– Тогда будь готова к тому, что я собираюсь присутствовать на каждой встречи с моим адвокатом, – вмешивается Баровски.

С дрожащим шумом втягиваю в себя ароматизированный кардамоном воздухом. Мое тело превращается в один сплошной сгусток ядерной энергии, которую с каждой оброненной фразой бывшего мужа держать в себе становится трудно.

До скрежета зубов стискиваю челюсти и, игнорируя заявление суфлёра, обращаюсь к Лебедеву:

– Владимир Владимирович, будьте любезны, попросите вашего клиента… – «заткнуться», – не вмешиваться в разговор двух адвокатов.

– Ольга Валерьевна, но вы же сами попросили предупреждать вас о моем присутствии, – как ни в чем не бывало отзывается Баровски. – Вот и предупредил.

Ненавижу!

У меня вскипает в венах кровь, которую, очевидно, в этом бракоразводном процессе жаждут все участники процесса. Впервые в моей практике беспрецедентный случай – адвокат истца до трясучки жаждет крови ответчика и его адвоката.

Изобразив на лице приторно-тошнотворную улыбочку, поворачиваюсь к Баровски:

– Дмитрий Янович, – я подаюсь корпусом вперед, вперяясь взглядом в самодовольное лицо бывшего мужа, – вы так прекрасно справляетесь с ролью адвоката. Может, вам стоит сэкономить на его услугах? – намекаю на бесполезного Лебедева, который молча сидит и наблюдает за нами как за спектаклем на сцене. – Тем более тогда, когда в моих планах помочь моей клиентке…

– Раздеть меня до трусов, – продолжает за меня Баровски, – я помню. И прежде, чем это сделаете, Ольга Валерьевна, прошу подписать соглашение. Володя… – обращается к Лебедеву, на что тот активно кивает и лезет в папку с документами.

– Какое соглашение? – веду бровью, опуская глаза в бумаги, подсунутые ВэВэ.

Быстро пробегаюсь по ним взглядом и понимаю смысл содержания еще до того, как Лебедев поясняет:

– О полной конфиденциальности информации, полученной вами в ходе бракоразводного процесса.

Я получаю толчок в грудь.

Мои нервы, вибрирующие все это время, рвутся как струны, пуская по мышцам злой, разрастающийся до космических размеров ток, ведь это соглашение – настоящая пощечина мне как адвокату. Личная, именная, искусно выгравированная специально для меня пощечина, которую невозможно проигнорировать. Только не в этот раз, когда меня буквально обвинили в недобросовестности и нарушении принципа адвокатской тайны.

Мои глаза взмывают вверх и со всего размаха сталкиваются с языками пламени карих глаза бывшего мужа. Сложив на груди руки и откинувшись на спинку стула, его лицо мерцает триумфальным блеском, и я до хруста в пальцах сжимаю в ладони шариковую ручку, мечтая воткнуть ее бывшему мужу меж глаз.

Он и восемь лет назад был зациклен на приватности, но сегодняшнее подсунутое дерьмо не сравнимо ни с чем, ведь оно задевает и унижает мой профессионализм, который я методично выстраивала по кирпичику все эти годы.

Зудящее под кожей желание защитить себя и свою компетентность зашкаливающее, как и бешенное раздражение, с которым готова залепить ответную физическую пощечину, но я не иду у этих провоцирующих эмоций на поводу.

Подняв подбородок и глядя Баровски в глаза, цежу сквозь зубы Лебедеву:

– Владимир Владимирович, очень прошу разъяснить вашему клиенту, что в подобном соглашении нет необходимости.

Дестабилизация у меня внутри десятибалльная, зашкаливающая, до трясучки.

– Разве? – изгибает брови бывший, смотря на меня так, будто за мной длинный хвост из недобропорядочных косяков. – Знаете, Ольга Валерьевна, мне бы не хотелось, чтобы через какое-то время в прессе вспылили факты моей личной жизни. И развода в том числе, – понижает голос он. – Ведь… деньги не пахнут. Кому, как не вам, об этом не знать.

Что… да что он…?

На миг захватываю дыхание. Каблук левой туфли подламывается, настолько агрессивно-мощно я вдавливаю ноги в пол, чтобы поймать равновесие.

