Гвендолин казалось, что она слышит легкий скрипящий звук – трескалась кожа на лице Шеридана. Попробовала найти в себе сочувствие к этому человеку – и не смогла.

– Леди Гвендолин! – произнес он громко. – Не нужно там подслушивать, заходите. Я не кусаюсь.

Гвендолин вошла в кабинет, не чувствуя под собой пола. Синклер сидел за столом с таким видом, словно у него только что случилась геморроидальная колика. Тот самый человек, которого она увидела в зеркале, стоял возле стола с независимым и гордым видом, убрав руки в карманы – смотрел так, словно знал все темные секреты окружающих, и Гвендолин невольно захотелось щелкнуть его по носу.

– Знакомьтесь! – мрачно произнес полицмейстер. – Леди Гвендолин, это Шеридан Уитмор, следователь. Приехал из столицы, будет работать с делом убитых девушек. Господин Уитмор – леди Гвендолин Мэннеринг.

Гвендолин кивнула с холодным достоинством, стараясь сохранять спокойствие, и следователь тут же поинтересовался:

– У вас есть ожог на бедре?

К щекам прилила кровь. Гвендолин сразу же почувствовала себя обнаженной – чужая жестокая рука сорвала с нее одежду и выставила на всеобщее обозрение.

“Гад”, – подумала она.

– Есть, – ответила Гвендолин. – В детстве я неосторожно пролила горячий чай. Почему вы спрашиваете?

Шеридан усмехнулся так, словно получил подтверждение своим догадкам. Ощущение было таким, словно его пальцы, прохладные и твердые, скользнули по коже – обошли ожог и двинулись туда, куда не смели касаться.

– Потому что вы укладываетесь в схему убийцы, – бросил он, и Гвендолин снова окутало холодом. – Блондинка, рожденная под знаком Северного Козлорога, с ожогом на коже.

Синклер удивленно воззрился на Шеридана, словно схема только что сложилась у него перед глазами. Столичный следователь держался со спокойной небрежностью: мол, учитесь у профессионала, болотные дурни.

– Итак, давайте сначала. Вы ведьма, верно? – спросил Шеридан, не сводя с Гвендолин пристального взгляда.

– Верно, – кивнула Гвендолин. Незачем отрицать очевидное. – Господин Синклер уже подтвердил вам мою благонадежность.

– И как, пока удается скрывать свою суть и сдерживать порывы? – не отставал Шеридан. – Еще не хочется оседлать метлу в полнолуние?

“Не хочется, – подумала Гвендолин. – Потому что меня сразу же растерзают такие, как ты”.

– Я не виновата, что родилась такой, – ответила она. – Но я могу владеть своей сутью и не использовать ее во вред окружающим.

Шеридан нервным движением выхватил из кармана знакомую баночку, подцепил мазь и принялся втирать ее в шею. Гвендолин невольно ощутила прилив жалости. От фарфоровой лихорадки нет спасения. Пока у следователя трескается кожа на лице. Потом трещины покроют внутренние органы.

Ему осталось недолго.

– А на пользу? – спросил следователь. – Вы могли, например, получить образование в артефакторике.

Гвендолин печально улыбнулась. Когда-то она хотела учиться, но потом поняла, что это плохая идея.

– Чтобы потом, если артефакт вдруг сработает не так, меня обвинили бы в преднамеренной порче?

– Я вас видел. Вы наблюдали за мной на вокзале. Почему?

– Мне было страшно. Я всегда ощущаю ледяную волну по коже, когда убивают девушек, – призналась Гвендолин. Слова сорвались с языка, и она запоздало подумала, что сказанное может привести ее на костер. – И решила подсмотреть… вдруг увижу убийцу?

– А увидели меня, – серьезно сказал Шеридан. – Слушайте, вы ведь хорошо владеете заклинанием Явленной истины…

– Оно законное, – тотчас же встрял Синклер, который до этого помалкивал. – Заклинание Явленной истины не включено в реестр запретных и злонамеренных чар!

Шеридан устало вздохнул.

– Давайте проясним. Я не собираюсь пытать и мучить леди Мэннеринг. Мне достаточно вашего мнения о ее невиновности, господин Синклер, – он обернулся к Гвендолин и продолжал: – Но раз вы настолько опытны, что сумели заглянуть через половину королевства, мне понадобится ваша помощь в расследовании. Согласны?

