Изменения уже исказили облик, придавая ему звероподобные черты. Лицо перекошено – правую сторону сожрали черные вздутые жилы, волосы покрыты чем-то вроде пленки. Оно развернулось, как животное, боком и уставилось на Кэла невидящим взглядом одного, еще человеческого глаза. Черные зубы несколько раз клацнули. Кэл медленно потянулся за ножом.

А потом оно бросилось вперед. Не на него – на упавшего Киарана, который все это время в ужасе отползал назад и неудачно показался из-за спины Кэла. Прыжок у твари был стремительным. Быстрая, но Кэл быстрее.

Он был у нее на пути и следом полетел на землю, чувствуя опаляющее ледяное дыхание прямо у себя на лице. Вскинул руку, чтобы укус не пришелся в горло, но вместо этого тварь попыталась соскочить с него – вправо, туда, где лежал Киаран.

Кэл оказался ловчее: схватив чудовище за то, что когда-то было волосами, он перерезал ему глотку, чувствуя, что на руки льется куда меньше крови, чем должно бы. Тварь захрипела, забилась в конвульсиях, и Кэл всадил лезвие ей под челюсть, почти обезглавливая рывком. Захрустели жилы. Крови все еще было мало – только из-под подбородка хлынуло… Из-под оставшейся человеческой части.

Чернота уже поглотила одну половину лица: вздувшиеся черные вены пронизывали щеку, вздыбливали веки над залитым черным глазом, словно корни дерева под землей. Та половина, которая все еще оставалась человеческой, была пустой и бессмысленной – когда-то она принадлежала европейцу со светлой кожей и голубыми глазами.

Кэл откинул тело в сторону, выбираясь из-под него.

– Что это такое? – пробормотал Киаран, подходя ближе. Он боялся, но Кэл знал это желание – заглянуть своему ужасу в глаза. – Что… что это… Это что, ч-ч-чело…

Может быть, Кэл позволил себя обмануть.

Тело дернулось слишком сильно и неожиданно. Один мощный рывок, который Кэл мог бы предсказать, если бы не дал себе выдохнуть. Прямо к горлу склонившегося Киарана.

Кэл оттолкнул его быстрее, чем двигался когда-либо. Даже задуматься не успел, когда почувствовал, как обожгло бок, и когда замахнулся и всадил нож во вцепившуюся в него голову, в шею, в плечи – первый удар, второй, третий… К тому времени, как тварь дернулась в последний раз, руку почти свело.

Дыша громко и тяжело, зажимая раненый бок, Кэл ногой отшвырнул существо подальше. Оно перекатилось на спину, длинный черный язык вывалился; внутри изрешеченной ножом головы вязко шевелилось что-то черное, перекрывая обнажившийся серый мозг.

Киаран дернулся к Кэлу.

– Отойди, – зарычал тот. – Назад. Назад!

Убедившись, что Киаран остался на месте, он, прихрамывая, двинулся вперед, к телу. А то… начинало исчезать. Чернота развеивалась. И одновременно, будто из последних сил, заползала на еще человеческую часть лица… Кэл пересилил вспышку боли. Он должен успеть посмотреть.

Чернота, словно живой паразит, медленно, но неодолимо поглощала то немногое человеческое, что еще оставалось. Правая сторона лица страшно извивалась, будто там, внутри, проходили какие-то процессы, о которых Кэл не хотел даже думать. Другая же… Человеческий глаз внезапно задергался, бешено завращался, а потом остановился на Кэле, вытаращившись на него из глазницы, быстро поглощаемой черными подтеками – как кровоизлиянием. Окровавленный рот захрипел, будто силясь что-то сказать, а потом изнутри заполнился черными сгустками, и звук задохнулся. Но глаз смотрел на Кэла до последнего.

И Кэл смотрел в ответ до самого конца.

Потом чернота неохотно и лениво – наевшаяся, сытая – растворилась в воздухе.

Кэл отошел на шаг. Затем еще.

И, зажав горящий бок, начал медленно оседать на землю.

⁂

Дневной свет ложился сквозь грязные и пыльные окна неровными, обглоданными пятнами. Под ботинками хрустел мусор. Без малейшего удивления – его больше не осталось, все израсходовалось – Джемма обнаружила, что кое-где куски пола сгнили и провалились, и теперь прямо оттуда, обвивая ножки полуразвалившейся мебели, росли трава и плющ.

