И вот однажды дверь лавки распахнулась, и на пороге появился мужчина. Он держал на руках девочку лет семи, которая безвольно обмякла, словно тряпичная кукла. Её личико пылало, а всё тело было покрыто жуткими красными пятнами, похожими на ожоги.

– Помогите, – прошептал убитый горем отец. – Мы уже всех обошли. Все знахари говорят, что это огненная порча, и она неизлечима. Вы – наша последняя надежда.

Аглая первая подошла к девочке. Она долго и внимательно её осматривала, хмуря седые брови. Я видела, как она лихорадочно перебирает в уме все известные ей хвори, все рецепты, все заговоры. Она даже взяла щепотку какого-то серого порошка, чтобы развести его в воде, но её рука замерла на полпути. Она посмотрела на отца, потом на меня. И в её взгляде я не увидела ни капли ревности. Только сострадание и… поражение.

– Я не знаю, что это, – тихо и честно призналась она. – Мои травы тут бессильны.

Отец девочки беззвучно охнул и сполз по стене на пол. Аглая повернулась ко мне.

– Попробуй ты, Ната.

Это была не команда. Это была мольба. И в ней было столько отчаянного доверия, что у меня к горлу подкатил ком.

Я осторожно взяла девочку на руки. Лёгкая, как пёрышко, и горячая, как печка. Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, почувствовать её боль. И вдруг поняла. Это не порча. Это… аллергия! Сильнейшая, жуткая аллергическая реакция. В моём мире хватило бы одного укола, но здесь…

– Мне нужна белая глина, самый крепкий отвар череды и капля чистого берёзового дёгтя, – скомандовала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Аглая метнулась к полкам, ни слова не говоря. Я быстро смешала густую, пахучую мазь. Рецепт родился в голове сам собой, интуиция просто кричала, что это сработает. Глина вытянет яд, череда успокоит раздражение, а дёготь убьёт заразу. Я осторожно смазала все пятнышки на теле девочки, а потом заварила слабенький чай из ромашки и мяты и по капельке влила ей в рот.

Мы ждали. Час, другой, третий. Я сидела рядом, держа её крохотную горячую ладошку в своей, и молилась. Аглая сидела напротив. Мы молчали, но впервые за долгое время это было комфортное молчание. Как раньше.

К утру жар спал. Я осторожно сняла повязки и ахнула – кожа под ними была почти чистой, лишь слегка розовой. Девочка открыла глаза и слабым, как писк котёнка, голоском попросила пить.

Когда счастливый отец, бормоча благодарности, унёс своё спасённое сокровище, я без сил рухнула на лавку.

– Прости меня, – прошептала я, не решаясь поднять на неё глаза. – Я не хотела отбирать у тебя…

– Глупая ты, – так же тихо ответила Аглая, присаживаясь рядом. – Разве ты не поняла? Я не ревную. Я боюсь.

Я удивлённо посмотрела на неё.

– Боюсь за тебя, – продолжила она, и её глаза увлажнились. – Твоя сила растёт с каждым днём. Она как дикий огонь – яркая, необузданная. Я боялась, что она ослепит тебя. Что гордыня поглотит твоё доброе сердце. Я наблюдала, ждала, когда ты ошибёшься, оступишься… чтобы подхватить.

Она взяла мою руку в свои тёплые, пахнущие травами ладони.

– Но ты не оступилась. Ты сомневаешься, переживаешь, винишь себя там, где вины нет. Твоё сердце осталось чистым. И я поняла, что готова.

– Готова? К чему?

Вместо ответа она подошла к старому, окованному железом сундуку. Достала из-за пазухи маленький ржавый ключик и открыла его. Сундук был доверху набит древними свитками, толстыми книгами в кожаных переплётах и странными артефактами, от которых по комнате пошли волны ощутимой силы.

– Я научила тебя азбуке, Ната, – сказала она, и голос её дрожал. – А теперь пришло время учить тебя настоящей магии. Той, что не лечит, а творит. Той, что хранилась в моём роду веками.

Она достала самую толстую и древнюю на вид книгу и протянула её мне.

– Я не ревновала, дитя моё. Я гордилась. И ждала, когда ученица будет готова превзойти своего учителя. Кажется, этот день настал.

