Я похоронила его еще несколько лет назад, когда перестала находить информацию о нем в интернете и из других доступных мне источников.

Саша улыбается, обнимая меня и даже не подозревая, как предательски он сейчас выглядит в моих глазах. Его прикосновения на моей талии жалят, и я бросаю на него быстрый взгляд, полной тихой ярости – я же просила!

Не надо было нас знакомить…

– Господин Шах, это моя жена – Ева. Умница, красавица и, между прочим, психолог. Ева родом из Албании, она работает с детьми и беженцами и выполняет важные социальные миссии.

– Вот как… – произносит хрипло, а после… он протягивает мне руку. – Камаль Шах.

Ему не нужно представляться – его все знают, но он все равно это делает.

А его голос…

Он все такой же. Немного хрипловатый, чуть глухой, будто выкурил тысячу сигарет после нашей с ним последней ночи.

Я сразу замечаю легкую, еле заметную насмешку, скользнувшую по его губам.

Камаль понял. Понял, что я не хотела этой встречи. Я избегала ее, бежала и пряталась за чертовой колонной, но это не помогло. Я всегда от него бежала, а он – догонял. В прошлом я была его пленницей, а он – моим палачом, теперь все поменялось, но ощущения остались те же. Словно на моей шее все тот же ошейник, а в его руках – мое безвольное тело.

Камаль одет в белую шикарную рубашку и идеально выглаженные брюки, а я до сих пор помню, как он взял меня в гостиной в такой же белой рубашке, только залитой кровью. Тогда он без сожаления убил своего врага, а теперь…

Теперь он большой человек.

– Ева, – я вкладываю в голос ледяное равнодушие, хотя внутри меня шатает и размазывает!

Я вкладываю свою ладонь в его. Она у него огромная и со знакомыми мозолями под пальцами. Я до сих пор помню их на ощупь. Каждую. А еще на его пальце кольцо, сделанное моими руками. Я слегка касаюсь его и не сразу понимаю, что на его руке по-прежнему нет печатки, которую он грозился вернуть.

Вскинув взгляд, я несколько секунд смотрю в глаза Камаля с недоумением: он вернул фамилию, но не вернул отцовскую печатку.

Он не отомстил? Не закончил войну? Но почему тогда вернулся?

Вопросы в моей голове не дают покоя, а наш контакт длится ровно столько, сколько положено. Ни больше. Ни меньше. Он расслабляет руку, я – выдергиваю свою.

– Я слышал, что вы как раз занимаетесь восстановлением диалога между Британией и Албанией. Уверен, у вас много общих тем, – добавляет Саша, даже не представляя, как он близок к истине.

У нас много общих тем. И одна из них – общий ребенок.

– Я тоже так думаю, – парирует Камаль.

Шах. Теперь он Шах. И привыкнуть к его настоящей фамилии мне трудно, потому что я помню его зверем, который годами вынашивал планы мести и ради нее же бросил нас с сыном.

Несмотря на старания Саши, между нами повисает молчание, слишком напряженное, потому что я не помогаю мужу установить нужные контакты. И помогать не буду!

– Надолго вы в Штатах? – спрашивает Саша, нарушив тишину.

– На сколько потребуется, – неопределенно отвечает Камаль, отодрав от меня свой колючий взгляд.

– Надеюсь, пересечемся еще не раз, – говорит Саша. – И, если будет возможность, я бы с удовольствием поговорил в более спокойной обстановке.

– Мой контакт у вас есть, – кивком отвечает Камаль. – Свяжитесь со мной на следующей неделе. Я подумаю, чем могу вам помочь.

Они пожимают друг друг руки, и я резко дергаю подбородком, услышав, что мужчины договорились о встрече.

– До встречи… Ева.

Я мысленно начинаю отсчет: один, два, три…

Но полностью проигнорировать Камаля не выходит, потому что Саша легонько сжимает мою талию, заставляя выдавить из себя улыбку.

– До встречи.

В моем голосе нет ничего доброго. Совсем. Только надежда, что наша встреча – это случайная ошибка, что Саша сотрет контакт этого человека из своего телефона и даже не подумает встречаться с ним на следующей неделе.

