Наши женщины, до этого с ужасом наблюдавшие за битвой, выскочили из своих укрытий. Они без страха начали плескать под ноги наступающим мою адскую смесь из глины и мёртвой воды. Стены домов, заборы, ворота – всё, что было заранее обмазано этим составом, превратилось в смертельную ловушку. Любой механизм, коснувшийся обработанной поверхности, тут же начинал шипеть и покрываться оранжевыми хлопьями ржавчины, разваливаясь на ходу.

Деревня превратилась в сущий ад для железяк. Они увязали в смоле, проваливались в ямы, рассыпались от ржавчины. Наши мужики, воодушевлённые первыми успехами, выскочили из укрытий и с яростными криками «За Вересково!» набросились на тех, кто уцелел, добивая их топорами, вилами и всем, что под руку попалось. Даже Алёша Попович, наше сияющее пугало, осмелел и, спустившись с холма, теперь размахивал своим огромным мечом, правда, на всякий случай держась позади Дмитрия.

Я стояла на колокольне, оглушённая шумом битвы, и била в колокол, координируя эту хаотичную, но на удивление эффективную оборону. Три удара – отступаем к центру. Один длинный – готовим катапульты к новому залпу.

Первая волна атакующих была почти полностью уничтожена. Железные твари валялись на улицах нашего города, превратившись в груды бесполезного, искорёженного металла. Люди кричали «Ура!», обнимались, кто-то даже плакал от радости и облегчения. На мгновение мне показалось, что мы победили.

Но я посмотрела на поле, за околицу. И моя радость тут же угасла, сменившись ледяным ужасом.

Воевода стоял на том же месте. Он не сдвинулся ни на шаг. Его огромная рубиновая линза была направлена прямо на меня. Он не обращал внимания на потери. Он просто наблюдал. Анализировал. Искал слабое место. И он его нашёл.

Он нашёл меня. Мозговой центр. Командира этого неожиданного и дерзкого сопротивления.

Гигант медленно поднял свою руку с зазубренным мечом и указал им прямо на мою колокольню. В этом жесте не было сомнений. И я поняла, что сейчас начнётся второй акт этой жуткой пьесы. И на этот раз главный удар будет нанесён не по городу. А лично по мне.

Глава 37

Победные крики наших мужиков умерли, так и не родившись. Вместо них по полю пронёсся какой-то общий испуганный вздох. Все, как по команде, посмотрели туда, куда указывал гигантский меч Воеводы. На мою колокольню. Прямо на меня. В этот миг я почувствовала себя так, будто с меня сорвали не только мой тёплый плащ, но и всю одежду, а потом и кожу, оставив на всеобщее обозрение моё маленькое, испуганно трепыхающееся сердце.

Железный гигант больше не медлил. Он сделал первый шаг, от которого земля легонько дрогнула. Потом второй. Он шёл медленно, но было в его походке что-то такое, отчего становилось ясно – его ничто не остановит. Он шагал прямо по полю боя, не обращая внимания на то, что осталось от его солдат. Он переступал через искорёженные тела механических пауков и скорпионов, игнорировал стоны раненых и отчаянные крики наших, которые пытались добить уцелевших железяк. У него была только одна цель. И этой целью была я.

– Ната, беги оттуда! – долетел до меня отчаянный крик Дмитрия. – Немедленно!

Но я не могла. Ноги будто приросли к старым доскам пола. Я как заворожённая смотрела, как эта чёрная, блестящая гора из металла движется прямо на меня, и ничего не могла с собой поделать.

Он шёл напролом, как медведь через бурелом. Одна из наших ловушек, «волчья яма», в которой уже корчились два железных паука, оказалась прямо у него на пути. Он даже не подумал её обойти. Просто шагнул вперёд. Раздался оглушительный треск досок, и земля просела под его невероятным весом. Я с замиранием сердца ждала, что сейчас сработает моя «ржавая смерть» – едкая жижа, которую я так долго готовила. Но нет. Его чёрный, отполированный до блеска доспех, казалось, был сделан из какого-то другого, иноземного металла. Моя отрава просто стекла с него, как вода с гуся, не оставив и следа.

