Она чуть не фыркнула. Избитая фраза: гораздо легче сказать, чем сделать. Просунув ноготь в застежку медальона, она попыталась его открыть. Тот не поддался. Мать не лгала, когда Офелия просила показать, что внутри.

– Ты беспокоишься, – пробормотала Женевьева, рассеянно ковыряя идеально ухоженные ногти.

Офелия глянула на сестру.

– Я нервничаю. А ты?

Женевьева опустила руки на колени и повернулась к окну, скрывая выражение лица от Офелии.

– Все будет прекрасно.

Офелия прищурилась.

– Ты что-то знаешь?

Прежде чем сестра успела ответить, машина дернулась вправо, отбросив Офелию на Женевьеву.

– Вот и приехали, – объявил мистер Мутон. – «Нью Орлеанс Сити Банк».

5. Ситуация

– Я… не понимаю.

Мистер Мутон снова вздохнул – то ли от раздражения из-за того, что пришлось в третий раз объяснять ситуацию Офелии, то ли потому, что начал подозревать, что ей не хватит ума понять происходящее.

Он поправил галстук, наклонился и указал на густо исписанные чернилами документы, лежащие перед ней.

– Ваша мать прекратила вносить платежи за особняк в начале года. Она была важной частью нашего сообщества, и мы помним, как много она сделала для скорбящих семей Нового Орлеана. Мы оттягивали эту неприятную часть сколько могли, но два месяца назад банк начал процесс конфискации. Сегодня начинается обратный отсчет – через тридцать дней особняк станет нашей собственностью. Нужно, чтобы вы обе подписали документ, где говорится, что вы проинформированы о ситуации.

– Но зачем она вообще взяла кредит? Особняк принадлежал нашей семье несколько поколений. Мы с сестрой прожили там всю жизнь, и ни разу я не видела писем о взыскании долга или…

Он перебил ее, дважды постучав пальцем по строке в документе, лежащем на столе.

– Здесь говорится, что она взяла денежный заем для личного пользования под залог поместья. Почти тридцать пять тысяч долларов – с процентами. И вернула только пять тысяч. Видите? Вот копии чеков.

Офелия почти машинально протянула руку, стукнула пальцем по указанной им строке и продолжила изучать бумаги. Мистер Мутон странно на нее посмотрел, но она проигнорировала этот взгляд – ее разум лихорадочно обрабатывал новую информацию.

Три чека на тысячу долларов выписаны безупречным почерком ее матери. Но два других… Офелия прищурилась. Слабое дрожание соединенных «С» в подписи Тесси Гримм – единственный признак, что кто-то их подделал. Она бросила взгляд на Женевьеву, которая была странно молчалива, услышав новость, но сестра на нее не оглянулась.

– Как мы можем это остановить? – спросила Офелия. – Разве мы не можем выкупить его у банка?

Мистер Мутон ответил, доставая карманные часы:

– Если вы не найдете такую сумму за следующий месяц, не думаю, что вы что-то можете сделать. Дата сноса уже назначена. Город давно положил глаз на эту землю, как и на землю ваших соседей. Они хотят построить более современное жилье, может, даже один-два отеля. Я бы посоветовал вам сразу подписать документы и начать поиск нового дома.

– Тогда нам не нужны ваши советы, – резко ответила Офелия, вскочила и отодвинула стул.

Мистер Мутон поморщился от этого звука.

– Мы ничего не подпишем. И не собираемся отдавать вам наш дом.

Он с жалостью покачал головой.

– Дом снесут, нравится вам это или нет, мисс Гримм. Подписание бумаг – лишь юридическая формальность.

В этот момент Офелия смахнула со стола бумаги и выбежала из здания. Женевьева молча последовала за ней. Мистер Лафитт, который не смог присоединиться к беседе из-за разгневанного клиента, самодовольно посмотрел на них, когда они проходили мимо его стола. Офелия едва сдержалась, чтобы не показать грубый жест. Но Женевьева не стала противиться порыву. Офелия протиснулась наружу и помчалась по улице, желая оказаться как можно дальше от этих людей и банка.

– Офи, – крикнула ей вслед Женевьева. – Помедленнее!