Я взяла в руки тяжёлый фолиант. От его страниц пахло пылью, мудростью и вечностью. И я поняла, что сегодня закончился один урок и начался другой. Самый важный.

«Ну наконец-то! – раздался в голове довольный голос Шишка, который, конечно же, всё это время притворялся спящим. – Дошло до них! А то „ревность, ревность“. Никакой деловой хватки! Так, хозяйка, пока суть да дело, давай-ка вернёмся к нашим баранам. Точнее, к окороку. Девочка спасена, а благодарность в виде копчёной свиной ноги ещё никто не отменял! И надо бы сразу прайс на новую „настоящую магию“ составить. Чувствую, озолотимся!»

Глава 17

После того, как знахарка Аглая решила, что я не взорвусь от собственной силы, и открыла мне доступ к своим самым сокровенным знаниям, моя жизнь превратилась в один сплошной, бесконечный урок. Древние, пыльные фолианты, написанные на языке, от которого мой мозг не просто скрипел, а грозился вытечь из ушей, стали моими лучшими друзьями. Ну, после Шишка, конечно. Я училась читать следы на воде, хотя обычно это заканчивалось тем, что я просто падала в реку. Пыталась понимать язык ветра, но он в ответ лишь трепал мне волосы и уносил прочь мои платки. А ещё я пробовала видеть ауру живых существ, но поначалу все они казались мне просто разноцветными кляксами.

Это было невероятно сложно, но в то же время так же невероятно интересно. Моя «дикая сила» больше не казалась мне злым врагом, живущим внутри. Я потихоньку училась с ней договариваться, уговаривать её не вырываться наружу по каждому пустяку, а вплетать её в древние узоры магии этого мира.

Аглая наблюдала за мной с выражением, которое можно было описать как «гордость, смешанная с паникой». Она была как строгая, но любящая бабушка, которая учит своего внука-непоседу ходить, но в глубине души боится, что тот, научившись, тут же убежит и натворит дел.

Вересково тем временем жило своей обычной, немного сонной жизнью. Алёша Попович, наш местный «герой», упивался своей славой. Каждый вечер в таверне он рассказывал всё новые и новые байки о своих подвигах, причём с каждым разом медведь, которого он якобы победил, становился всё больше, а его клыки – всё острее. Фёдор молча точил стрелы, хмурясь на весь мир. Дмитрий продолжал слать мне дурацкие, но милые подарки вроде заморских сладостей или лент для волос, а я… я просто пыталась не сойти с ума от всего этого и не спалить случайно сарай соседа, практикуя огненный шарик.

«Хозяйка, смотри, какая закорючка интересная! – раздался в голове писклявый голос Шишка, который сидел прямо на раскрытой книге и с видом великого знатока тыкал своей крохотной мохнатой лапкой в древнюю руну. – Она похожа на жука, который объелся и лежит на спине, дрыгая лапками! Очень жизненно! А давай её нарисуем на двери у булочника? Может, у него тесто от этого лучше подниматься станет? Пышнее! И он нам в благодарность булочку подарит! С изюмом! А лучше две!»

«Шишок, если мы нарисуем эту закорючку, у него не тесто поднимется, а волосы на голове дыбом встанут, – мысленно отмахнулась я, пытаясь сосредоточиться. – Это руна разрушения, между прочим. Очень сильная».

«Какая жалость, – театрально вздохнул фамильяр. – А такая аппетитная с виду… Ну ладно! А вот эта? Похожа на спящего котика. Может, её? Нарисуем её на подушке у старосты, чтобы ему хорошо спалось?»

«Это руна вечного сна, Шишок. Если мы её нарисуем, он вообще никогда не проснётся».

«Хм-м-м… А это точно плохо?» – задумчиво пропищал он.

Наше относительное спокойствие нарушилось внезапно. В один из ясных, погожих дней, когда, казалось, ничто не предвещало беды, над городом появились… птицы. Но это были не обычные вороны или соколы. Они кружили очень-очень высоко, почти под самыми облаками, и их крылья странно, неестественно блестели на солнце, словно были сделаны из полированного металла.