Я сжимаю бокал с шампанским, пока не чувствую, как стекло едва не трескается в моих пальцах.

Саша что-то мне говорит, но я не слышу.

Внутри все гудит, как от удара молнии – внезапно, больно, бесшумно.

Камаль ушел, оставив после себя выжженное пространство, в котором нет ни воздуха, ни звуков. Есть только одна пульсирующая тревога – за себя и за сына. И теперь за Сашу.

– Я же тебя просила, – говорю я глухо, сквозь стиснутые зубы, когда мы с Сашей остаемся вдвоем.

Моя рука дрожит, шампанское в бокале колышется, как поверхность воды перед штормом.

Саша убирает руку с моей талии и переспрашивает:

– О чем ты?

– Я же просила не знакомиться с ним, – бросаю острые, как нож слова.

Он хмурится.

– Что с тобой? Почему ты не в настроении?

– Просто мне он не нравится, ясно? Не нравится криминальный мир и все, что с ним связано. И… – я хмурюсь. – И какая помощь тебе потребовалась от этого человека?

– Не бери в голову.

Я резко ставлю бокал на ближайший столик. Звон стекла громкий, неуместный, а мое поведение, я знаю, вызывает в Саше удивление.

Может, я перегибаю. Может, мне и правда стоило молчать и изображать дружелюбие, чтобы угодить Саше, но дело в том, что угождать кому-либо – это последнее, к чему я стремлюсь последние пять лет!

– Я выйду, чтобы позвонить сыну…

Придумав правдоподобный предлог, я разворачиваюсь и быстрым шагом покидаю зал.

Дыхание обрывается, будто я бегу.

Мне просто нужно… выйти.

Нужно подышать. Найти воздух, которого так не хватало рядом с моим прошлым.

Толкнув стеклянную дверь, я выхожу в общую зону с барной стойкой и, наконец, глотаю свежий воздух. Здесь почти нет людей и открыта дверь на балкон, откуда веет прохладой.

– Стакан воды, пожалуйста, – обращаюсь к бармену. – Со льдом.

Ледяная вода охлаждает губы, язык и небо, но это не приносит должного облегчения. Только подчеркивает, как я горю внутри, а я не просто горю – я пылаю!

Он не имел права подходить ко мне.

Только не после того, как бросил нас с годовалым сыном в аэропорту – на произвол судьбы с чемоданом и кучей денег в придачу.

Боже, как давно это было…

Мы познакомились в плену, где Камаль оказался по воле своих врагов.

Я ухаживала за ним – зашивала раны, сбивала температуру и таскала еду украдкой, потому что его держали на цепях, морили голодом, пытали и издевались. Он провел в плену четыре года, а когда я немного поставила его на ноги, он сбежал и насильно забрал меня с собой.

После плена я родила ему сына – под обстрелами и завалами старого военного госпиталя, а сколько домов мы сменили, укрываясь от его врагов, не пересчитать.

Первый, впрочем, и единственный совместный год жизни малыша, Камаль был идеальным отцом для нашего ребенка, и я… полюбила этого мужчину.

Первым словом нашего сына было слово «папа» – настолько он был отцом! Настолько идеальным и любящим. Камаль многое знал и многому меня научил. Я влюблялась в него потихоньку, а в конце – он разбил мне сердце.

После очередного нападения его врагов на наш дом он привез нас в аэропорт. На прощание у нас были считанные минуты, и все эти минуты я потратила на мольбы – я молила его не оставлять нас. Молила забрать нас с собой. Молила, чтобы он выбрал семью, но он выбрал месть.

Камаль Шах посадил меня на самолет с годовалым сыном и сказал, что вернется за нами.

Прошло пять лет, за которые я хоронила его трижды. В последний раз – окончательно. Он пропал с радаров, я – вышла замуж и обрела стабильность, а теперь…

Теперь он большой человек. Черный президент. Господин Шах.

Он как Феникс – восстал из пепла, и в этом огне теперь сгораю и я.

Я ставлю пустой бокал на стойку и прикрываю глаза, пока в ноздри не ударяет знакомый запах прошлого.

Всего в двадцати сантиметрах от меня на барную стойку медленно опускается рука. На пальце – кольцо, въевшееся в память. Это мое кольцо. Я сделала его своими руками и с любовью, а подарила ему, захлебываясь в аэропорту горькими слезами.

