Тихоня с изъяном (страница 2)
Тоня шагала с трудом, пыхтела и постоянно останавливалась, да и я уже едва волочила ноги, когда день сменился ночью. Зажглись яркие звезды, воздух стал холоднее. Тут-то я и вспомнила, что не прихватила никакой теплой одежды.
А еще вдруг поняла, что вернуться домой уже не получится. И не потому, что мы далеко ушли, а потому, что Степан меня назад не примет. Он ведь сказал: прогонит, если оставлю Тоню.
– Тетя Аглая, – заговорила Тоня дрожащим голоском. – Ты иди назад, я дальше сама.
Казалось бы – простые слова. Но они так резанули по сердцу, что я без сил опустилась на дорогу и привлекла к себе ребенка, только чтобы она меня почувствовала и знала, что не одна! Я и сама когда-то давным-давно, оставшись без родителей, мечтала стать кому-то любимой, как другие дети. Мыкалась по дворам – то у одних поживу, то у других. Не из жалости меня к себе принимали, а когда кому-то нужны были еще одни рабочие руки, посылали меня из дома в дом.
А мне хотелось ласки хоть от кого-то!
– Я не оставлю тебя одну, – прошептала я чужому ребенку, которого толком не знала.
Так, время от времени болтала с ней, если у огорода встречу. В другое-то время Степан не позволял мне к Матрене и Тоне приближаться – просил не позорить его. Даже не просил, требовал.
Разумом я понимала, что по-хорошему мне бы нужно вернуться. Показать Тоньке дорогу до города и уйти. Но сердце противилось.
Погоню мы услышали не сразу, а когда до моих ушей донесся топот копыт, прятаться было уже поздно, да и негде: вокруг поля и ни одной рощицы.
Я заметалась, схватила Тоню за руку и вопреки здравомыслию рванула с ней в поле.
– Здесь они! – Хриплый бас совсем рядом вспугнул какую-то зверушку в траве, а следом мельник уже тише добавил: – Аглая, к Степке в телегу иди. Мы тут сами справимся… с этой.
ГЛАВА 2
Я дернулась влево, вправо, застыла на месте. Одной рукой стискивала ручку корзины, другой – плечо Тони. Зашуганная всего за одно утро девочка дрожала и всхлипывала, искренне не понимая, почему все эти дядьки и тетки сотворили такое с ее бабушкой и гонятся за ней.
Мельник Иван, здоровый сильный мужик, мог бы с легкостью оттолкнуть меня, забрать Тоню и… Не хочу думать, что собираются с ней сделать. Утопить – в лучшем случае. Но он стоял в нескольких шагах от нас, нервно тряс хлыстом и все время оборачивался – где-то там, чуть поодаль, в телеге сидел мой муж.
– Аглая! – Нарочито ласковым голосом мельник выдернул меня из оцепенения, и я шагнула назад, подальше от него. – Девчонка тебя заколдовала, понимаешь? Уведет в болото, сгинешь!
– Я ничего не к-колдовала-а-а! – заревела Тоня.
Иван и ухом не повел.
– Отойди от нее, иначе силой заберу, и Степка противиться не станет!
– Че ты с ней церемонишься? – гаркнул Степан из темноты. – Время только зря тянешь, а она колдовства наведет, сам не заметишь, как пойдешь за нею!
От бессилия я чуть не взвыла. Бороться с двумя мужиками – бессмысленное дело, да даже с одним! Но девочка так отчаянно впивалась в мою ногу пальцами, так горько плакала, что я думала только о ней.
Иван чертыхнулся, перекрестился для пущей смелости и потянулся к Тоне.
– Отпусти нас, – выдохнула я, отступая еще. – Мы далеко уйдем, и Тони в деревне вы больше не увидите.
– Мы-то от зла избавимся, а другие? Куда ты ее поведешь?
Объяснять ему, что Тоня никакое не зло и точно не преемница старой ведьмы, было незачем. Он ни за что не поверит, да и в деревне все давным-давно перестали меня слушать. Я постоянно пыталась доказать невиновность ребенка с таким же усердием, с каким в своем детстве искала тепла по соседям.
Иван схватил Тоню за локоть, девочка заголосила и задергалась, вырвалась из моей руки. На нее сыпались ругательства мельника, из телеги доносилось: «Поторапливайся!»
Не раздумывая, я вытащила нож из корзины и с размаху вонзила лезвие в ногу Ивана. Тот заорал еще громче, когда Тоня, изловчившись, впилась зубами в его руку.
Мы припустили по полю со всей скоростью, на какую были способны. Мельник не сумеет догнать, Степан тоже не станет: он Тоню как огня боится. А даже если решит кинуться за нами, то телега по заросшему гречихой полю не проедет. Разве что по тропе, да мы нарочно держались от нее подальше.
– Скорее, Тонечка! – умоляла я ребенка и тянула ее, тянула.
