Папина дочка (страница 4)
Придерживая грудь рукой, я торопливо тащусь к берегу, пока новая волна не накроет меня с головой. Если я потеряю еще и плавки на глазах Александра и всего пляжа – это будет полная катастрофа.
Однако быстро перемещаться не выходит: ступни вязнут в песке, да и доска, все еще пристегнутая к щиколотке, ничуть не облегчает задачу.
– Все в порядке?
Александр. Он, разумеется, видел мое позорное падение и уже идет навстречу мне.
– Волна меня сбила, – бормочу я, плотнее прижимая к себе чашки бюстгальтера. – Не знаю, за что хвататься. То ли держать купальник, то ли спасать серф.
– Серф, положим, никуда не денется. – Прежде чем я успеваю сообразить, Александр запускает руку под воду и одним ловким движением освобождает мою ногу от крепления. – Марку следовало проводить тебя до берега, прежде чем продолжить кататься.
– Спасибо. – Идти становится легче, и теперь я даже могу улыбнуться, даже несмотря на всю неловкость ситуации. – Марку и без того пришлось со мной повозиться, так что ему наверняка хотелось поскорее от меня избавиться.
– Если вызвался учить – должен нести ответственность. – Взгляд Александра задевает мою ладонь, прижатую к чашкам бюстгальтера. – Помочь?
Мое сердце начинает биться часто-часто. То ли потому, что его голос стал ниже, то ли от перспективы того, что он меня коснется.
– Буду признательна, – выговариваю я одеревеневшими губами и поворачиваюсь.
Его приближение тело угадывает безошибочно. Кожа поясницы, охлажденная часовым купанием, моментально теплеет, позвоночник наэлектризовывается ожиданием.
Затаив дыхание, я смотрю перед собой. Грубоватые пальцы задевают ребра, натягивают завязки, собирая их узел – неторопливо, аккуратно.
Мое тело превращается в тонко-настроенный сенсор, способный распознавать малейшее колебание температур и предугадывать касания. Я отчетливо чувствую тепло его дыхания на позвоночнике, ощущаю скольжение взгляда на копчике, лопатках, плечах. Низ живота наливается свинцом, мурашки густо расползаются по коже.
– Все, – хрипловатая вибрация в голосе Александра заставляет меня поджать пальцы ног. – Если хочешь продолжить учиться серфингу, имеет смысл перейти на спортивные купальники.
Убрав мокрую прядь со лба, я поворачиваюсь. Солнце светит прямо в глаза, из-за чего лицо Александра кажется окутанным полупрозрачной желтоватой дымкой. Меня не отпускает ощущение, что на пару последних минут воздух между нами изменился, став более плотным и интимным.
– Спасибо за совет. Не люблю отказываться от того, что мне нравится, в пользу удобства.
– Звучит хорошо, но не слишком практично.
– А я и есть непрактичная. А еще очень упрямая, – с гордостью отвечаю я. – Я – как папа: если что-то захочу – всегда иду напролом.
Глаза Александра отпускают мои, соскальзывая к кулону-сердечку на шее. Дыхание снова перехватывает, напрягаются соски. У меня нет ни единого объяснения тому, почему простой взгляд может иметь такое влияние на тело.
– Да, – негромко выговаривает он. – Я вижу.
После этих слов его лицо снова приобретает оттенок отстраненности. Вежливо улыбнувшись, он выходит из воды и, отвернувшись, снова берется за свою обожаемую доску.
7
– Orange juice (апельсиновый сок – перевод), – говорю я темнокожему бармену и, получив понимающий кивок, перевожу взгляд на телефон.
«Немцы предлагают перенести заключение сделки на конец месяца. Что скажешь?»
«Годится», – печатаю я, машинально отворачиваясь от жужжания заработавшей соковыжималки.
Подняв глаза, встречаюсь с выразительным взглядом блондинки, стоящей за стойкой. Нарочито оглядев меня с ног до головы, она всасывает коктейль через трубочку, заставляя щёки глубоко втягиваться.
Я склоняю в голову, в признании, что оценил её способности, забираю стакан с соком и иду в сторону бара, где условился встретиться с Демидовым. Я приехал сюда, чтобы провести время с сыном, а случайные женщины, тайком выходящие из моего номера, в концепцию отдыха не входят.