На северной стороне дома не было ни одного целого окна: все лопнули от крена, который под гнетом времени дала хибара. «Вот почему здесь постоянно дуло», – флегматично подумала Джемма, провожая взглядом блуждающий луч фонаря. Дом был запущен, но интерьер остался тем же: тот же стол, те же скамьи в крохотной разбитой временем столовой… Только плита на кухне все так же исправно работала.

Доу был в кухне. То ли нянчил труп, то ли проводил свои гоэтические анализы – Джемма не знала, что он там делал, но оставила его, исследуя дом. Находиться рядом с этим, даже мертвым, она не могла.

Белтейн никогда не наступит. Холмы никогда не закроются.

– Интересно… А электричество? – пробормотала она вслух, натыкаясь взглядом на допотопную лампу в коридоре. – Как здесь горел свет по вечерам?

Над головой висел масляный светильник, заросший пылью.

– А разве его хоть раз включали? – сама себе ответила Джемма вопросом на вопрос. Воспоминаний об этом не было. Копаясь в памяти, она поняла, что за все дни в этом доме ни разу не взглянула на источник света. Ни разу не подумала о нем.

Ни разу не подумала о вещах, которые не вписывались в иллюзию.

Когда она обошла спальню и кухню и вернулась в коридор, то обнаружила, что Доу молча стоит в дверях комнаты, где они ночевали. На удивление, его лицо не было мрачным. Скорее…

– Охреневаешь? – спросила Джемма, проходя мимо него. Одна кровать просела в подпол, а деревянные ножки у другой давно отломились, но не это шокировало Доу.

Вся комната была в черных подтеках. Джемма это уже видела, прямо здесь, но не могла вспомнить когда: может, в ночь, когда Блайт отключился, или… Но она уже видела это. Смотрела сквозь иллюзию.

– А ты нет? – как-то глухо спросил Доу.

– Ну, может быть, я чего-то такого и ожидала.

Джемма внимательно осматривала комнату, в которой они провели столько ночей. Тряпичная растяжка на стенах была порвана в труху, пол вздыбливался под ногами, а потолок в двух местах грозил обвалиться. Фонарь обнажал заброшенность и затхлость. Мерзкие скопления черной дряни отражали луч света, когда он на них падал.

– А что? Вполне в духе этого местечка…

– Роген.

Джемма обернулась, чтобы посветить на Доу. Руки перестали дрожать, и сейчас наконец она чувствовала себя… в норме. В достаточной, чтобы иметь дело с Доу, который пытался удержать происходящее в рамках здравомыслия.

Вот дурак.

Он даже не обратил внимания на свет, ударивший в лицо, – и ткнул пальцем в сторону кухни:

– Ты хотя бы поняла, что там произошло?

Сияй, сияй, маленькая звездочка.

– Ну, да, да, я пристрелила его. – Джемма сама произнесла это вслух. Так было легче. Она вздохнула. – Каюсь, я была плохой девочкой. Теперь ты отчитаешь меня? Достанешь ремень?

– Да помолчи ты, – оборвал ее Доу. В его голосе не было злости – как бы он ни прятался за колючками, там все еще сквозила растерянность. – Труп. Ты видела, что с ним было?

Джемма подняла брови:

– Ну… э… – Настала ее очередь растеряться. – Он как бы встал. И наговорил жуткой херни. У меня, конечно, мало опыта, но выглядело вполне как ваша экзорцистская рутина.

– Ты глупа как пробка! Законы одержимости, Роген!

Джемма даже не обиделась – настолько Доу прозвучал сбитым с толку.

– На последней стадии одержимости дух окончательно уничтожает сознание жертвы. – Он растерянно взглянул на Джемму. – Это называется инволюция. Этап полного вытеснения. Только в этом случае возможна полная власть над телом. Но для этого… для этого ему нужно вселиться. Пройти все пять фаз. Иначе не получится.

Джемма мало что поняла, но обескураженность Доу сама по себе на нее повлияла. Она не привыкла видеть его таким.