– Конечно, – кивнула Гвендолин, и за окном полицейского участка снова раскатилось хриплое воронье карканье.

***

К месту убийства пятой жертвы они приехали после полудня. Солнце плыло в беспечно-синем небе, мир стряхнул дождевые капли и высушил надоевшую сырость, и птицы пели так восторженно, что звенело в ушах.

Шагая следом за Синклером, Шеридан чувствовал, как напряжена Гвендолин – девушка шла за ним, ее взгляд лежал у него на затылке, словно прижатый палец. Она до сих пор не верила в его искренность, и Шеридан прекрасно ее понимал.

Когда ты ведьма, то общение со столичным следователем вряд ли будет тебе по вкусу.

– Я не придумываю, в чем вас обвинить, леди Гвендолин, – сказал Шеридан, перелезая через поваленное дерево. Девушка подхватила пышные юбки, он протянул ей руку, но Гвендолин сделала вид, что не замечает этого жеста помощи. Мелькнули ладные девичьи ножки в дорогих чулках, и Шеридан невольно подумал, что у нее на бедре шрам от ожога.

И об этом знает убийца. Он тоже смотрел в ее медицинскую карту.

Санитар покойного доктора? Его секретарша, сообщница душегуба? Или просто человек, который хорошо знает и помнит все, что случалось в Арканисе?

Или это Джеймс Ди Тронкетт, который хочет, чтобы его поймали? У душегубов иногда появляется такое желание.

– Я ни в чем не виновата, – с прежним ледяным достоинством ответила Гвендолин. – Вы попросили помочь, я к вашим услугам.

Ведьма была очень сильной; Шеридан чувствовал, как эта сила бродит в ней, словно драконий огонь. Если он выплеснется, то от Заболотья и пыли не останется.

– Я попросил вас помогать мне в расследовании еще и для того, чтобы вы были рядом, – миролюбиво произнес Шеридан. – Под присмотром. Не хочу, чтобы с вами случилось что-то плохое.

Гвендолин усмехнулась.

– Благодарю вас, – церемонно ответила она. В стороне мелькнул крупный подосиновик, идеальный красавец без изьяна, и Шеридан подумал: нарвать бы грибов, когда все закончится.

– Ваш жених тоже обеспокоен, – начал было Шеридан, и в это время женская ручка так рванула его за плечо, что он развернулся всем телом на тропе.

Мелькнула тяжелая мысль: хоть бы там не треснуло. Не хотелось останавливаться, раздеваться при всех – впрочем, Шеридан знал, что рано или поздно дойдет и до этого.

– Мой кто? – уточнила Гвендолин, и льда в ее голосе хватило бы на все погреба Арканиса.

– Джеймс Ди Тронкетт, – ответил Шеридан, мысленно ухмыльнувшись. – Вчера мы ужинали на станции Валендора. Он показался мне искренне встревоженным.

Лицо Гвендолин обрело просто неописуемое выражение.

– Я никогда не встречала его, – отрезала она. – Он мне не жених.

– Не встречали? – живо осведомился Шеридан. – То есть, в Присби нет его юридической конторы?

– Контора есть. И Тронкетт там есть, – сказала Гвендолин. – Я никогда его не встречала, у него какие-то проблемы с глазами, и он работает только ночью, при очень слабом свете. Он вел наследственное дело моего отца. Бумаги принес его помощник.

Шеридан понимающе кивнул.

– Господин Тронкетт выглядел очень обеспокоенным вашей судьбой.

Гвендолин усмехнулась.

– Только его мне и не хватало. Всем, видите ли, не сидится спокойно. Хочется наложить лапу на мои деньги.

Значит, богатая невеста. От женихов отбоя нет.

– А много ли денег? – тотчас же поинтересовался Шеридан, и в это время Синклер, который прошел далеко вперед, махнул им рукой.

– Ну где вы там? Сюда!

Гвендолин не стала отвечать: толкнув Шеридана плечом, она быстрым шагом двинулась к полицмейстеру. Рассмеявшись, Шеридан отправился за ней.

Трава была примята там, где лежало тело пятой жертвы, Джейн Дигри, но больше никаких следов не было. На ветке беспечно цвиркала птичка, дождь размыл кровь. Шеридан осторожно прошел по траве, ища то, что могли упустить местные полицейские – ничего.

