– Но я ошиблась. Ты не стала оружием, и не стала чудовищем. Ты просто использовала то, что дала тебе природа, чтобы защитить тех, кто тебе дорог. Ты превратила свою дикость в щит для всех нас. И нет ничего прекраснее и правильнее этого.

Она снова притянула меня к себе и погладила по растрёпанным волосам, как маленького ребёнка.

– Пусть боятся. Страх – чувство недолгое, он пройдёт. А благодарность останется. Ты спасла их, Ната, спасла наш дом, и я горжусь, что именно ты – моя ученица.

Я стояла в её объятиях, и ледяной панцирь, который, казалось, намертво сковал моё сердце после вчерашней битвы, начал медленно, с тихим треском, таять. Я была не одна, и у меня была она. Моя наставница, мой друг, моя вторая мама в этом странном, но уже таком родном для меня мире.

«Ну вот, опять сырость развели, – проворчал в моей голове Шишок, но я-то отчётливо слышала, что его голос тоже как-то подозрительно дрожит. – Обнимашки, слёзы… А где, я вас спрашиваю, праздничный обед в честь героини? То есть, нас! Нас двоих! Я считаю, за такие душевные разговоры полагается как минимум двойная порция пирогов с брусникой! И со сметаной! И чтобы сметаны было побольше, не жалея!»

Я невольно улыбнулась сквозь слёзы. Да, всё было очень сложно, непонятно и страшно. Но пока рядом были те, кто меня любит и понимает, я знала, что справлюсь. Справлюсь с чем угодно. Даже с самой собой.

Глава 40

Праздник победы, гремевший на всё Вересково, схлынул, оставив после себя звенящую тишину, тяжёлые головы и целые горы мусора, которые теперь предстояло разгребать. Городок, потрёпанный, но не сломленный, потихоньку приходила в себя. Мужики, хмурые и немногословные, с утра пораньше стаскивали искорёженные туши железных чудищ в огромную кучу за околицей, то и дело поминая их создателей незлым тихим словом. Женщины, вооружившись тряпками и вёдрами, отмывали копоть со стен домов и молчаливо, сосредоточенно латали дыры в заборах. В воздухе всё ещё висел запах гари, но теперь к нему примешивался и другой – горьковатый, но обнадёживающий аромат новой жизни.

Я сидела на крыльце нашей лавки, обхватив колени руками, и наблюдала за этой молчаливой, деловитой суетой. Чувствовала я себя до ужаса неуютно, словно была призраком на этом празднике возрождения. Люди, спешащие мимо по своим делам, старательно отводили глаза. Некоторые, самые совестливые, торопливо кланялись, а другие, те, что попроще, украдкой осеняли себя крестным знамением. Я стала для них страшной Силой. Неведомой, огромной и оттого – жутко пугающей. Я их спасла, но в процессе стала для них совершенно чужой. И от этой мысли хотелось разреветься в голос.

«Ну и плюнь на них, хозяйка! – пропищал у меня в голове Шишок, мой фамильяр. – Какая несправедливость! Мы их от верной гибели уберегли, а они носы воротят! Никакого почтения к героям! Я считаю, надо было позволить этим консервным банкам их пожевать! А самим гордо уйти в закат! Ну, или в лес. Там белки! Они бы нас точно зауважали! И орешков бы дали, сто процентов!»

Я лишь горько усмехнулась в ответ на его пламенную речь. Легко ему рассуждать, сидя на крылечке.

Дверь за моей спиной тихонько скрипнула, выпуская наружу запах сушёных трав и мёда. На ступеньку рядом со мной грузно опустился Фёдор. Он ничего не говорил, просто сидел, огромный и надёжный, как скала, и от одного его молчаливого присутствия на душе стало чуточку теплее. Он долго разглядывал свои ладони, сплошь покрытые мозолями, потом перевёл взгляд на меня.

– Я вчера до смерти испугался, – наконец глухо проговорил он, так и не решаясь посмотреть мне в глаза. – Когда эта тварь к тебе свою клешню потянула. Я на миг подумал, что всё. Не добегу, не спасу.

– Но ты же успел, – тихо ответила я, кутаясь в шаль. – Вы все успели.