Офелия свернула в переулок, нырнула за высокую стопку деревянных ящиков и, прислонившись спиной к грязной кирпичной стене, сползла на землю. Она прижалась лбом к коленям и попыталась выровнять дыхание, изо всех сил сжимая скомканные бумаги.

Ты уже теряешь наследие семьи, хотя еще даже не начала, – сказал Голос Тени. – Постучи по стене три раза, и все будет хорошо.

Она повиновалась. Один, два, три.

– Офи. – Тяжело дыша, Женевьева наконец догнала ее. Она сморщила нос, осмотрев грязный переулок. – Офелия, давай все обсудим. Нужно реалистично смотреть на вещи.

– Обсуждать нечего. – Голос Офелии наполнила горечь. – Мы не отдадим дом этим мошенникам. Ты видела эти чеки? На двух подделаны подписи – кто знает, в чем еще они могли обмануть? Нельзя этого допустить.

При упоминании поддельных чеков Женевьева прикусила губу.

– Но раз мы в долгах… разве не правильнее согласиться на сделку и просто закрыть тему? Это может наконец стать нашим оправданием, чтобы уехать в путешествие! Знаю, ты чувствуешь, что должна остаться здесь навсегда и заботиться о поместье Гримм, но… может, это знак.

В глубине души Офелия понимала – скорее всего, Женевьева права. Нормальный человек обрадовался бы сносу особняка Гриммов. Отчасти она была согласна – вероятно, это возможность наконец-то освободиться. В конце концов, это последствия не ее поступков. Так что нельзя винить ее в крахе наследия семьи. Но при этом она понимала: если она не станет бороться за сохранение дома, то сделает ясный выбор.

Офелия покачала головой и прошептала:

– Я не могу быть неудачницей. Нет.

Особняк Гриммов был их домом, и, отбросив мечты, Офелия не могла представить, как покинет место, где выросла. Последнее место, где она могла чувствовать мать и бабушку. Единственное место, которое ее знало. Тело и душу. Кожу и кости. Пыль поместья прилипла к юбкам ее платья, грязь застряла под ее ногтями, аромат диких роз вплелся в волосы. Она провела в нем все двадцать три года жизни – бегала по скрипучим половицам, играла в прятки в его стенах, засыпала в гостиной, украдкой наглотавшись абсента из шкафов.

– Я не сдамся так легко, Женевьева, – сказала она уже громче, оттолкнувшись от земли.

– Почему ты думаешь, что это значит сдаться? – возразила Женевьева. – Ты не видишь, что сдерживаешь себя, пытаясь вписаться в шаблон, созданный матерью? Я тебя знаю, Офи. Ты хочешь большего, чем просто оставаться в усадьбе всю оставшуюся…

– Неважно, чего я хочу, – покачала головой Офелия.

– Но, Офи…

– Черт подери, Женевьева, прекрати! – огрызнулась Офелия и удивилась яду в собственном тоне. В отличие от сестры, она нечасто употребляла ругательства. Но оптимизм Женевьевы действовал на нервы. – Я едва держусь, а ты постоянно несешь бред об отъезде и путешествиях, и это не помогает. Мы больше не дети – мамы не будет рядом, чтобы нянчиться с тобой, если ты совершаешь ошибку из-за импульсивности или необдуманных решений. Теперь бардак за тобой разгребать буду я.

– Я никогда не просила тебя разгребать за мной бардак. Я могу о себе позаботиться. И помочь тебе с этим разобраться. Почему ты просто не позволяешь мне помочь? – умоляла Женевьева.

– Как помочь? – вызывающе спросила Офелия. – Подделывая чеки?

Женевьева поморщилась.

– Я…

– Да, я все поняла. Я знаю почерк матери лучше всех, Виви, – сказала Офелия. – Я всю жизнь читала ее заметки и книги заклинаний, пока ты гуляла с друзьями. Ты думала, я не замечу?

– Я поступила, как считала правильным в тот момент, – сказала Женевьева, упрямо вскинув подбородок.

– Почему ты не пришла ко мне? – взмолилась Офелия. – Почему не попросила о помощи? И где вообще взяла деньги на эти чеки?

Женевьева отвернулась.