Я умоляла его лететь с нами, еще не понимая, что он уже давно принял решение остаться во имя мести.

Все эти годы я стирала из памяти его голос, его руки, его выбор.

Но память не стерла ни запах, ни это чертово кольцо.

– Стакан воды. Со льдом, – его хриплый голос разбивает тишину, и я резко поднимаю глаза.

Глава 3

– Ваша вода со льдом, господин.

За шестьдесят секунд, которые я мысленно отсчитываю все это время, мы не говорим друг другу ни слова.

Бармен ставит перед Камалем стакан с водой, и он осушает его за несколько глотков – таких жадных, что я слышу каждый его глоток и визуализирую, как при этом дергается его кадык.

Его мощное присутствие заполняет каждый дюйм воздуха, который я тщетно глотаю в попытке вернуть себе самообладание, чтобы подняться на непослушные ноги и уйти.

Но ноги не слушаются.

И я, черт возьми, не ухожу.

Мы сидим за барной стойкой, почти не двигаясь – как две статуи, случайно оказавшиеся рядом.

Я – изо льда, который вот-вот треснет и разлетится на мелкие осколки.

Камаль – явно из чего-то покрепче, ведь в разговоре с Сашей он никак не выдал наше прошлое. А в прошлом он имел на меня все права и трахал почти каждый день – жадно, достаточно грубо, оставляя на моем теле следы черной любви. Неудивительно, что тогда я очень быстро забеременела.

Слегка качнув головой, я впиваюсь пальцами в барную стойку и планирую подняться на ноги, как он резко начинает говорить:

– Здесь слишком много ушей. Пойдем на балкон. Там никого нет.

Внутри все сжимается в тугой ком, а паника поднимается с самого дна.

Я застываю, скользя пальцами от стойки к давно остывшему стакану. В нем нет ни воды, ни льда, хотя последнее точно бы отрезвило меня в эту секунду.

Ведь я не думаю, что готова ко встрече с этим мужчиной один на один. Я не готова, но говорю совершенно другое:

– Не думаю, что нам стоит продолжать это общение.

Мой голос звучит холодно, отстраненно и чуждо даже для меня самой, и эта выдержка – почти повод для собственной гордости. Я горжусь собой!

– Пожалуйста, – доносится до меня тихий шелест.

Камаль изменился – он научился говорить «пожалуйста», и это… заставляет притормозить, сбавить обороты.

До тех пор, пока я не понимаю, что в этом слове приказа больше, чем просьбы!

Он приказывает мне этим «пожалуйста».

Я чувствую, как во мне вскипает гнев, поэтому резко поднимаюсь с высокого стула, ощутив в ногах долгожданную опору.

– Я пойду за тобой, – добавляет он тише, не поворачиваясь в мою сторону.

Я разворачиваюсь, скользнув мимолетным взглядом по крепкой фигуре в дорогом костюме, затем направляюсь в сторону балкона.

Каждый стук моих каблуков отзывается в груди ударом.

Я слышу, как стакан в его руке мягко касается стойки, и он собирается пойти следом, поэтому, взявшись за ручку двери, я распахиваю ее и захожу внутрь.

Толпа будто смазывается перед глазами – лица, смех, вспышки фотоаппаратов. Все сливается в фоновый шум, как в воде – гулкий, вязкий, далекий.

Я возвращаюсь в зал, чувствуя, как спина ноет от напряжения. Вижу Сашу – он разговаривает с кем-то у стойки фуршета и оборачивается, как только замечает меня. Улыбается – чуть растерянно.

– Все хорошо? – спрашивает он, подходя ближе, с привычной заботой в голосе.

Рука мужа обвивается вокруг моей талии. Кажется, сегодня он получил достаточно важных контактов, и его настроение можно считать отличным, чего не скажешь о моем.

– Знаешь, я не должен был оставлять тебя, – шепчет он мне на ухо. – Чертовски не люблю ссориться с тобой…

– Все в порядке, – успокаиваю Сашу. – Я выходила попить воды. Здесь жарко. И я, кажется, устала.

– Хочешь домой?