой, заплету косу, сотру помаду, не буду пудриться и брызгаться духами, уберу корсет, надену простенькое платье и фартук… ещё калоши или как они называются… И никто и не узнает!

Я нахмурился.

– Виктор узнает. Он на тебя ещё дома в Архангельске насмотрелся. Знает, как ты выглядишь.

Нонна мотнула головой.

– Не узнает. Он всегда видел меня при параде, а тут я буду совсем другая. Сменю амплуа! Это будет удивительное приключение!

Она хлопнула в ладони и чуть не улыбнулась от радости, но вовремя себя остановила.

Я потёр лоб.

Впервые видел аристократку, которая радовалась тому, что ей придется быть горничной.

Хотя идея, конечно, имела смысл, но не имела никаких гарантий. Виктор мог узнать Нонну – он не идиот. Да и Лаврентий её видел. Один раз и тоже при параде, но всё же. А уж про мою няню Ангелину и говорить нечего – она раскусит Нонну сразу (но с няней можно было договориться).

Видя моё сомнение, Нонна принялась уговаривать:

– Это совсем ненадолго, Илья. Пожалуйста. Всего на несколько дней. Я ведь скоро покину усадьбу и отправлюсь обратно в Архангельск. Софья Солонец не сможет прикрывать меня вечно. Вот дождусь свою подругу Марьяну с её экспериментальным летательным аппаратом и улечу.

Я всё ещё сомневался.

– Может, просто оборудовать для тебя комнату?

Нонна опять стала мрачной.

– Раз в жизни мне представилась возможность побыть свободной от условностей высшего общества, а ты хочешь отобрать у меня это? Я обещаю, что никаких проблем не будет.

Она посмотрела на меня так уверенно и в то же время умоляюще, что я решил дать ей эти несколько дней «свободы от условностей высшего общества».

Только был один вопрос.

– А работу горничной ты тоже делать будешь?

Нонна тут же приняла вызов.

– Если понадобится, то буду. Ты меня этим не испугаешь!

Она действительно не испугалась (а я всё же на это рассчитывал).

Правда, пришлось подключить няню, потому что обмануть её всё равно бы не вышло.

– А я всё ждала, когда ты мне про Нонночку скажешь, Илюша, – улыбнулась Ангелина. – Я почувствовала её ещё в поезде, когда ощутила всплеск энергий при переходе материи. Я старая, но не глупая.

Ну кто бы сомневался, что она уже и так всё поняла.

Зато теперь Нонна была под присмотром далеко не глупой женщины.

Няня помогла кузине умыться и переодеться, заплела в скромную косу её пышные рыжие кудри, подарила свой самый старый фартук и повязала на её голову косынку.

– Ну вот, почти похожа на горничную, – кивнула няня, разглядывая Нонну. – Сегодня научу тебя чистить картошку, хочешь?

– Хочу! – объявила Нонна. – Чистить картошку – это же так увлекательно!