– Дело не во мне, – он наконец поднял на меня свой прямой, честный взгляд, от которого у меня всегда что-то ёкало внутри. – Дело в тебе, Ната. Я же видел, что ты сделала. Все видели.

Он замолчал, тяжело дыша и подбирая нужные слова.

– Я не знаю, что это было. И если честно, мне всё равно. Будь ты хоть ведьма, хоть лесной дух, хоть сама Мара-Смертушка в цветастом сарафане. Я вчера одно чётко для себя понял. Когда я представил, что могу тебя потерять, мне дышать стало нечем. Будто из груди всё вынули, одну пустоту оставили.

Он осторожно, почти трепетно, накрыл мою руку своей огромной, горячей ладонью.

– Я люблю тебя, Ната. Любую. Испуганную, и злую, и уставшую донельзя. С твоей этой силой и без неё. Просто тебя. И я всегда рядом буду. Что бы там дальше ни стряслось. Слышишь? Всегда.

Я смотрела в его серые, как летнее грозовое небо, глаза и чувствовала, как толстый ледяной панцирь, сковавший моё сердце, с тихим треском даёт первую трещину. Он не боялся. Он не отвернулся. Он просто любил.

– А я считаю, что такой невероятной силе нужен не просто защитник, а достойный советник, – раздался за нашими спинами до боли знакомый, чуть насмешливый голос, от которого у Фёдора тут же напряглась спина.

Мы как по команде обернулись. У крыльца, элегантно прислонившись к резному столбу, стоял Дмитрий. Чистый, выглаженный и благоухающий дорогими маслами, он выглядел так, словно не из кровавой битвы вышел, а только что вернулся с весёлой ярмарки.

Фёдор тут же подобрался, его рука сама собой легла на рукоять топора, что всегда был при нём. Я остановила его, легонько сжав его сильные пальцы.

– Я тоже всё видел, Наталья, – Дмитрий шагнул ближе, и в его обычно ироничных глазах плескалось неприкрытое восхищение. – И я понял, как же сильно я заблуждался на твой счёт. Я хотел заполучить тебя, как редкую, диковинную вещицу в свою коллекцию. А ты… ты оказалась не диковинкой. Ты – истинная царица. С такой мощью, перед которой меркнет любое золото и любая мирская власть.

Он остановился в паре шагов от нас и, к моему полнейшему изумлению, склонил голову в глубоком, уважительном поклоне.

– Такой, как ты, не нужен муж-домосед, который из лучших побуждений запрёт тебя в своей лесной берлоге, пряча от всего мира. Тебе нужен верный вассал. Тот, кто будет служить тебе, твоему дару и твоему великому предназначению.

Он выпрямился, и его глаза загорелись азартным огнём.

– Я не умею махать топором, это правда. Зато я умею плести интриги, добывать любые сведения, находить нужных союзников и стирать врагов в порошок с помощью слова и кошелька. Мой острый ум, мои деньги, мои бесчисленные связи – всё это я готов положить к твоим ногам. Я не прошу твоей любви, Наталья. Я прошу лишь позволения служить тебе. Как своей королеве.

Я сидела между ними, как между двух огней, и чувствовала, как голова идёт кругом. Один предлагал мне своё большое, честное сердце и тихую, надёжную защиту от всех бурь. Другой – свою безусловную верность и целый мир в придачу, который он был готов для меня завоевать.

«Хозяйка, я в культурном шоке! – раздался в моей голове восторженный писк Шишка, который от волнения даже свою баррикаду развалил. – Да ты у нас просто нарасхват! Один – в мужья зовёт, другой – в рыцари записывается! Это же мечта любой порядочной девицы! Так, спокойно, без паники, сейчас мы всё порешаем! У меня уже есть гениальный план! Значит, так: этого, который хмурый и с топором, берём в мужья. Он надёжный, хозяйственный, и орешки колоть умеет, я видел! А этого, который блестящий и вкусно пахнет, назначаем первым министром и главным казначеем! Он будет нам казну пополнять и врагам козни строить! Идеальный расклад! А я… я буду вашим мудрым и скромным серым кардиналом! И главным дегустатором всех орешков в нашем будущем царстве! Должность ответственная, между прочим! По-моему, гениально! Все при деле, все довольны, а главное – я сыт и в безопасности!»