Грудь распирает от гремучей смеси разнокалиберных эмоций, помыкает которыми острый, всепоглощающий гнев, когда смотрю в упивающееся торжеством лицо.

– При чем здесь это? Что ты несёшь? – поморщившись, спрашиваю я.

– Правду, – с показным самоуверенным равнодушием пожимает плечами Баровски. – Я несу правду.

– Господа. Ольга Валерьевна, Дмитрий Янович… – напоминает о себе Лебедев, что тщетно. Его голос тихий и немного взволнованный, и эта шаткая попытка достучаться до нас с Баровски все равно что попасть дротиком в сердцевину мишени с километрового расстояния.

Спортивное упрямство у бывшего мужа в крови. Вкупе с раздутой самонадеянной дерзостью он смотрит мне в глаза, пока в ответ спиральным взглядом я высверливаю дырку на его лбу, чтобы иметь возможность залезть ему в голову.

О какой правде он говорит? Что творится в его черепной коробке?

«Грустный» опыт? Слив личной информации, утечка персональных данных?

Только я здесь причем? Это не мои проблемы, и уж точно заботиться о психологическом состоянии ответчика – не в моей компетенции при условии, что о моем состоянии явно никто не переживал, когда подсовывал соглашение. Так что ариведерчи.

Отодвинув от себя документ и повернувшись к Лебедеву, произношу довольно ровно для своего взболтанного внутреннего состояния и, надеюсь, убедительно:

– Владимир Владимирович, мне стоит принимать эскападу вашего доверителя как средство давления на адвоката? То есть меня.

– Ольга Валерьевна, что вы… что вы! – открещивается он.

– В таком случае я отказываюсь давать подписку. Считаю это соглашение нарушением моих адвокатских прав. С учетом того, что подготовленный вами документ не содержит разъяснений – в связи с чем и по каким причинам я должна ставить свою подпись. Таким образом создаётся ситуации, попирающая мои адвокатские права и обязанности.

Давящим взглядом смотрю на ВэВэ.

Ну и? Какие вопросы?

У него, как и полагается, вопросов нет. Откуда им взяться, если я по всем пунктам права. И, если он хотя бы мало-мальски шарит, то непременно должен это понимать. Молчание Лебедева расцениваю за понимание. Закрадывается тоненькая, но всё же надежда, что не дурак даже несмотря на то, что выражение его лица остаётся на прежнем блаженном уровне. И пусть я не вижу на нем аплодисментов, но собой я довольна. Потому мысленно добавляю себе бал, триумфально признавая тот факт, что этот раунд остался за мной.

Азарт будоражит кровь. Ловлю это состояние и на его волне продолжаю:

– Раз возражений нет, предлагаю приступить к основному делу.

Глаза Лебедева скашиваются в сторону Баровски. Будто ждет отмашки от своего хозяина, который, к слову, уже как минуту молчит и никуда не вставляет свои ненужные три копейки, что удивительно.

Метнув глаза на бывшего мужа, ловлю его за нахальным дерзким взглядом в области моей груди.

Опускаю лицо, подмечая, что влажная ткань блузки прилипла к телу, предоставляя на всеобщее обозрение очертания бюстгальтера. Всеобщее обозрение конкретно одного носорога с мерцающим проблеском в глазах цвета кофейных зерен. Вспыхнув, давлюсь опаляющим щеки и покалывающим кожу возмущением.

– Дмитрий Янович, всё в порядке? – интересуюсь хрипловато, сжимая под столом бедра и внутренне краснея от того, что что-то тягучей патокой растекается под кожей, на коже и по волосам, заставляя шевелиться их корни.

Бессовестно возмутительно!

В этом явлении бессовестно возмутительно всё. Баровски, с его наглым развязным поведением в присутствии двух адвокатов. Я, что хуже всего, потому что чувствую ненужные, непрошенные и пугающие меня шевеления в тех местах, куда Баровски строго настрого запрещено.

Он поднимает ко мне глаза. Борзая наглеца в них устраивает во мне мятеж и бурю протеста всему его существу, когда, произносит развязно:

– Всё в отличном порядке! – улыбнувшись так, будто очень доволен, бросает быстрый, но красноречивый взгляд на мою грудь.

