Лиру Фенвин, вторую девушку, нашли рыбаки возле озера – она была племянницей бургомистра, скандал вышел страшный. Полиция получила тот пинок, который ускоряет расследование в несколько раз. Руна на ее груди вместе с той, которую вырезали на теле Элианы, была скопирована и отправлена в столицу – ответ пришел как раз тогда, когда директор школы нашел новую жертву и вопил так, что услышала группа полицейского патрулирования на соседней улице.

Серафина Алькенхейм, учительница естествознания, лежала на ступеньках школы – убийца сменил почерк, оставив тело на видном месте. Рядом с покойницей обнаружили папиросу, которая еще дымилась: преступник ушел за несколько мгновений до появления свидетеля. Папироса была самой обычной, такие курил весь город, так что зацепки не нашлось.

Обнаглел душегуб. Решил, что может щелкать деревенских держиморд по носу.

Значит, скоро утратит бдительность и попадется – во всяком случае, Шеридан хотел на это надеяться.

Четвертую жертву, Мэри-Анн Диллар, журналистку единственной местной газеты, обнаружили на ступеньках храма за несколько часов до начала воскресной службы. Священник, который, собственно, и нашел тело, едва не лишился чувств, а потом начал проповедовать об осквернении святынь и скором конце света. Полицейские патрули были усилены неравнодушными горожанами, и убийца затаился – что-то подсказывало Шеридану, лишь на время.

Причиной смерти всех девушек была остановка сердца, вызванная магическим воздействием, судя по почерневшей грудной аорте. Судя по остаточным следам магического воздействия, которые выявили артефакты, жертвы были обездвижены и введены в состояние транса перед смертью. Вероятно, под тем же заклинанием они вышли из дома и пошли вместе с убийцей к месту своей смерти.

Читая об этом, Шеридан недовольно морщился: врут, собаки, как дышат. Откуда в этом медвежьем углу настолько мощные артефакты? Отделения инквизиции там нет, закрыто в рамках оптимизации десять лет назад. И артефакторы не такие дураки, чтобы гнить на болотах – когда у тебя есть артефакторский дар, ты повезешь его в столицу, поближе к деньгам и связям.

В свое время он так и поступил. Покинул городишко на Южном взморье и переехал в столицу. Поступил на отделение артефакторики в академию инквизиции, но после второго курса понял, что по-настоящему, всей душой, желает совсем другого.

И господин Джереми, наставник и друг, ошибался. Все это время Шериданом двигало не тщеславие. Не желание оказаться на первых полосах газет и в учебниках.

Совсем другое чувство гнало его вперед. Даже, когда путь закончился фарфоровой лихорадкой, Шеридан не пожалел об этом.

Им владело желание справедливости и истины. Глубокое, острое, горькое.

Справедливости и истины для всех. Даже для той ведьмы, которую Шеридан учуял на вокзале.

Она была где-то далеко на болотах – и знала, что он идет.

***

Вечером поезд остановился на вокзале Валендора – когда-то это был знаменитый торговый город, куда съезжались купцы с товарами со всего света. С тех пор прошло много лет, торговые пути сменились, и Валендор обеднел, но здание вокзала по-прежнему выглядело помпезным и пафосным, с колоннами, статуями и розовым мрамором отделки. Проводник сделал отметку в своем блокноте и произнес:

– Стоянка поезда два часа, господин Шеридан. В здании вокзала отличный ресторан, четыре звезды Кулинарного компаса. Хорошего отдыха!

Шеридан кивнул и неторопливо двинулся к вокзалу в толпе пассажиров, на ходу вынимая баночку с мазью: снова начал ныть висок, там твердела кожа и готовилась проклюнуться трещина. Свободных столиков, наверно, не останется – вон сколько желающих отужинать в достойном заведении.

Впрочем, он ошибся: вокзальный ресторан легко вместил всех желающих. По уровню роскоши в обстановке он дал бы фору столичным заведениям, а вышколенный персонал мог бы и в королевском дворце работать. Шеридана усадили за маленький столик у окна – отсюда открывался вид на вокзальную площадь, маленький сквер и статую святой Анжелины, покровительницы путешественников. Едва только Шеридан взял нож, готовясь нарезать стейк на кусочки, как официант подошел снова и с поклоном поинтересовался:

– Милорд, позволите ли усадить за ваш столик гостя? Мест совсем не осталось.

