– Мы просто дернули дверь и увидели, что она поддается. Тогда мы подумали, что магазин открыт. И решили зайти…

Я:

– ЗАЙТИ, ЧТОБЫ ЧТО?

Туристы:

– Чтобы понюхать ваши свечи.

Я замечаю, что в их руках – колпачки-клоши. Они что, правда нюхали свечи?

– Я только одно хочу понять. В бутике было полностью темно, и в нем не было ни души. И вы зашли внутрь? Вы подумали, что он открыт? А если бы я вызвала полицию?

Туристы (жалобно):

– Простите. Мы правда подумали, что он открыт. Что просто вот такой вот бутик. Где надо в темноте всё нюхать. Простите, пожалуйста.

Я:

– Было бы неплохо, если бы вы ушли. Я не знаю, как реагировать.

Запираю за туристами дверь. Потом проверяю полочки – они ничего не украли. Судя по всему, они действительно нюхали свечи в кромешной темноте в пустом бутике в восемь вечера.

Объяснить это я не могу.

Суббота, страшный штормовой ветер, после бранча заходит подвыпившая пара: тихая тетка и интеллигентный кудрявый мужик в очках, похожий на Шурика из советского кинофильма.

Мужик (со знанием дела берет с верхней полки гигантскую свечу Гранд о пяти фитилях, поставленную на верхнюю полку для того, чтобы никто до нее не дотянулся и не додумался взять ее в руки – она дико тяжелая, весит килограмм семь).

Я (в ужасе бормочу):

– Пожалуйста, поставьте ее на место. Я прошу прощения, но я бы не рекомендовала ее брать. Мы ее сюда поставили специально, чтобы не было к ней доступа.

Мужик (как будто не слышит меня, с видом профессионала медленно переворачивает тяжеленную свечу, начинает, тяжко заваливаясь, пытаться ее понюхать).

Я (паникуя):

– Слушайте, это муляж. Он не пахнет. Пожалуйста, не могли бы вы поставить ее обратно. Если у вас есть какие-то вопросы вот про данный конкретный тип свечи, скажите мне, я отвечу на любые, я всё про них знаю. Я вам покажу свечу поменьше с таким же запахом, клянусь! Вам нужна помощь? Вам чем-нибудь как-то помочь? Вас что вот, например, про эту свечу интересует?

(Все это время мужик продолжает пытаться понюхать свечу.)

Я (подхожу близко, стараюсь заглянуть ему в глаза):

– Пожалуйста, очень прошу вас. Не могли бы вы поставить это на место? Это дисплей-версия свечи, запаха у нее нет, и стояла она там не с целью пальпации покупателями, она стояла там, чтобы на нее смотрели и при случае задавали вопросы, я могу рассказать.

Тетка (все это время она стоит и скучает) вопросительно смотрит на меня.

Я (в отчаянии):

– Вам нужна помощь?

Мужик (ставит свечу на место, замечает меня):

– Вы ко мне обращались?

Я:

– Да, я все это время говорила с вами. Говорила, чтобы вы поставили свечу. Потому что у меня повышенная тревожность и я в панике. Ее нельзя трогать, а вы ее взяли и вертели.

Мужик:

– Да? Я думал, вы не со мной говорите.

Я:

– Нет, я говорила с вами.

Мужик:

– О.

Я:

– Ну, уже не важно. Все хорошо. Я не тревожусь больше.

Мужик (снова тянется на самую верхнюю полку под потолок, куда мы поставили огромный восковый бюст Людовика Четырнадцатого, чтобы его никто не трогал).

Я:

– НЕТ. В смысле, почему бы вам не обратить внимание на более… хмммм… доступные физически элементы этого пространства?

Мужик:

– Хорошо, тогда просто расскажите мне про всех этих людей (показывает на восковые скульптуры, которых в бутике довольно-таки много).

Я:

– Это займет десять минут вашего времени, я не могу кратко. Вы правда готовы или это вопрос вежливости?

Мужик:

– Я готов. Мне правда хочется услышать.

Я (рассказываю ровно десять минут).

Тетка (стоит со скорбным лицом. Ей все это время скучно и стыдно за мужика. В магазине начинает пахнуть перегаром).

Мужик (искренне):

– Спасибо огромное, это было очень интересно и познавательно.

Уходят. Я чувствую себя избитой.

Заходит опять же послебранчевая леди в голубом дождевике.