«Хозяйка, беда! – панически взвизгнул у меня в голове Шишок. – Кажется, у него тефлоновое покрытие! Наша супер-жижа на него не действует! Это провал! Полный и безоговорочный! Срочно переходим к плану „Г“ – „Героическая капитуляция с последующим выпрашиванием пощады и орешков“! У него, наверное, и от огня защита, и от воды, и от дурного глаза!»

Воевода с лёгкостью вылез из ямы, оставив на её дне лишь месиво из двух пауков, и как ни в чём не бывало пошёл дальше. Мужики с соседнего холма, наконец опомнившись, запустили в него из катапульты ещё один горшок с липкой горючей смолой. Снаряд попал ему точно в спину, но гигант даже не пошатнулся. Горящая смола просто соскользнула с его гладкой брони, оставив после себя лишь короткий дымный след и противный запах.

Он был неуязвим. Абсолютно.

– К нему! Все ко мне! Не дать ему дойти до колокольни! – яростный рёв Фёдора вырвал меня из оцепенения.

Мой охотник, мой молчаливый и надёжный защитник, первым бросился наперерез этому монстру. За ним, с отчаянной решимостью в глазах, побежали и остальные – и наши деревенские мужики с вилами и топорами, и наёмники Дмитрия со своими блестящими мечами. Они окружили гиганта, как стая маленьких собачек, решившая облаять медведя.

Началось самое страшное. Это была не битва, это было избиение. Фёдор, ловкий и быстрый, как рысь, пытался подскочить к ногам Воеводы, чтобы ударить топором по суставам. Но гигант, несмотря на свои размеры, был на удивление проворным. Он отмахивался от людей, как от назойливых осенних мух. Один ленивый удар его огромного меча – и трое мужиков разлетелись в стороны, как соломенные куклы. Взмах металлического кнута – и наёмники Дмитрия, не успев даже выставить щиты, с криками повалились на землю.

Это был настоящий хаос. Кровь, крики, скрежет металла о металл. Я смотрела на всё это с высоты, и моё сердце разрывалось от ужаса и чувства собственного бессилия. Они умирали. Они умирали из-за меня.

Дмитрий, быстро поняв, что в открытом бою им ничего не светит, пытался действовать хитростью. Он со своими уцелевшими ребятами кружил вокруг Воеводы, пытаясь найти хоть какое-то слабое место. Они метали в него ножи, целясь в сочленения доспехов, стреляли из арбалетов, пытаясь попасть в его единственный рубиновый глаз. Но всё было напрасно. Броня была слишком крепкой, а глаз, похоже, защищало какое-то невидимое силовое поле – стрелы просто отскакивали от него с тихим звоном, не причиняя никакого вреда.

Воевода, казалось, их просто не замечал. Он упрямо, шаг за шагом, приближался к моей колокольне. Он просто шёл к своей цели, сметая всё на своём пути. Он снёс забор у дома старосты, прошёл прямо по огороду тётки Маланьи, превратив её любовно выращенную капусту в кашу, и остановился лишь у самой церкви.

Фёдор, весь в крови – и своей, и чужой, – снова бросился на него. Он сумел подскочить совсем близко и со всей своей силы рубанул топором по ноге гиганта. Раздался оглушительный звон, посыпались искры. На чёрной броне осталась лишь небольшая царапина. А Воевода… он медленно опустил свою голову-линзу, посмотрел на Фёдора, как на надоедливое насекомое, и с отмашкой ударил его своей свободной рукой-клешнёй.

– Фёдор! – закричала я во весь голос.

Мой охотник отлетел на несколько метров и с глухим стуком врезался в стену нашей лавки. Он медленно сполз по ней на землю и затих.

Всё. Это был конец.

Воевода больше не обращал внимания на копошащихся у его ног людишек. Он поднял свою огромную голову и уставился своим единственным рубиновым глазом прямо на меня. Я видела в нём своё отражение – маленькую, перепуганную фигурку на фоне серого, безрадостного неба.

Он поднял свой гигантский меч. Я знала, что сейчас произойдёт. Один удар – и от моей колокольни, от моего убежища, останется только груда щепок.

«Хозяйка, ну всё, приехали, – обречённо пропищал у меня в голове Шишок. – Это была славная охота. И пирожки у Яги были очень вкусные. Жаль, орешков я так и не попробовал. Прощай, жестокий, но такой аппетитный мир! Передавай привет Фёдору, он был хороший мужик, хоть и не делился орешками!»