Шеридан кивнул. Он никогда не имел ничего против приятной застольной беседы.

К тому же, гость оказался джентльменом. Высокий и черноволосый, в темном костюме с синим отливом и таких же темно-синих очках, он бесшумно опустился за стол и произнес, расправляя на коленях салфетку:

– Джеймс Ди Тронкетт, юрист. К вашим услугам.

Было в его острых чертах что-то птичье. В уютном вечернем свете Шеридан не мог понять, сколько лет новому знакомому: вроде бы с первого взгляда за сорок, но вот он поворачивает остроносую голову и становится на двадцать лет моложе.

– Шеридан Уитмор, следователь, – отрекомендовался Шеридан, и Тронкетт уважительно улыбнулся. Официант поставил перед ним тарелку с мясом – юрист предпочитал слабую прожарку. На его безымянном пальце Шеридан заметил старое обручальное кольцо и вдруг представил целое гнездо воронят, которые разевают рты и требуют еды.

– А! – воскликнул Тронкетт. – Готов поклясться, вы едете в Арканис, главный град болот! Только там для столичного следователя есть работа. Пять убитых дев, не шутки.

Шеридан усмехнулся.

– Я не сказал, что из столицы.

– И не нужно говорить, я и так это вижу по тому, как вы одеты, – произнес Тронкетт.

– Значит, дев уже пять? – поинтересовался Шеридан. Юрист кивнул.

– Пятую нашли вчера днем. Распогодилось, старуха Мэй потащилась в лес по грибы, по ягоды, и едва не отдала там Богу душу. Нашла больше, чем искала.

Шеридан нахмурился. Пятая девушка. И убийца снова меняет почерк, бросая ее в лесу. Уже нет демонстративного поведения: значит, где-то он допустил промашку и испугался.

– В Арканисе наверняка введен комендантский час для девушек? – поинтересовался Шеридан. Тронкетт махнул рукой, и на рукаве его пиджака мелькнула тончайшая отделка: длинные перья.

– Пытались, – кивнул юрист. – Но возмутились родители из благородных. Никто не прикажет джентльмену посадить свое дитя под замок.

– Дурь какая-то, – нахмурился Шеридан. Тронкетт согласно кивнул.

– Деревня! Благородному человеку никто не указ, он сам решает, что ему делать и как. Доходят до крайностей.

Мясо оказалось по-столичному вкусным. Шеридан посмотрел в окно: одна из пассажирок высадила на траву в скверике свою тонконогую собачонку и, судя по агрессивной жестикуляции в сторону сотрудника вокзала, отказалась за ней убирать.

– В городе есть ведьма, не так ли? – спросил Шеридан.

Тронкетт пристально посмотрел на него, словно решал, достоин ли он ответа.

– Есть. Но девушка не совершает ничего противозаконного и тщательно контролирует свою природу. Моя контора вела наследственное дело ее отца.

Шеридан усмехнулся. Законопослушная ведьма, надо же. Способная держать в узде свою суть.

Чего только не увидишь в отдаленных уголках мира.

– Смотрю, вы ей симпатизируете? – осведомился он.

Ведьмы изгои – так всегда было и так всегда будет. Они не способны сдерживать темные призывы своей души – рано или поздно, и эта законопослушная ведьма сбросит оковы морали и правил и будет наводить порчу на горожан, выпивать силы из спящих и запускать пауков в животы обидчиков. А такие, как Шеридан, будут с ней бороться.

– Не буду отрицать, – кивнул юрист. – И искренне встревожен за нее. Она укладывается в схему душегуба.

Шеридан вопросительно поднял бровь.

– В чем же схема?

Тронкетт отпил вина.

– Извольте. Невинные девы со светлыми волосами. Все родились под знаком Северного Козлорога ранней весной. У всех на теле есть ожоги: в раннем детстве обваривались чаем. Я сразу подумал, что убийцей может быть врач, который их лечил, но бедный доктор Копперфильд скончался несколько недель назад. А убийства продолжились.

Шеридан нахмурился. Об ожогах не было ни слова в полицейских отчетах. Видно, провинциальные сыскари сочли их не стоящими внимания. Подумаешь, вылил ребенок на себя чашку чая, с ними такое случается. Но ведь и верно, схема.

– И на теле вашей ведьмы тоже есть ожог? – осведомился Шеридан. Тронкетт кивнул.

– Да, на бедре.

