Маркиза ДЭруа (страница 7)
Наступила краткая, но невероятно красноречивая пауза, в которой был слышен лишь треск дров в камине. Мои слова, формально звучавшие благородно и великодушно, на самом деле ясно и недвусмысленно давали понять всем присутствующим: зерно будет не роздано даром, а продано и пущено в хозяйственный оборот, принося доход мне, а не им. Воздух в солнечной столовой снова натянулся, как струна. Иссяк последний, казалось бы, беспроигрышный повод – разговор о погоде и урожае, этот вечный, испытанный светский шифр для завуалированных просьб о материальной помощи, был окончательно и бесповоротно исчерпан. Родственники, переглядываясь, поняли, что козырей в сегодняшней партии у них больше нет.
– Да… милосердие… как же, конечно… – смущенно пробормотал дядюшка Годфри, внезапно с большим интересом углубившись в свою пиалу с абрикосовым вареньем, словно надеясь найти на дне утерянные монеты.
Завтрак продолжился под почтительный, приглушенный стук ножей и вилок о фарфор и подчеркнуто вежливые, пустые расспросы о том, как все спали и не продуло ли кого ночью. Гости явно спешили поскорее закончить эту неудачную трапезу и убраться восвояси, прочь от моих цинично-практичных взглядов. Их миссия, как и вчерашний вечер, с треском провалилась.
После того как с глухим, окончательным стуком закрылась тяжелая дубовая дверь парадного входа за последним, самым медлительным родственником, и грохот удаляющихся по брусчатке карет окончательно затих где-то далеко за резными воротами, я ощутила почти физическое, всеохватывающее облегчение. Мышцы спины и плеч, неосознанно скованные все утро, наконец расслабились. Благословенная, ничем не нарушаемая тишина вновь вступила в свои законные права, наполняя просторные залы, и я, прислонившись на мгновение к прохладной стене, могла, наконец, позволить себе выдохнуть полной грудью, сбросив с себя давящую маску. Без лишних слов, не отдавая распоряжений, я развернулась и твердыми шагами направилась в книгохранилище – мой настоящий, единственный спасительный остров спокойствия и знания в этом бурном, полном архаичного безумия и алчности море.