Я перевела взгляд на Фёдора, на его честные, полные безграничной любви глаза. Потом на Дмитрия, в чьём взгляде горел азарт игрока, поставившего всё своё состояние на одну-единственную карту.

Я не знала что им ответить. И теперь мне предстояло сделать самый трудный выбор в моей жизни. Выбор между тихим счастьем в уютной берлоге и великой войной за трон, о котором я никогда не просила.

* * *

Я стояла на крыльце, зажатая между двумя мужчинами, и едва дышала. В воздухе повисло такое напряжение, что, казалось, ещё чуть-чуть, и зазвенит. Фёдор, мой молчаливый лесной защитник, смотрел на меня с такой отчаянной, всепоглощающей нежностью, что у меня внутри всё сжималось в тугой комок. А Дмитрий, хитрый гость из столицы, сверлил меня взглядом, в котором смешались азарт охотника, загнавшего дичь, и неприкрытое восхищение.

«Так, хозяйка, соберись! – заверещал в голове Шишок. – Ситуация, конечно, аховая, как тут выкручиваться, одному Лешему известно, или не известно!»

Я мысленно велела ему замолчать и перевела взгляд на наше Вересково.

Я видела, как староста Степан, ещё бледный после хвори, кряхтя, вместе с другими мужиками тащит с дороги покорёженную тушу железного волка. Слышала, как звонко стучит топор – кто-то уже ладил новую стену для разрушенной избы. Видела, как тётка Маланья, позабыв о сплетнях, раздаёт ребятишкам горячие пирожки. А маленькая Марьюшка, которой я совсем недавно лечила сильный ожог, сосредоточенно перевязывала тряпочкой лапу соседскому псу, старательно подражая мне. Они были напуганы, потеряли дома, но они не плакали. Они вышли все вместе, как один, чтобы заново отстроить свою жизнь.

И в этот миг у меня в голове будто что-то щёлкнуло.

Я поняла, что моё сердце больше не принадлежит только мне. Оно осталось здесь, на этих пыльных улочках, в этих простых, но таких смелых людях. Оно было в каждом спасённом ребёнке, в каждой благодарной улыбке, в каждом бревне, которое мы сообща тащили на баррикады. Я больше не была просто Наташей, случайной гостьей из другого мира. Я стала частью этого места. Его болью и его надеждой.

– Я не могу, – мой голос прозвучал тихо, но твёрдо, и оба мужчины вздрогнули.

– Что не можешь, Наташенька? – первым не выдержал Фёдор, и в его голосе было столько тревоги, что мне захотелось его обнять.

– Я не могу выбрать, – я подняла на них глаза и, к своему удивлению, не почувствовала ни страха, ни неловкости. Только холодную, спокойную уверенность. – Не потому, что не знаю, чего хочу. А потому, что у меня больше нет на это права.

Я посмотрела на Фёдора, и сердце пропустило удар от нежности в его серых глазах.

Я обвела их обоих долгим взглядом.

– Вы просите меня выбрать между домом и войной. Между сердцем и мечом. Но как я могу это сделать? Если я выберу дом, то останусь беззащитной. Если выберу войну, у меня не будет дома, который нужно защищать.

Я сделала шаг назад, к двери своей лавки.

– Моё место здесь. С этими людьми. Мой долг – помочь им отстроить новую жизнь. Я не могу сбежать в столицу, Дмитрий, и прятаться за золотыми стенами, пока здесь люди страдают. И я не могу укрыться в лесу, Фёдор, и делать вид, что за деревьями нет целого мира, который нужно менять.

Я посмотрела им прямо в глаза, и в моём голосе зазвенела сталь.

– Поэтому я не выбираю никого из вас. Я выбираю Вересково. И я не прошу вас бороться за меня. Я предлагаю вам сражаться рядом со мной. За наш общий дом. За мир, где не будет места ни железным чудовищам, ни княжескому произволу.

В наступившей тишине было слышно, как где-то прокричал петух. Они застыли, как два истукана, и просто смотрели на меня. Я видела, как в глазах Фёдора плещется обида, но сквозь неё уже пробивалось робкое понимание. А в глазах Дмитрия удивление стремительно сменялось азартным блеском. Кажется, я подкинула ему задачку поинтереснее, чем просто соблазнение провинциальной знахарки.