– Откуда вы знаете? – спросил Шеридан. – Ожоги не показывают юристам, а если вы видели ее обнаженные бедра, то вряд ли она невинна.

Лицо Тронкетта тотчас же обрело то хищное выражение, которое Шеридан видел на мордах собак, готовых броситься и вцепиться в горло жертвы. Но ответил он спокойно:

– Я видел не ее бедра, а медицинскую карту.

– Такой глубокий интерес? – не отставал Шеридан. – Собираетесь свататься?

Тронкетт рассмеялся. Вскинул руки ладонями вверх: мол, сдаюсь.

– Вы меня раскусили. Да, собираюсь. И очень боюсь за нее. Чем скорее вы найдете душегуба, тем лучше.

Волнение Тронкетта было совершенно искренним, и Шеридан невольно задумался: что ж он тогда медлит? Как только они поженятся, ведьма утратит невинность и сразу же потеряет интерес для душегуба.

И как он вообще собирается свататься с этим обручальным кольцом на пальце?

– Как ее зовут? – спросил Шеридан, сделав знак официанту. Тот бесшумно выложил перед ними книжки с чеками, и Тронкетт вынул из кармана дорогой бумажник.

– Леди Гвендолин Мэннеринг, – ответил юрист и махнул рукой: – Заплачу за нас обоих, всегда приятно угостить хорошего человека.

– Как и спасти его, – кивнул Шеридан, поднимаясь. – Спасибо за разговор!

– Моя контора работает в Присби, это центр города, – Тронкетт улыбнулся, но в его глазах по-прежнему была тьма. – Заходите, всегда буду рад. Кстати, ваш недуг…

– Что – мой недуг? – спросил Шеридан резче, чем собирался. Тронкетт должен был увидеть, что лезет не в свое дело.

Улыбка юриста стала острой, словно лезвие хирурга.

– Я знаю, как вас вылечить. Помогите мне, и я помогу вам.

Глава 2

– Полиция свое дело понимает! Мы тут, знаете, не сидим, сложа руки!

Господин Чарльз Синклер, полицмейстер Арканиса, был одновременно расстроен и зол. Гвендолин встала у стены так, чтобы не показываться тем, кто сейчас был в кабинете, и устало подумала: надо же было ей так вляпаться.

Она приходила к Синклеру каждый месяц: они пили чай, разговаривали, как правило, о ее отце и том, что такой хорошей девушке нужно создавать семью, а не жить в одиночестве. Потом Синклер давал ей официальную выписку: полицейский департамент подтверждает добропорядочность, благонадежность и отсутствие любой злонамеренности в леди Гвендолин Мэннеринг, и они расставались с миром.

Незадолго до смерти отец встретился с Синклером и рассказал ему правду о своей дочери. Полицмейстер кивнул, обещал, что будет присматривать за Гвендолин и по мере сил контролировать ее, и с тех пор у нее скопилась уже целая стопка официальных выписок – как раз на тот случай, если кто-то будет искать ведьму, найдет и захочет повесить на нее, например, цепь серийных убийств.

Гвендолин знала, что может на него положиться.

– Конечно, я знаю о том, что в городе живет ведьма, – продолжал Синклер тоном обиженной добродетели. – И уверяю вас, что леди Гвендолин не имеет никакого отношения к этим смертям! Хотя бы потому, что для таскания трупов нужна все-таки мужская сила, а не девичья!

– А если она, например, использует заклинание Легкого парения? – осведомился знакомый мужской голос, и Гвендолин прикрыла глаза.

Вот он и приехал, Шеридан, человек с фарфоровой лихорадкой. Его чутью можно позавидовать.

Прятаться бесполезно.

– Чтобы использовать заклинания, надо им регулярно учиться, – парировал полицмейстер. – А леди Гвендолин не знает этой науки настолько глубоко. В том меня заверил ее покойный отец, да и сам я вижу, что это приличная, порядочная девушка. Да, есть у нее некие способности! Но так и вы можете вон, взять нож для писем да зарезать меня. Мне следует называть вас убийцей или все-таки нет?

– Смотрю, вы заступаетесь за нее? – поинтересовался Шеридан.

– А почему бы мне за нее не заступаться? Улик у вас против нее нет. А если вы хотите просто притянуть девушку к делу, чтобы закрыть его побыстрее, то я вам этого не позволю, уж будьте уверены.