Он пришпорил коня и понёсся по площади, уводя гиганта за собой. Но он не просто бежал. Он вёл его, петляя по узким улочкам, заставляя неуклюжего гиганта спотыкаться. Он специально проскакал над замаскированной ямой, и Воевода, слепо топая за ним, с грохотом провалился туда одной ногой. Он заманил его в лужу со смолой, и ноги гиганта начали вязнуть, движения стали медленнее. Алёша Попович, хвастун и трус, оказался на удивление хитрым. Он использовал все наши ловушки, превратив деревню в полосу препятствий для этой железяки.

Я смотрела на него с колокольни, и у меня перехватило дыхание. Он давал мне время. Драгоценные секунды.

Воевода, окончательно взбешённый этим мелким, назойливым насекомым, взревел и рванулся вперёд. Конь Алёши, раненый осколком, захромал и рухнул на землю. Богатырь кубарем покатился по пыли, выронив свой меч. Он остался один, безоружный, прямо перед разъярённым монстром.

Он медленно поднялся. Отряхнул пыль с рубахи. И улыбнулся. Широкой, бесшабашной, прощальной улыбкой.

– Ну что, железяка, – выдохнул он. – Потанцевали, и хватит.

Он знал, что это конец. Но в его глазах больше не было страха. Он посмотрел в мою сторону, и мне показалось, что он мне подмигнул. Мол, смотри, как я могу.

Воевода поднял свою огромную металлическую руку.

– Алёша! – закричала я, но мой крик утонул в оглушительном скрежете.

Удар был быстрым и безжалостным.

Но он не достиг цели.

В тот самый миг, когда железный кулак должен был расплющить Алёшу, из-под земли вырвался толстый корень, похожий на змею. Он с силой хлестнул Воеводу по ноге. Железный гигант, не ожидавший такого подвоха, качнулся, потерял равновесие и с грохотом, подобным падению тысячи котлов, рухнул на землю, подняв облако пыли.

На краю леса Леший медленно опустил руку. Кажется, он даже не пошевелился, просто захотел, чтобы это случилось.

Алёша, который от страха зажмурился и приготовился к худшему, открыл один глаз. Потом второй. Посмотрел на поверженного гиганта. Потом на Лешего. Потом на свои руки. Идиотская, счастливая улыбка расползлась по его лицу.

– Я… я его победил! – прошептал он так, чтобы слышала вся площадь.

Я смотрела на него, на неподвижного Воеводу, на молчаливого Лешего, и не знала, плакать мне или смеяться. Алёша Попович, герой поневоле, выжил. И его жертва, которая не стала жертвой, была самой глупой и самой храброй вещью, что я видела в своей жизни.

Глава 38

Чёрная громадина Воеводы распласталась на земле, и от одного его вида мурашки бежали по коже. Леший, конечно, постарался на славу, опутав его ноги могучими корнями, но я-то знала, что это ненадолго. Этот железный монстр был в ярости. Я видела, как подрагивают его огромные руки-манипуляторы, как он пытается приподняться, из-за чего раздавался скрежет, от которого закладывало уши. Леший, сделав своё дело, тихонько растворился в лесу, оставив меня одну. Шанс у меня был только один.

– Хозяйка, он же сейчас очухается! – заверещал в моём плече Шишок, кажется, паникуя ещё больше меня. – Ты посмотри на его глаз! Он сейчас как зыркнет, мы с тобой до самой столицы полетим, только пятки сверкать будут! Бежать надо! Срочно!

Но я уже неслась вниз по скрипучим деревянным ступеням колокольни, чуть не пересчитав их все носом. Странно, но страха я больше не чувствовала. Он будто испарился, а вместо него в голове всё вдруг прояснилось. Я точно знала, что и как нужно делать.

– Шишок, без паники! Готовься к подвигу! – скомандовала я, нащупывая в кармане замусоленный клубок – подарочек от Кикиморы. – Твой выход, герой!

Я выскочила на площадь как раз в тот момент, когда Воевода с оглушительным треском рвал последние корни и пытался встать на одно колено. Его единственный рубиновый глаз-прожектор тут же нашёл меня. Я прямо почувствовала волну ненависти, что исходила от него.