Не знаю, понял ли Лебедев подтекст в словах своего бессовестного, невоспитанного и беспардонного клиента, но меня буквально захлёстывает в запредельном стыде, негодовании и смущении. Однако я не иду на поводу у зудящего желания прикрыть себя руками, чтобы не заострять на приклеенной к телу блузке еще и внимание ВэВэ.

Какого черта я надела её? Хотя с учетом того, что выбор в моем командировочном гардеробе невелик, прощаю себе эту глупость.

Стреляю в Баровски убийственным взглядом.

В ответ он подмигивает.

Это что за фривольности?

– Господин адвокат, пожалуйста, проинформируйте своего доверителя, как нужно вести себя на подобного рода встречах. Хм… – откашливаюсь, обещая себе больше не вестись ни на бывшего мужа, ни на его провокации в виде глупых смешков. – И предлагаю начать, – притягиваю к себе копию брачного договора. – Владимир Владимирович, отношения между нашими клиентами четко регулируются контрактом и никаких взаимных претензий быть не должно, – начинаю с простого и очевидного в качестве затравки.

На самом деле контракт до неприличия примитивный, над ним словно не заморачивались. На первый взгляд всё прозрачно – добрачное имущество после развода остается в собственности каждого из супругов и не может быть признано совместной ни при каких обстоятельствах. Такая же петрушка с банковскими счетами и денежными средствами. Подарки и предметы роскоши забирает тот супруг, кому они были подарены. А вот имущество, приобретённое в браке, делится в равных долях. Но… Чтобы развить мысль дальше, мне нужны ответы. Много ответов!

– Абсолютно с вами согласен, Ольга Валерьевна, – отзывается Лебедев. – Мой клиент не имеет никаких претензий. Кроме того Дмитрий Янович готов пойти на мировую, если дом на Новой Риге останется в его полном и единоличном распоряжении. Он даже готов отдать Алине Денисовне собственную квартиру в Хамовниках, где они жили в браке. Это наше единственное и бесповоротное условие для мирового.

Дом на Новой Риге…

Подтягиваю к себе опись имущества и, заглянув в содержание, фыркаю. Ребята, все эти траблы из-за одного какого-то дома? Вы серьезно?

Но, когда вижу его размеры и стоимость согласно независимой оценке, готова присвистнуть.

А харя не треснет, Дмитрий Янович? Дом, площадью в триста пятьдесят квадратов и стоимостью в двести восемьдесят миллионов.

К слову, за два года брака этот особняк – единственное совместно нажитое недвижимое имущество, так что пусть свои фантазии касательно его единоличного владения оставит при себе.

Если, конечно…

– Дом на Новой Риге приобретен в браке, – доношу до ВэВэ очевидное. – Вы же понимаете, каким будет судебное решение…

– Не будем торопиться с выводами. Наши условия мы огласили, – туманно произносит Лебедев и замолкает. Я же с внутренней трясучкой жду, когда же всплывет это загадочное «если», потому что эти двое выглядят так, будто у обоих по карманам распиханы козыри.

Прищуриваюсь. Сканирую ВэВэ профессиональным взглядом.

Ну давай, малыш, доставай свои заначки, что ты там прячешь?

Чем будешь шокировать на суде? К чему мне быть готовой?

Я же все равно узнаю, ну же, малыш!

– Что стало причиной развода? – спрашиваю в лоб, вынуждая Лебедева приподнять брови, потому что по моему авторитетному мнению причина развода – единственный подводный камень, которому отведен дополнительный пункт в брачном контракте.

ВэВэ даже рот не успевает открыть, как его клиент подает голос:

– А что, Алина Денисовна не рассказала? – язвительным тоном спрашивает Баровски. Так, будто меня ждет негаданный сюрприз. – Тогда советую узнать у нее…

Кретин!

Пусть оставит свои советы при себе. Советует он!

Мы с секунду смотрим друг на друга. Он – с надменным вызовом во взгляде, я же, отбросив обещание не обращать на бывшего мужа внимания, рассматриваю его, первым делом замечая цепочку с монеткой, будто дразняще выглядывающую из горловины толстовки.