– Я ХОЧУ ЧТО-НИБУДЬ ПОНЮХАТЬ. С ЧЕГО МНЕ НАЧАТЬ?

Начни с себя, конечно же.

Девушка обнаруживает закрытые стеклянным колпачком антикварные хрустальные подставки ар-деко.

– Что это? Какая красота!

– Это хрустальные подставки под палочковые свечи, винтаж, ар-деко, старые, красивые, дорогущие ужас.

– Почему они под колпачком?

– Потому что они дорогие, хрупкие и винтажные, я их положила туда, чтобы их никто не трогал, и можно было любоваться на расстоянии, и не существовала опасность их расколотить!

– КЛАСС, МОЖНО Я ПОТРОГАЮ?

(Поднимает колпачок, все выпадает и чудом не разбивается.)

Ох, если бы хоть у кого-нибудь была другая реакция на эти предупреждения, я бы думала о человечестве намного, намного лучше.

Забегает лихой пожилой француз с дочерьми.

(Подходит ко мне и заговорщицки, ликуя улыбается.)

– Я ВЧЕРА ТУТ БЫЛ!..

Я (улыбаюсь в ответ):

– А Я НЕТ!

Перед Пасхой в бутик приходит Суфьян Стивенс и выбирает разноцветные палочковые свечи пасхальных цветов в подарок друзьям.

Все это время я смотрю на него с нежностью и тоской, пытаясь не подать виду, что я знаю, что это Суфьян Стивенс, под чьи песни к фильмам «Назови меня твоим именем» и «Я, Тоня» мы все недавно плакали, хотя мы и до этого под него плакали, честно скажем.

– Еще помогите мне выбрать золотой антикварный канделябр, – сообщает Суфьян. – Это подарок для очень значимого для меня человека.

Я мысленно отправляю эту картинку себе в прошлое: вот, Татьяна, верх твоей карьеры музыкального критика, ты помогаешь Суфьяну Стивенсу выбрать антикварный канделябр.

Когда я упаковываю Суфьяну свечи и канделябр, он расписывается на чеке так красиво, словно это автограф. Я и воспринимаю это как автограф.

«Селин! – пишу я Селин. – Мне дал автограф один из моих любимых музыкантов! Суфьян Стивенс! Вот удача-то!»

«Это не автограф, Таня, – отвечает Селин. – Это финансовый документ. Только попробуй стащить чек!»

А ведь я могла просто сказать: я вас узнала, Суфьян, распишитесь мне на нашем корпоративном буклете, что ли. Но на самом деле не могла.

Заходит англичанин из Лондона, очень степенный, в твидовом пальто.

Я:

– Вы пришли за подарком?

Англичанин:

– Нет. Я пришел нести вам печаль. Предупреждаю, сейчас будет тотальная херня.

Я:

– Вы хотите что-то вернуть?

(Я понятия не имею, как оформлять возврат товара.)

Англичанин:

– Нет, почему вернуть? Нам предстоит вот какая херня: моя жена хотела, чтобы я подарил ее маме две свечи, привез отсюда. Это русская мама. У меня русская жена, я лечу сегодня в Лондон домой. И вот жена дала мне инструкции, какие именно свечки, ткнула в эти свечки в каталоге, а каталог я проебал. И какие свечки она хотела – забыл. А позвонить я ей не могу, потому что она меня убьет. Давайте мы наугад придумаем, какие свечи могут понравиться русской теще – ландышевые? розовые? со змеиным ядом? Мне пиздец.

Я:

– Я могу выбрать то, что понравилось бы моей маме. Хотя она не русская мама. Но говорит на русском. Я думаю, что язык определяет обонятельные преференции. К тому же, например, советские женщины обожают запах ландыша – первомай, первомай, понимаете? Хотя да, я обобщаю. Дать вам первомай?

Англичанин:

– Давайте что хотите. Мне все равно пиздец. Давайте, гоните свой первомай. Тщетная, скорбная попытка что-то исправить.

Я:

– Ну, может, вы сами понюхаете его?

Англичанин:

– Нет. Если я буду что-то нюхать, я буду еще сильнее ощущать свою вину. Как будто я сам выбирал и выбрал не то. Давайте вы мне выберете что угодно. Хоть с запахом собачьих какашек. Мне не важно уже. Все равно меня убьют.

Я (упаковываю ему свечи):

– Может быть, хотите каталог?

Англичанин:

– Меня заставят его съесть. Ну на хуй. Вся жизнь пошла по пизде. Я не знаю, зачем я женился вообще.