Девочка спотыкалась, падала, сбила колени и локти, но, даже падая, прижимала к груди тетрадь. Хваталась за меня одной рукой, когда нужно было бы помогать себе двумя – видно, тетрадочка эта очень важна для нее.
Сколько мы так неслись, не знаю, но сдались у ручья, когда небо посветлело. Рухнули наземь, не сговариваясь, подползли к чистой ледяной воде и принялись жадно пить. Усталость накатила с такой силой, что, возникни возле нас Степка или Иван, мы бы позволили им схватить нас.
Я перевернулась на спину, перевела дыхание. Прислушалась: ни цокота, ни голосов, только множество сверчков поют на все лады.
– Полежим немного, – сказала я, устремляя взгляд в рассветное небо.
Тоня промолчала.
До Клещина, ближайшего к деревне городка, добрались наутро. От голода сводило желудок, и сейчас бы пригодилась та краюха хлеба, что я прихватила из дома, да только корзина осталась в поле. Вспомнила я и крынку молока, так необходимого сейчас, и тут разум прояснился.
Нам некуда идти, негде ночевать, нечего есть, и единственный способ не протянуть с голоду ноги – побираться. Мне-то не привыкать, меня в детстве отправляли с цыганятами в соседние деревушки клянчить милостыню, а вот Тоня, выросшая в достатке, на такое не способна. Да и не позволю я ей унижаться.
Тоня грустно смотрела на запылившиеся туфли со сбитыми носами.
Помню, как она всего седмицу назад бежала ко мне по тропинке между нашими огородами, держа в руках эти самые туфли, и счастливо смеялась.
– Смотри, тетя Аглая! Смотри, что мне бабушка подарила! Какие они красивые, правда?
Девочка, не знавшая ни дня нищеты, радовалась всему подряд: новеньким платьям, косынкам, украшениям. Но она радовалась и самым простым вещам, вроде глянувшего из-за туч солнца, распустившегося одуванчика, кролика, забредшего в огород из леса. Жизнерадостная, светлая, невероятно милая девчушка была обречена на счастье из-за старухи, которая ее приютила, но и на несчастья в будущем – из-за нее же.
Правда, я надеялась, что ее жизнь изменится в худшую сторону в возрасте, когда Тоня сумеет сама противостоять нападкам соседей. Еще я верила, что Тоня уедет из деревни, пойдет учиться и устроится совсем иначе. Я не видела в ней преемницы ведьмы, не видела, и все тут!
В городские ворота въехал груженый караван, и поднялся шум. Горластые торговцы оповещали жителей о своем приезде, горожане радовались: не каждый сезон сюда прибывали заморские товары. Судя по красно-золотым росписям на телегах – с востока.
Меня и воровать в детстве научили, но я не собиралась пользоваться этим умением. Не при Тоне точно. Мы вошли через ворота, протиснулись через толпу на оживленной улице к площади, а отсюда вдоль по длинной улочке на окраину. Повсюду витали самые разные запахи: помоев и цветущих деревьев, кислятины и в то же время свежей выпечки. Откуда-то донесся аппетитный аромат жареного мяса, вызывающий слюну.
У единственного каменного здания – остальные были сплошь из дерева – расположился мясник. За его спиной виднелся вход в мясную лавку, а прямо у выхода он жарил на вертеле молодого поросенка. Люди проходили мимо него, только один пожилой мужчина в поношенных штанах и залатанной рубахе остановился.
– Ноги почем отдашь?
Хмурый мясник одарил его презрительным взглядом.
– Пять медяков.
– А уши?
– Три.
– А хвост?
– Ты брать будешь? Если нет, то уходи, – не выдержал мясник.
Мужчина выудил из кармана и со вздохом подбросил на ладони две монеты. Мясник ухмыльнулся.
Продал ли он хотя бы хвост, я не узнала, мы с Тоней двинулись дальше. Я питала надежду попросить у мясника кусочек мяса для ребенка, но стало ясно, что незачем и спрашивать. Грубый он и неприветливый, вряд ли его растрогает голодная девочка. Таких, как она, тут пруд-пруди, не кормить же ему всех подряд.
Тоня, на счастье, не жаловалась на усталость и есть пока не просила. Я вела ее за собой за руку, сама не знаю куда.
В этом городке я бывала однажды, не так давно, и с тех пор здесь ничего не изменилось. Мельник Иван брал меня с собой на ярмарку несколько лет назад. Иван был хорошим другом моего мужа и не стал отказывать в просьбе Степки, посадил меня в телегу, довез до города, оставил на площади, а как стемнело, там же и забрал. Я успела осмотреть почти все улицы, заглянуть во множество лавок – просто заглянуть, за неимением денег – и даже прогуляться во фруктовые сады заброшенной старой усадьбы, что находилась за городской стеной.
Народу там была тьма! В самый сезон, когда поспевали яблоки…
Меня осенило.
– Тонь, – позвала я еле слышно: силы кончились. – Нам нужно еще немного пройти, ладно?
Молчаливая Тоня потопала за мной назад, к воротам.