– Давайте посмотрим в зеркало, – предложил он, обернувшись к Гвендолин. На щеках девушки до сих пор цвел румянец – так ее зацепило упоминание о Тронкетте.

– Извольте, – открыв сумочку, она достала зеркало, открыла его и провела ладонью по стеклу.

Заклинание Явленной истины легло на зеркальную гладь, наполняя ее звездной тьмой, и Шеридан с надеждой подумал: неужели мы и правда сможем заглянуть в прошлое? Находились мастера, которые это умели, но он никогда не видел их, только читал в старых книгах о том, как сильные и опытные артефакторы проникали взглядом через века.

Синклер замер, боясь вздохнуть лишний раз. Тьма прояснилась, в ней проступила зелень ветвей, и Шеридан сперва принял ее за отражение.

Потом понял, что ошибся. В зеркале было дождливое утро, безжизненная девичья рука, брошенная на траву.

– Твою ж маму восемь раз… – потрясенно пробормотал Синклер, сдвигая фуражку на затылок.

Пальцы в черной перчатке взялись за запястье, аккуратно уложили руку под грудь, где цвела руна – в этом жесте было что-то донельзя трагическое.

– Покойся с миром, – голос, прошелестевший в зеркале, был мужским, едва различимым. – Ты нота в общем хоре, ты голос, что откроет врата. Я благодарю тебя за то, что ты для меня сде…

По зеркалу прошла рябь, и отражение прошлого растаяло. Синклер оторопело провел по лбу ладонью и спросил:

– Вы тоже это слышали, да? Мне не померещилось?

За несколько мгновений Гвендолин постарела на несколько лет. Лицо посерело, под глазами легли синяки, пальцы, что сжимали зеркало, дрожали. Шеридан осторожно дотронулся до ее руки и произнес:

– Вы даже не представляете, как сильно сейчас помогли мне.

Гвендолин устало посмотрела на него и беззвучно обмякла на руках полицмейстера, лишившись чувств.

***

Прогулка в лес и работа с заклинанием вымотали Гвендолин настолько, что она сразу же отправилась в постель, добравшись до дома. Перед этим слугам было приказано вести караул возле особняка и при появлении хоть сколько-то подозрительных людей бегом бежать в полицию.

Впрочем, убийца местный житель – в Арканис давно никто не приезжал. Вот и поди знай, кого именно подозревать.

“Он тоже мог меня увидеть, – подумала Гвендолин, сворачиваясь клубочком под одеялом. – Он не просто чует меня. Он знает, где искать”.

Сон, в который она провалилась, был студеным и тяжким, как минувшие дождливые недели. Гвендолин куда-то шла по бесконечным коридорам незнакомого дома, затянутым паутиной. Пахло сыростью и плесенью, где-то вдалеке звучала музыка; Гвендолин даже узнала ее – Второй сонет Киллиади.

– Девочка.

Гвендолин обернулась и увидела отца. Он стоял в конце коридора, безжизненно опустив руки, и от знакомой фигуры веяло такой тоской, что сердце сжалось.

– Папа? – прошептала Гвендолин, и тревогу и горечь смыло волной радости. Пусть хоть так, во сне, но она снова увидела отца! И нет ни разлуки, ни смерти. – Папа, где ты?

– В Аду, – коротко ответил отец, и Гвендолин снова погрузило в холод.

Как он мог там оказаться? Почему? Отец был добрым человеком, он никогда и никому не причинил вреда!

– За что? – выдохнула Гвендолин, и тьма вокруг них пришла в движение. Проступили тысячи бледных рук, вцепились в платье, кожу, волосы, потащили прочь. Воздух наполнился свистом и щелканьем невидимых клювов.

– Старая тайна! – загремели и заголосили со всех сторон. – Продать душу одной за жизнь другой! Старая тайна! Смертная тайна!

– Он пишет слово на языке Ада, – произнес отец, и Гвендолин каким-то чудом разобрала его далекую речь. Руки тянули ее прочь, отрывая от родного существа. – Когда он закончит и произнесет его, Ад выйдет на землю. Прости меня, Гвенди, прости.

На голову обрушился грохот, и Гвендолин проснулась. Сев в постели и посмотрев по сторонам, она увидела, что уже закат. А когда-то старая няня говорила: не спи на закате, испугаешься, заболеешь.