Первым их заметил мальчишка-пастушок. Он с громким криком прибежал на площадь, тыча пальцем в небо. За ним из домов высыпали и остальные. Весь городок, задрав головы, молча и с суеверным ужасом смотрел на этих странных, безмолвных созданий. Они не издавали ни звука, просто кружили и кружили над нашими домами, словно хищники, высматривающие добычу.

– Опять они… – прошептала какая-то женщина, испуганно крестясь. – Железные твари… Теперь и по небу летают…

Паника, которая, казалось, уже улеглась после истории с волком и лисой, начала возвращаться. Люди испуганно жались друг к другу. Где же их герой, Алёша Попович? А герой, как назло, «отдыхал после ратных подвигов» в доме у старосты и на шум выходить совершенно не спешил.

Зато Фёдор появился сразу. Он вышел на площадь, и в его руках был его огромный тисовый лук, ростом почти с него самого. Не говоря ни слова, он достал из колчана самую длинную и острую стрелу, натянул тетиву так, что заскрипело дерево, и прицелился. Вся площадь замерла, затаив дыхание.

Свист! Стрела, словно живая, устремилась в небо. Она летела долго, очень долго, но… не долетела. Металлическая птица была слишком высоко. Стрела, потеряв силу, беспомощно кувыркнулась в воздухе и вонзилась в землю далеко за околицей.

«Мимо! – радостно констатировал Шишок у меня в голове. – Хозяйка, а он точно в них попадёт? Высоко же! Может, ему палку подлиннее дать?»

Фёдор выругался сквозь зубы и выпустил ещё одну. И ещё. Но результат был тот же. Враг был недосягаем. Охотник в бессильной ярости опустил лук. Его лицо было мрачнее грозовой тучи.

И тут рядом со мной раздался спокойный, чуть насмешливый голос:

– Бесполезно. Это всё равно что пытаться сбить луну камнем.

Я обернулась. Дмитрий. Он стоял, элегантно прислонившись к столбу, и с холодным любопытством разглядывал небо. На нём не было ни капли страха, только азарт исследователя, нашедшего новую диковинку.

– Они не нападают, – продолжил он, переводя взгляд на меня. – Они наблюдают.

– Наблюдают? Зачем? – не поняла я.

– Это разведчики, – объяснил он так просто, будто рассказывал, как отличить хороший товар от плохого. – В столице, перед началом большой войны, всегда высылают лазутчиков. Они изучают местность, расположение войск, слабые места в обороне. Эти птицы делают то же самое. Кто-то очень умный и очень методичный изучает нас. Изучает, как мы живём, чего боимся… и кто представляет для него наибольшую угрозу.

Он многозначительно посмотрел на меня, и у меня по спине пробежал неприятный холодок.

– Я думаю, Ната, они наблюдают в первую очередь за вами.

Его слова упали в оглушительную тишину моей головы. Разведчики. Наблюдатели. Это значило, что волк, лиса, медведь – всё это были не случайные нападения. Это были тесты. Проверка моих способностей. А теперь, когда я показала, на что способна, враг перешёл к следующей фазе. Сбор информации.

«Наблюдают? – пискнул Шишок. – За нами? Хозяйка, помаши им ручкой! А давай я им язык покажу? Или лучше скорчу рожицу? У меня отлично получается!»

Я снова подняла голову. Металлические птицы всё так же безмолвно кружили в холодной синеве неба. Но теперь они не казались мне просто странными созданиями. Я чувствовала на себе их немигающий, бездушный взгляд. Они смотрели на меня. Они ждали.

Фёдор подошёл и встал рядом. Он тоже смотрел вверх, и его рука сжимала лук так, что побелели костяшки. С другой стороны ко мне подошёл Дмитрий.

Мы стояли втроём посреди испуганной толпы и смотрели в небо. Молчаливый охотник, который хотел всё решить силой. Расчётливый купец, который хотел всё проанализировать. И я – ведьма-самоучка из другого мира, ставшая причиной всего этого переполоха.

Хрупкий мир, который едва установился в Вересково, трещал по швам. Я не знала, когда и откуда придёт удар. Но я точно знала одно – кажется, у меня большие проблемы. И эти безмолвные птицы в небе были их первыми вестниками.