– Шишок, давай! – что есть мочи крикнула я. – Засвети ему как следует! Чтобы глаза на лоб полезли!

– Есть, мой капитан! – пискнул фамильяр с боевым задором. Он тут же выхватил у меня клубок, дёрнул за торчащую ниточку и изо всех сил пожелал: «Хочу, чтоб у него в глазу лампочка перегорела! Самая большая! И чтоб оттуда вылетели блестящие мухи! Очень-очень злые!»

И желание сбылось!

Прямо перед огромной линзой глаза Воеводы вспыхнул такой яркий свет, что пришлось зажмуриться. А потом этот шар с шипением лопнул, разлетевшись на миллион крошечных, радужных и очень назойливо жужжащих искорок. Они, как настоящие мухи, облепили его единственный глаз, мешая ему хоть что-то разглядеть.

Гигант взревел, но в его рёве слышалась скорее растерянность, чем злость. Он принялся неуклюже мотать своей головой-башней, пытаясь смахнуть назойливых светлячков. Его оптика явно не была рассчитана на такие спецэффекты. Он ослеп, пусть и на несколько мгновений.

Этого мне было достаточно.

Я бежала к нему, совершенно не чувствуя ног. В руке я до боли сжимала пузырёк с концентрированной кислотой, от него шёл такой жар, что казалось, будто стоишь у кузнечного горна. Медлить было нельзя, я быстро нашла его уязвимое место.

С замиранием сердца, я выдернула пробку.

– Угощайся, железяка! – прошипела я и выплеснула всё, что было в пузырьке, ему на ноги. Прямо на блестящие, сложные суставы, которые позволяли этой махине двигаться.

Раздалось тихое, гадкое шипение. По металлу поползли уродливые бурые пятна, похожие на проказу. Броня, что казалась вечной, на глазах превращалась в ржавую, осыпающуюся труху.

Воевода, видимо, понял, что дело плохо. Он попытался сделать шаг, чтобы стереть меня в порошок, но нога его не послушалась. Сустав, сожранный кислотой, с чудовищным хрустом подломился, и гигант с грохотом, сотрясшим весь город, завалился на одно колено.

Он снова взревел, но теперь в его голосе звучали боль и отчаяние. Он попытался опереться на руки, но я плеснула остатки и на его плечевые сочленения. То же шипение, тот же хруст, и его руки безвольно повисли, превратившись в бесполезный металлолом.

Всё было кончено. Он лежал передо мной, огромный, поверженный и беспомощный. Только рубиновый глаз всё так же горел лютой, но уже бессильной ненавистью.

Я стояла, пытаясь отдышаться, и смотрела на дело своих рук. Вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как звенит в ушах. Вся деревня, затаив дыхание, смотрела то на меня, то на поверженное чудище.

– Хозяйка! Мы! Его! Сделали! – восторженно пищал Шишок, кажется, отплясывая джигу у меня на плече. – Я же говорил! Мы – команда мечты! Так, я считаю, это дело надо отметить. Пир горой! И чтобы мне, как главному тактическому гению, выделили отдельный трон. Маленький, но из чистого золота! И миску жареных орешков! Нет, две миски! И чтобы гусляр про мой подвиг с мухами песню сложил!

Я невольно улыбнулась. Битва за Вересково была выиграна. Но где-то там, далеко, сидел Железный Князь, и у него таких воевод, наверное, целая армия. И что-то мне подсказывало, что моя спокойная жизнь закончилась. Окончательно и бесповоротно.

* * *

Я тяжело дышала, силясь набрать в лёгкие побольше воздуха, и не могла оторвать взгляд от груды искорёженного металла, которая ещё пару минут назад была грозным и непобедимым Воеводой. Вокруг повисла такая оглушительная тишина, что я отчётливо слышала, как где-то в толпе кто-то нервно икнул. А потом эту тишину прорезал один-единственный тоненький, почти мышиный, но такой счастливый визг. И всё, плотину прорвало.

Вересково взревело, загудело, заулюлюкало, словно гигантский растревоженный улей. Люди, ещё мгновение назад прятавшиеся по тёмным подвалам и погребам, высыпали на площадь. Они смеялись, обнимали совершенно незнакомых людей, плакали навзрыд, не стыдясь своих слёз. Это были слёзы облегчения и счастья. Ко мне то и дело подбегали какие-то мужики и женщины, хлопали по плечу, трясли руку, выкрикивали слова благодарности, но я их словно не видела и не слышала. Всё моё внимание было приковано к поверженному врагу.