– Ты только с соком, Саш? – Вилен цокает языком в шутливом неодобрении. – А мы с Ириной решили перейти на белое. С минеральной водой, кстати, в жару великолепно пьётся, да, солнышко? В Черногории так пьют; называют это гемиш.
– Не слышал, но обязательно попробую, – обещаю я, переводя взгляд на его жену. – А Каролина где? Отдыхает после серфинга?
– Пришла с синяком, но довольная, – опережает её Вилен, явно истосковавшийся по общению. – Говорит, что будет ещё пробовать.
– Совсем не похоже на неё, – вздыхает Ирина, поднося бокал ко рту. – Где наша модница, а где экстрим?
– Пусть развлекается, чем сутками с книжкой у бассейна лежит. Мы-то с тобой вино целыми днями пьём, – лоснящиеся от загара щёки Вилена растягиваются в шутливо-виноватой усмешке. – Пусть и дочь найдёт занятие по душе.
– Меня больше радует, что она проводит время с Марком, – сняв солнцезащитные очки, Ирина поворачивается ко мне. – Вы уж меня простите за такую прямолинейность, Саша. Меня от вина на солнце немного разморило, вот и хочу поделиться, как родитель с родителем…
– Чем ты там делиться собралась? – вставляет Вилен.
– А ты не перебивай – и всё узнаешь! – Заговорщицкий взгляд его жены снова устремляется на меня. – Наша Каролина ни разу в жизни ни с кем не встречалась… Вообще ни с кем, понимаете? А ей двадцать лет, умная, интересная девочка… Мы с Виленом уже чего только не передумали… В наше время всякое может быть, понимаете? Нетрадиционная ориентация, недостаток половых гормонов…
Я сдержанно киваю в знак того, что слушаю, предпочитая как можно дольше не высказываться. Во-первых, я не любитель обсуждать личное, и тем более делать это с чужими, во-вторых, считаю, что у Демидовых нет причин для волнения. У их дочери нет проблем с женскими гормонами – это заметно каждому, кто видел её в купальнике, и в том, что Каролину тянет на сторону однополой любви, у меня тоже имеются сомнения.
– Да хватит тебе, Ира, – ворчит Вилен. – Зачем Саше это слушать?
– Я просто делюсь с ним, как мать с отцом, который тоже воспитывает ребёнка. Ну вот вы, Александр, считаете нормальным, что в двадцать лет девушка не хочет ни замужества, ни отношений?
Это прямой вопрос, и игнорировать его не представляется возможным.
– Я думаю, всё зависит от состояния. Если Каролина свою жизнь представляет интересной и она не испытывает переживания по поводу собственной свободы – почему нет?
– Вот видите, Саша, – Ирина укоризненно качает головой, – вы называете отсутствие отношений свободой, а не одиночеством. В этом между нами разница.
– У нас действительно могут быть разные взгляды на вещи. Но, как вы правильно заметили, Каролине уже двадцать, и она, по вашим же словам, умная девушка. Думаю, вам стоит ей довериться.
– Предлагал сменить тему, – глядя мне за спину, Вилен понижает голос. – Она и Марк идут к нам.
Я оборачиваюсь – пожалуй, резче, чем мне бы хотелось. Каролина действительно идёт к нам и действительно в компании моего сына. А мне он почему-то сказал, что будет отдыхать в номере.
Взгляд невольно задерживается на загорелых коленях под подолом короткого платья, на груди, покачивающейся в такт шагам.
Это ещё одна причина, по которой мне не хотелось обсуждать Каролину с её матерью: то, что я всё это замечаю, хотя вроде как не должен. Достаточно ли двадцатилетней разницы в возрасте и факта, что когда-то она, с косичками и беззубая, сидела у меня на коленях, чтобы легко игнорировать её как женщину? Хрен его знает. Вопрос риторический.
– Всем привет! – Каролина смотрит на родителей и напрочь игнорирует меня. – Я встретила Марка в вестибюле, и мы решили дойти до вас.
– Ты вроде в номере хотел отдохнуть, – я с иронией смотрю на сына.
– Захотелось пепси, – Марк озорно скалится. – Потом встретил Каролину и решил составить ей компанию.
