Все пятеро сразу отошли подальше. Даже тот, кто утверждал, что не пугливый и боится только комаров.

Правда, бояться всем пришлось недолго – секунд за десять Ангелина сделала своё дело. Сначала она наклонилась и прикоснулась ладонью к земле, так нежно и заботливо, будто погладила ребёнка. А потом её силуэт окутал речной туман.

– Ну, ну… ми-и-илая… – услышал я её бормотание. – Что же ты серчаешь, родная? Мы с тобой одной природы… из одного чрева вышли… из одного семени…

Что именно она сейчас делала и к кому обращалась, никто не видел.

Все стояли, молча уставившись на клубы тумана, пока не услышали тихий шорох брёвен моста, скрип и всплеск воды у берегов.

– Может, лучше брод поищем, Илья Борисович? – шёпотом предложил мне Виктор. – Неспокойно как-то и зябко. То колдуны, то теперь мост этот. Доверились бы броду, а не…

Он смолк.

Туман перед нами рассеялся, и в рассветных лучах предстал мост.

– Как такое возможно?.. – открыл рот Виктор.

– Чумная Природница сделала новый мост, – зашептались мужики.

На самом деле Ангелина вернула мосту прежнее состояние – до гниения. Теперь он выглядел так, будто его только что построили: светлые обтесанные брёвна, крепкие перила, даже запах свежей древесины.

И пока все пялились на обновлённый мост, няня проследовала к своему экипажу, опять пыхтя трубкой на ходу.

С её пальцев капала вода, а тыльные стороны ладоней выглядели жутко: тёмные, в плесени и мелких грибницах.

Перед тем, как усесться в экипаж, няня обернулась и улыбнулась мне.

– С гнилью у меня разговор короткий, ты же знаешь! – повторила она, после чего так же ловко скрылась внутри салона и захлопнула дверь.

Шофёр-бородач снова перекрестился и глянул на меня.

– Никого не боюсь, Ваше Сиятельство! Никого, окромя комаров и Чумных Природниц! Вот вам крест!

Мы наконец расселись по экипажам и снова отправились в путь. Мост выдержал все тяжёлые машины, даже не скрипнул.

– Твоя няня меня порой пугает, – тихо сказала Нонна, когда мы пересекли реку. – Меня все старые травники пугают, но твоя няня – особенно. Ушла бы уже на покой, а она вместо этого…

Экипаж резко остановился, и Нонна чуть не съехала с сиденья на пол, но вовремя успела ухватиться за поручень.

– ОСТОРОЖНО! ТУТ ЛОВУШКА! – услышали мы выкрик из кабины шофёра. – Это деревенские темень навели! Ни зги же не видно! Вот болваны! От кого тут обороняться-то?! Глухомань стра-а-ашная! Кто сюда сунется?

Потом послышался торопливый и негромкий голос моего помощника Виктора:

– Мы же сунулись! Но это недоразумение! Сейчас договоримся! Сейчас, сейчас, это просто недоразумение… ой, простите, споткнулся… ничего ж не видно! Вот ироды неблагодарные!

Прошло меньше минуты.

Я даже вылезти из экипажа не успел, как машина опять тронулась и ровно затарахтела маго-паровым двигателем, а за ней – и остальные.

Наполовину сдвинув шторку, я глянул на улицу за окном, чтобы хоть немного разглядеть деревню Усть-Михайлово, рядом с которой мне предстояло жить, но ни черта не увидел.

Темнота стояла такая, будто вместо рассвета опять наступила ночь. Значит, деревенские устроили тут Мглистую Ловушку – элементарное заклятие от лихо-мага. Для всех чужаков, видимо. В том числе, и для меня.

И главное – ни одного фонаря, чтоб их!

Ни единого источника света! Даже в окнах домов! Будто едешь по кладбищу.

– Ничего, Илья… ничего… ты тут ненадолго, – зашептала Нонна, но в её голосе я всё-таки уловил панику. – Ты же дворянин, а твой предок столько сделал для этих мест, поэтому никто не посмеет тебя тронуть…

Её опять прервали.

На этот раз это был более спокойный выкрик шофёра:

– Приехали, господа! Вот и усадьба!

Я задёрнул шторку и посмотрел на кузину.