Я крепко зажмурилась, ожидая неминуемого. Но вместо грохота и боли я услышала тишину. Странную, оглушающую тишину. Я с опаской приоткрыла один глаз, потом второй. Воевода стоял неподвижно, с занесённым для удара мечом. Его рубиновый глаз больше не смотрел на меня. Он смотрел куда-то мне за спину.

Я медленно обернулась. И увидела то, от чего у меня по спине пробежал уже не просто холодок, а настоящий ледник.

Над лесом, за моей спиной, медленно поднималось что-то огромное. Что-то живое. Что-то, сотканное из веток, мха, земли и самой древней, первобытной ярости этого леса.

Леший пришёл. И он был очень, очень зол.

* * *

Огромная фигура, отдалённо похожая на человека, сплетённая из корней, мха, сырой земли и чистой, первобытной злости. Два зелёных огонька-глаза смотрели на железную армию с такой ненавистью, что у меня у самой мурашки по коже побежали. Леший. Хозяин. Явился, не запылился. И вид у него был такой, будто у него с утра отобрали любимую шишку.

Вся деревня, кто ещё мог стоять на ногах, застыла. Даже железные твари, эти бездушные солдаты, казалось, зависли, их программы не понимали, что делать с этим чудом-юдом. В их коде, видимо, не было пункта «Что делать, если на вас идёт очень злой и очень большой ходячий лес?».

И в этот самый момент вселенского пафоса и затишья на площади появился он. Алёша Попович.

Он не вышел, не выехал на коне. Он буквально вывалился из-за дома старосты, где, по всей видимости, успешно пережидал основной замес. Но это был уже не тот Алёша, которого я знала. Не напыщенный индюк в сияющих доспехах, бряцающий медалями. Шлем съехал на ухо, на щеке алела свежая царапина, а в глазах, которые я всегда считала пустыми, плескался такой животный, такой понятный ужас, что мне его даже жалко стало. Он всё видел. Видел, как Фёдор, мой Фёдор, без раздумий кинулся на этого монстра. Видел, как мужики с вилами шли на верную смерть. Видел меня на этой дурацкой колокольне. И, кажется, в его душе что-то наконец треснуло. Или, наоборот, родилось.

Он посмотрел на гигантскую фигуру Лешего, потом на застывшего Воеводу, потом на меня. И в его взгляде я увидела то, чего никак не ожидала. Решимость. Такую отчаянную, на грани истерики, решимость человека, которому уже нечего терять.

– Эй, ты! – вдруг заорал он, и голос его, хоть и дрожал, как осиновый лист, прозвучал на удивление громко. – Ведро начищенное! Да-да, ты, чугунный горшок ходячий! А ну, поверни сюда свою тыкву железную!

Воевода медленно, со скрипом, достойным несмазанной телеги, повернул свою голову-линзу. Его процессор, видимо, пытался обработать новую информацию. Объект: маленький, блестящий, орущий. Угроза: минимальная. Приоритет: низкий.

Но Алёша уже вошёл в раж. Он вскочил на своего белого коня, который от страха чуть в обморок не падал, и выхватил свой огромный, совершенно нелепый меч.

– Что, на девчонку нацелился? Силы не хватает с настоящим богатырём потягаться? Или штаны железные от страха попортил? Я из тебя сейчас самовар сделаю, чучело огородное! Иди сюда, я тебе покажу силу богатырскую!

Это была самая глупая, самая отчаянная и самая героическая речь, которую я когда-либо слышала. Алёша, который всю жизнь врал о своих подвигах, наконец-то решил совершить один. Настоящий. Просто потому, что больше было некому.

И, как ни странно, это сработало. Логика машины дала сбой. Прямой вызов, брошенный блестящим, движущимся объектом, оказался важнее, чем статичная угроза в виде Лешего. Воевода медленно опустил меч и, издав скрежет, от которого закладывало уши, развернулся и пошёл на Алёшу.

– Вот так-то лучше! – выкрикнул Попович, и мне показалось, что в его голосе прозвучало не только хвастовство, но и настоящее, горькое веселье. – А ну, догони, черепаха железная!