Я достаточно хорошо знаю своего сына, чтобы заметить: она ему нравится. Пацан, настолько избалованный женским вниманием, ради прогулки с той, к кому не заинтересован, так просто задницы не поднимет.
Внутри поднимается противное, скребущее чувство: словно я где-то по-крупному налажал, но пока сам не понял, где.
Перед глазами встаёт кадр узкой спины и округлых бёдер, пересечённых узкой полоской бикини. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Всё я прекрасно понимаю и, разумеется, ни за что не стану лезть туда, где проходят интересы моего сына.
– Каролина, завтра мы с папой забронировали вечернюю прогулку на яхте – будем ужинать и смотреть на закат, – восторженно восклицает Ирина, поднимая бокал с вином. – И всех приглашаем с нами!
– Извините, но мы откажемся. У нас на вечер есть планы.
– Я тоже пас, – решительно произносит Каролина, заставляя снова на себя посмотреть. Определённо эта папина дочка далеко не такая робкая и покладистая, как может показаться на первый взгляд. – После яхты меня обычно тошнит.
– Это было всё пару раз, и у меня есть таблетки… – пытается возразить её мать.
– Нет, и это не обсуждается.
– Если тебе нечем будет заняться, то можешь присоединиться к нам, – подхватывает Марк. – У нас стол в мексиканском ресторане.
– Я даже не знаю…
– А вы не против, Александр? – широко распахнутые кукольные глаза Каролины смотрят на меня.
Я глубоко вздыхаю. И что я должен на это ответить? Что против и предпочту провести время вдвоём с сыном вместо того, чтобы испытывать глубокую моральную дилемму относительно любого контакта с ней?
Но вслух, конечно, говорю:
– Конечно, нет, Каролина. Будем рады, если ты к нам присоединишься.
8
Каролина
– Солнышко, ты точно не передумаешь? – Глядя в зеркало, мама поправляет полы своей роскошной белой шляпы. – Как я, кстати, выгляжу?
Я оценивающе пробегаюсь взглядом по кремовому кимоно и сандалиям, задерживаюсь на сумке-корзинке – убедиться, что её плетение не слишком грубо контрастирует с лёгкостью шёлка, и удовлетворённо киваю.
– Мне всё нравится. Если посчитаешь нужным – добавь браслет, который папа дарил тебе на годовщину. Будет хорошо смотреться в кадре.
– Пожалуй, так и сделаю, мой лучший стилист! – Довольно заулыбавшись, мама тянется к шкатулке. – И ты не ответила – точно не хочешь поехать с нами? Только представь: солнце неспеша садится, а мы покачиваемся на волнах и любуемся на закат с клубникой и проссекко. Какие снимки получатся для соцсетей!
Я шутливо закатываю глаза.
– Ну, мама! Мне же не пятнадцать лет, чтобы заманивать красивыми фотографиями. Вы с папой и без меня отлично проведёте время.
Мама вздыхает, давая понять, что ей грустно от потери моей компании.
– Ну как знаешь. Что на ужин с Марком наденешь, уже решила?
– Вообще-то ужин не только с Марком, но и с его отцом, – замечаю я, ощущая волнительное покалывание под рёбрами. – А так, конечно, придумала. Голубое платье из тенсела, замшевые мюли, серьги и браслет с клевером, ремень от сумки сниму и возьму под мышку как клатч.
Протараторив это на одном дыхании, я с опасением смотрю на маму. Вдруг задастся вопросом, почему я вдруг так основательно подготовилась к этому ужину и не связано ли это с Александром?
Но маму ничего не смущает.
– Думаю, это отличный выбор. – Она ласково касается моей щеки и смотрит на дверь. – Ну что, идём? А то, боюсь, папа весь изворчится, что я снова долго собираюсь.
Проводив маму до лифта и пожелав прекрасно провести время, я возвращаюсь в номер и снова оглядываю разложенные на кровати вещи. Удостоверившись, что изменить в наборе ничего не хочется, иду в душ. Обязательный финальный штрих к сегодняшнему образу – это эффект влажных локонов, которых можно добиться лишь заново помыв голову.
В мексиканский ресторан, в котором мы условились встретиться с Рудневыми, я прихожу с двадцатиминутным опозданием. Не потому что женщине положено опаздывать, а потому что позвонила Лия, и наше обычное «Привет, как дела?» перетекло в обсуждение всего на свете.