– Готова? Уверена, что справишься с печатью прямо отсюда?

Она собралась ответить, но её в очередной раз прервали.

В дверь экипажа кто-то нервно постучал, и, судя по выученной вежливости, это точно был не Лаврентий.

– Илья Борисович! Ваше Сиятельство! – услышал я взволнованный голос помощника Виктора Камынина. – Илья Борисович! Беда! Ворота усадьбы сожжены!.. Их нет!

Глава 10

Нонна зажала ладонью рот и уставилась на меня.

Ворота сожжены – эта новость выбила из колеи не только её, но и меня.

– Будь наготове, – шепнул я и быстро покинул экипаж, заговорив уже громко и с недовольством: – В чём там проблема, Витя? Какие ворота?!

Помощник часто заморгал и вместо того, чтобы хоть что-то внятно пояснить, начал оправдываться:

– Илья Борисович, откуда ж я знал! Я ж не знал! Батюшка ваш строго-настрого велел проследить, чтобы вас точно к воротам подвезли, чтобы вы ворота увидели и сами их открыли…, а этих ворот-то и нету…, а где ж я их возьму! Илья Борисович!

– Не паникуй, разберёмся, – бросил я и посмотрел ему за спину, чтобы наконец увидеть причину его оправданий.

На улице, кстати, было уже не так темно – Мглистую Ловушку начали рассеивать мои охранники, а свет фар от экипажей освещал унылую и в то же время страшную картину.

Ворота действительно были сожжены.

Причем, не так давно.

Остались только почерневшие каменные столбы. Верхняя кованая перекладина с гербом Ломоносовых упала на одну сторону, ровно по диагонали, будто перечёркивая собой вход.

Створок у ворот вообще не было. От них остались лишь чёрные головешки брёвен, торчащие из опор и ощетинившиеся, как переломанные гнилые рёбра.

Кто вообще додумался сделать их деревянными? Удивительно, что они простояли так долго – больше ста сорока лет.

Только вопрос у меня к этим воротам всё равно остался.

Сохранилась ли на них золотая печать?

Я вгляделся дальше – на заросший сорняками парадный сад, подъездные дорожки и потрескавшийся фасад двухэтажной усадьбы. Заметил два длинных флигеля с почерневшими от влаги стенами, парадный балкон, четыре колонны с внушительным крыльцом и заколоченный вход.

Узнал и щербатую крышу с мезонином.

Да, всё это выглядело заброшенным, сгнившим и старым, даже древним.

Но вот что я заметил: сюда много лет никто не заходил. Создавалось впечатление, что дальше сожжения ворот дело не дошло. Никто и шагу не ступил на территорию парадного сада.

– Где староста? – обратился я к Виктору. – Кто присматривал за усадьбой? Дайте мне его! Срочно!

– Уже ищут, Ваше Сиятельство! – тут же отчеканил Виктор. – Семей тут немного, десять дворов всего. Тридцать семь душ. Двадцать два мужского полу и пятнадцать женского. А староста где-то близко живёт. У бывшей фабрики, как мне сказали. Найдём быстро!

Пока все были заняты поиском старосты, я велел шофёру своего экипажа подъехать ближе к воротам, чтобы у Нонны появилась возможность лучше воздействовать на печать.

Я был уверен, что печать-убийца на входе всё ещё жива, потому что иначе усадьбу давно бы разграбили или сожгли вместе с воротами, но никто туда так и не вошёл.

Нонна говорила, что в старых записях Михаил Ломоносов указывал одно и то же место для размещения печати – герб на воротах. А он как раз не сильно пострадал, только перекладина упала на один бок. Кованая и украшенная позолотой башня с алхимическими весами блестела почти как новая.

Значит, вот что должно было меня убить.

Сам герб Ломоносовых.

Башня Мер и Весов.

Очень символично, папа. Почти как божья кара, только за что – непонятно. И снова проклятая алхимия пыталась меня уничтожить.

Тем временем Виктор выкрикивал распоряжения охране и шофёрам. Я покосился на него и подошёл ближе к упавшей набок перекладине с гербом, но прикасатьсяа не стал. Вместо этого сунул руку в карман и достал Кольцо Транспозиции, чуть тёплое, согретое лишь частичным зарядом.

Теперь многое зависело от умений Нонны управлять своим перемещением.