Воевода лежал посреди площади, нелепо раскинув свои механические конечности. Сейчас он больше всего походил на огромного майского жука, которого кто-то неловко перевернул на спину. Его суставы, почти полностью съедены, выглядели жалко и почти безобидно. Руки-манипуляторы безвольно застыли в паре метров от тела. Только один рубиновый глаз, его окуляр, всё ещё тускло светился, и в его глубине плескалась такая чистая, такая концентрированная ненависть, что у меня по спине пробежал целый табун мурашек. Я нутром чуяла – он побеждён, но не уничтожен. Внутри этой железяки ещё копошилось что-то живое. Злое, неправильное и очень опасное.

– Мы победили! Победили! – рядом со мной, прихрамывая на правую ногу, нарисовался Алёша Попович. Его лицо было перепачкано сажей, но улыбка сияла так ярко, что, казалось, могла бы осветить всю площадь. – Ната, ты видела? Ты видела, а? Я его мечом – бац! А он меня своей клешнёй – хрясь! А потом Леший его как схватит! Ух, былина получится – закачаешься! Про нас теперь точно песни по всему княжеству петь будут! Меня там первым упомянут, конечно же! Герой битвы при Вересково! Звучит?

Он так увлечённо жестикулировал, описывая свои подвиги, что чуть не заехал мне кулаком по носу. Я попыталась выдавить из себя улыбку, но что-то мешало. Камень Водяного, который я прятала под рубахой на груди, вдруг стал ледяным. Да таким, что кожу обожгло неприятным холодом. Ой-ёй, не к добру это. Совсем не к добру.

И в этот самый миг Воевода дёрнулся.

Это было почти незаметное движение, лёгкая судорога, прошедшая по металлическому телу, но я его почувствовала. Его уцелевшая рука-клешня, которую ржавчина почему-то пощадила, с отвратительным скрежетом поползла по брусчатке. Он не пытался встать. Он не пытался бежать. Он собрал все свои последние силы в один-единственный, отчаянный рывок. И метнул клешню прямо в меня.

Мамочки! Я даже пискнуть не успела, всё произошло за какую-то долю секунды. Время вокруг будто превратилось в густой и вязкий кисель. Я видела, как ко мне тянутся огромные стальные пальцы, готовые раздавить меня, словно надоедливую муху. Видела перекошенное от ужаса лицо Фёдора, который отчаянно рванул ко мне, но был слишком далеко. Видела, как Дмитрий выхватил свой кинжал, но тоже понимал, что не успеет. Ну всё, приехали. Кажется, это конец моего славного приключения.

«Хозяйка, а-а-а!» – раздался в моей голове панический писк Шишка, моего маленького фамильяра.

И тут во мне будто что-то щёлкнуло. Переключился какой-то невидимый тумблер.

Это была не та привычная, тёплая и податливая сила, которую я звала на помощь, чтобы залечить рану или заставить траву расти быстрее. Нет. Это была какая-то дикая, первобытная ярость самой земли, восставшая против мёртвого, чужеродного железа. Та самая сила, о которой мне когда-то туманно намекала Яга. Она хлынула из меня неконтролируемым, всесокрушающим потоком, заставляя волосы на затылке встать дыбом. Я не думала. Я не планировала. Я просто действовала на чистых инстинктах. Была не была!

Я не отскочила назад, как сделал бы любой нормальный человек. Наоборот, я сделала шаг вперёд, навстречу летящей на меня смерти, и, зажмурившись от страха, выставила перед собой руку.

Мои пальцы коснулись холодного металла.

И… всё.

Никакого взрыва, никакой ослепительной вспышки света. Просто тихое, почти безобидное шипение, похожее на то, как лопаются пузырьки в стакане с лимонадом. Металл под моей ладонью на глазах потемнел, пошёл какими-то неприятными бурыми пятнами, а потом… потом он просто начал осыпаться. Не ржавчиной, нет. Он распадался в мельчайшую серую пыль, как старый, высохший гриб-дождевик.