Я:

– Мы все умрем, так или иначе. Чего переживать из-за подмены камелии ландышем.

Англичанин:

– Может быть, мой самолет упадет в Атлантику. Дай-то бог. Никто не узнает о том, как я облажался. Ландыш и первомай позора погрузятся со мной на дно морское.

Самое удивительное и очевидное – ни с одним американским покупателем подобный разговор был бы невозможен. Это сложно объяснить.

Заходит пожилая леди, похожая на персонажа Тима Бертона, – в винтажных юбках, кожаном плаще и «Мартенсах» о семи дырочках.

– Я обожаю ваши свечи, у меня дома свечи «Святой Дух» и «Скрипучие половицы Версаля», но я их не жгу, и они за несколько лет выдохлись, мне нужны новые. Но такие же. Они будут стоять у меня еще два года и тоже выдохнутся. Все выдыхается. Но это нормально. Такова жизнь.

Тут мой выход, конечно. В кои-то веки можно показать человеку любимую свечу, и он не поморщится.

– Так, я поняла. Сейчас покажу вам мою любимую свечу, и вам понравится, обычно никому не нравится – это свеча «Пылающий куст» (про себя я называю ее «Бородино», потому что она посвящена Наполеону и его блистательным боевым победам и поражениям). Она пахнет порохом, а также жизнью, которая выдыхается. Или выдыханием как таковым.

– Боже, какая прелесть! Она же пахнет тленом и сырой землей! Или вот как в лесу, знаете, яму выкопал, сел в нее и развел костер! Вот, кстати, еще о земле, у вас еще была свеча с сырой землей и плесенью…

– «Кармелитка»! «Древние мшистые стены»! Замечательная свеча!

– Да, она! Разложение и тлен! У меня такая тоже была. А что у вас есть из новенького?

– Вот грейпфрут, вот ромашечка есть, с шалфейчиком.

– Фу, это слишком мило. Что-нибудь с запахом сырой земли и смерти у вас есть из нового?

– О, у нас есть потрясающие духи «Морбидо», вам понравятся, вот.

– Да, «Морбидо» потрясающие, спасибо.

– Вот еще духи «Революция», я могу дать вам пробников.

– Боже, это просто праздник какой-то, спасибо! Я возьму просто «Святой Дух» на этот раз, но вернусь за «Пылающим кустом».

– Возвращайтесь, пожалуйста, я тут ужасно мучаюсь из-за невозможности обсудить с покупателями тлен.

Расплатилась, вышла. Я смотрю на чек – а это была Эван Михельсон, основательница Morbid Anatomy Museum.

Эван, вернись. Мы не договорили про многое.

#какиеизнихдлиннее

Пара, возможно, после бранча, подходит к длинным палочковым свечам двух размеров.

– Какие хорошие разноцветные свечечки! Ой, посмотри, прелесть какая! Они сколько стоят?

Я (обреченно):

– Мы продаем их в коробочках по шесть. Их у нас ДВА РАЗМЕРА. Те, что длиннее, стоят тридцать шесть за коробочку. Те, что покороче и поменьше, стоят двадцать четыре за коробочку. Они дешевле, потому что они меньше. Вы можете смешивать цвета. Набрать разных свечек из бара и положить в коробочку. Только надо набрать свечек одного размера. Или коробочку длинных, или коробочку коротких.

Девушка:

– Круто! Дайте мне коробочку!

Я:

– Какого размера коробочку? Вам какие свечи больше нравятся? Те, что длиннее – они слева, – или те, что покороче – они справа?

Девушка (удивленно):

– Тут два размера? А какие из них длиннее?

Да, я снова провалила презентацию.

Парень лет двадцати пяти, возможно, студент арт-школы, кладет папку на прилавок, смотрит в глаза.

– У вас есть что-нибудь, что плавится при горении максимально омерзительным образом?

Пришло время Наполеона?

Воскресенье, полдень, небольшой дождик. Подхожу к бутику, чтобы открыть его, – уже издалека вижу, что пара среднего возраста с двумя огромными чемоданами (гости города, что ли) крутится около соседней двери (вход в подъезд жилого дома на улице Елизаветинской), потом, немного подумав, вклинивается в дверной проем бутика и громоздит туда оба чемодана.

Я (дружелюбно помахивая ключом, подхожу к ним):

– Извините, пожалуйста. Я работаю тут, мне надо открыть магазин.