Я шагнул к воротам ещё ближе, уходя в тень от света фар. Потом быстро положил кольцо себе на ладонь и протянул руку к перекладине.

Герб жадно блеснул, будто почуял чью-то скорую смерть.

Я покосился на экипаж, где сидела Нонна. Шторка в окне чуть дернулась. Это значило, что кузине нужно, чтобы я подошёл к гербу ещё ближе, иначе ничего не сработает.

Моя рука и без того была уже близко, но я подошёл ещё. Кольцо на ладони сразу приподнялось – Нонна задействовала частичное перемещение, чтобы материализовать только свою руку.

Это было великое мастерство, но его всё равно не хватало, чтобы достать до печати.

Я снова покосился на экипаж.

Шторка в окне опять дёрнулась. Так Нонна просила меня приблизиться к воротам ещё. Пришлось наклониться к перекладине, практически касаясь герба пальцами.

В этот момент мне не хотелось даже думать о том, что именно Нонна может оказаться моим убийцей и тем самым человеком, которому заплатили «баснословную сумму». Что всё это – лишь красивая ловушка под видом сестринской помощи, и что прямо сейчас меня сожжёт печатью к чёртовой матери, потому что я тупица.

Нет, мне совсем не хотелось об этом думать, но я думал.

Шторка на экипаже внезапно сдвинулась вбок, и в окне появилось лицо кузины.

Она в ужасе замахала мне руками.

О таком знаке мы не договаривались, но он мог значить только одно: «УЙДИ ОТ ПЕЧАТИ! НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ!».

По лицу кузины было видно, что она готова выскочить из экипажа прямо сейчас, чтобы оттащить меня от перекладины с гербом. И если бы Нонну тут увидели, то наказание для неё было бы самым суровым (меня-то и без того уже наказали).

Я не мог такого допустить.

Но и не мог отойти от этих треклятых ворот.

Так что вместо паники я улыбнулся Нонне – мол, давай попробуем ещё раз – ну а потом приблизил ладонь с кольцом практически вплотную к гербу.

Кузина прикусила губу и… решительно кивнула, а потом снова задёрнула шторку на окне, пока её никто не увидел.

В следующую секунду Кольцо Транспозиции снова приподнялось над моей ладонью. Кожи коснулись прохладные полупрозрачные пальцы, и рука Нонны наконец легла на герб.

Позолота снова блеснула.

По кованной перекладине пронеслась дрожь.

А дальше… ничего.

Ничего!

Видимо, этого было недостаточно. Нонне нужно было подойти самой и воздействовать на печать напрямую, а не вот так, с помощью Транспозиции.

Перекладина продолжала подрагивать, герб заблестел ярче, будто собирался выпустить смертельный луч.

Над ним поднялась и замерцала круглая магическая печать, повторяющая герб, только золотистая и полупрозрачная.

Это была та же Башня Мер и Весов, и её весы вдруг качнулись в левую сторону. Если бы это было равновесие между Жизнью и Смертью, то качнулись весы явно в сторону Смерти.

Моей смерти, разумеется.

Нонна снова сдвинула шторку на окне, замаячила руками и в панике замотала головой. Я даже представил, как она всё же выбегает из экипажа и бросается к перекладине, чтобы воздействовать на печать и спасти мою бессмысленную жизнь.

И пока она этого не сделала, я подключил магию Первозванного.

Частично кузина уже сделала дело: она активировала печать, как золотой алхимик. Оставалось сделать так, чтобы весы на печати снова пришли в равновесие.

Левой рукой я вызвал Вертикаль и обратился к нестабильному Режиму Спокойствия. Это был огромный риск, но у меня имелась в запасе одна сложная Формула, которую чаще всего использовал мой учитель Наби-Но. Она не давала сил, не укрепляла оружие и не уничтожала армии врагов. Долгое время я вообще считал её пустой тратой времени и сил. Но сейчас вспомнил именно про неё.

Эта Формула использовалась для баланса противоположных энергий внутри тела и называлась «Равновесие Монаха».

Да, так и называлась, поэтому я про неё сразу вспомнил, когда увидел весы. Магия Первозванного умела разрушать магию алхимии, но умела ещё и укрощать её Равновесием, чтобы не тратить на разрушение много энергии.