– Я не понимаю, этот процесс перескочить просто невозмож… – Он оборвал сам себя. – Когда тело уже неспособно выдерживать чужеродную сущность и умирает, дух должен выйти из него. Он не может оставаться в мертвом теле надолго. Мертвое тянется к живому. Не к мертвому. Но никакой дух не вышел из его тела, Роген. Кто бы ни управлял этим телом, он в него не вселялся.

Доу посмотрел в сторону коридора, а затем на Джемму. Он запустил пальцы в распущенные волосы, убирая их назад, и его неожиданно открытое, не завешенное, как обычно, лицо выдавало его с головой. Доу был в смятении.

– Этот человек не был одержим.

⁂

– О боже.

Киаран рухнул на колени рядом с ним, издал звук, похожий на испуганный всхлип, и резко зажал себе рот рукой, но второе сдавленное «боже» Кэл все равно услышал. И ответил:

– Бог… тут… не помощник.

Когда он делал вдох, всю левую половину тела прошивало болью. Киаран помог расстегнуть то, что осталось от куртки, и поднять ошметки свитера. Куски шерсти потемнели, будто и сам Кэл истекал не кровью, а черной жижей, которая до сих пор стояла перед глазами, – но Кэл мгновенно задавил в себе эти ассоциации.

Окровавленной рукой он отвел пальцы Киарана, чтобы осмотреть, насколько все плохо. Что ж. Очень плохо. Тварь почти откусила от него знатный кусок мяса: бок был вспорот, мышечная ткань влажно хлюпала, истекая кровью, когда он пытался дышать.

От такой кровопотери, хладнокровно подумал Кэл, он умрет меньше чем за час.

Кажется, Киаран думал о том же – он надрывно дышал, его руки дрожали, придерживая свитер. Кэл почти лежал и опирался на него, чтобы окончательно не упасть на землю.

– Вы… вы?..

– Если ты опять спросишь, в порядке ли я, – с хрипом предупредил Кэл, – то я…

– Вы ни черта не в порядке! – разозлился тот.

Кэл взглянул на него снизу вверх: во взгляде Киарана мешались ярость и паника. Ладно, подумал Кэл, игнорируя судорогу. Ладно. Пора ему взрослеть.

Он взял его за локоть – так, чтобы Киаран к нему прислушался и чтобы не сползти на землю.

– Послушай, – сказал спокойно Кэл, – что тебе сейчас нужно сделать.

⁂

Пока Доу расхаживал по комнатам, Джемма принялась сортировать содержимое рюкзаков. Ситуация осложнилась, а значит, нужно оценить их возможности и перспективы.

Она никогда не полагалась на законы, или правила, или научные данные. Она просто… действовала по ситуации. Если правила игры менялись – Джемме оставалось только искать способ выиграть.

Дух не захватывал тело? Или перескочил все ступеньки лестницы одержимости? Ну, значит, на этот раз будет намного больше мороки. «Современность» оказалась иллюзией? Значит, нужно больше батареек для фонарика.

И это было гораздо серьезнее, чем философские размышления, которым Доу решил предаться.

У них девять фонарей и шесть упаковок батареек. Скоро стемнеет. Насколько хватит света, если фонарям придется гореть постоянно? Они переживут одну ночь, затем вторую… Только вот ничего они не переживут, если не достать еды.

Потому что на самом деле здесь никогда не было еды. Они ничего здесь не ели. Вот тебе и проклятый голод.

«Забавно, наверное, мы выглядели со стороны», – подумала Джемма, выходя в столовую с охапкой пакетов. Доу стоял в центре комнаты, направив фонарь вверх – так свет тускло разливался по всему помещению, подсвечивая висящую в воздухе пыль.

– Сколько энергии нужно, чтобы создать такую иллюзию? – задумчиво пробормотал Доу.

– Я не математик, – ответила Джемма, выкладывая пакеты на стол, к счастью, целый. – Помоги-ка мне.

На пару с Доу они заклеили окна в кухне. Дверь держалась: и без иллюзии она оказалась весьма крепкой, даже проржавевший засов на месте. Теперь ветер гулко задувал в столовой, но можно было закрыть дверь и туда. Здесь же он только бился в пластик, не в силах сладить с синтетическим продуктом современной цивилизации. Не в силах забраться внутрь. Бейся, бейся, урод.