– Неважно, откуда у меня эти деньги. Важно, что я обо всем позаботилась, ясно? Тогда я выиграла нам необходимое время, и сейчас у нас есть возможность начать все сначала. Перестать убегать от проблемы, которая всегда будет на десять шагов впереди.

– Где ты взяла деньги? – не унималась Офелия.

Руки Женевьевы сжались в кулаки.

– Почему ты просто не можешь оставить все как есть?

Офелия покачала головой.

– Все понятно. Об этом я и говорила – твои добрые намерения не имеют значения, если ты впутаешься в неприятности себе не по зубам. И это мне придется все исправлять. Например, как сейчас.

Лицо Женевьевы исказилось от обиды. Она резко развернулась на каблуках и выбежала из переулка.

– Черт. Женевьева, подожди! – крикнула ей вслед Офелия.

Женевьева завернула за угол и исчезла. Офелия подобрала юбки и поспешила за сестрой, но, когда она выбралась из сырого переулка, Женевьевы уже и след простыл.

6. Неправомерные вторжения

Несколько часов спустя Офелия обнаружила, что, пока она бродила по улицам города, наступил вечер.

Решив, что им стоит немного отдохнуть друг от друга, она не вернулась домой вслед за Женевьевой, которая, должно быть, взяла экипаж вскоре после ссоры. Неприятные известия и мысли о будущем надолго отвлекли Офелию, и теперь идти домой предстояло гораздо позднее, чем ей хотелось бы. Но они не могли позволить себе лишних трат на второй экипаж.

– Ворота откроют завтра вечером, – внезапно раздался голос справа. – Говорят, на последнем состязании было больше всего погибших за последние двадцать лет. Двадцать семь смертей. Дурной знак.

Офелия повернулась и увидела двух молодых людей всего в нескольких метрах от себя – они задержались перед газетным киоском у входа в парикмахерскую, склонив головы над газетой.

– Всего двадцать семь? Мне казалось, зашло почти сто? – сказал один.

Другой пожал плечами.

– Большинство участников сдаются, чтобы не погибнуть. Те, кому хватает мозгов.

Его спутник усмехнулся.

– Те, кому хватает мозгов, вообще туда не суются.

Первый мужчина согласно кивнул, бросил на землю сигарету и растоптал ее ботинком, оставив на кирпиче небольшое пятно. Они закрыли газету, кинули обратно на стопку и поспешили дальше.

Офелия подошла к киоску, развернула верхнюю газету и пролистала до нужной статьи.

23 ОКТЯБРЯ:

ФАНТАЗМА, ОСОБНЯК ДЬЯВОЛА ПРИБЫВАЕТ В НОВЫЙ ОРЛЕАН

Она пробежала глазами абзацы, напечатанные толстым черным шрифтом.

Конкурс с пугающей репутацией продолжает держать в страхе континент, оставляя за собой кровавый след. Здесь свободно бродят кошмары, но мечта выиграть волшебный приз заставляет участников вступать в состязание.

Офелия сунула газету под мышку и поспешила домой. Такого не может быть. Особняк дьявола всего лишь слух, развлечение, чтобы подогреть интерес в прессе и продать побольше газет. Но разговор между мистером Мутоном и мистером Лафиттом в машине внезапно обрел смысл. И справедливо, что после нанесенной Женевьеве обиды Офелии придется идти домой в темноте, одной, в час, когда на улицы выходят поиграть дьяволы. А теперь еще в город явился пугающий дьявольский аттракцион.

Она ускорила шаг. Дома на улицах были выкрашены в оттенки белого, розового и зеленого, каждый не меньше двух этажей, с эркерами, круговыми террасами и яркими дверями. Офелия всегда знала, что останется в особняке Гриммов, но иногда представляла себя в пастельно-зеленом городском домике рядом с Французским кварталом – чтобы по утрам ходить в кафе и после полудня – в книжный. Но ее матери больше нет, и теперь эта мечта похоронена вместе с ней.

Ты не видишь, что сдерживаешь себя, пытаясь вписаться в шаблон, созданный матерью?

Офелия выбросила слова Женевьевы из головы.

Все будет хорошо, – твердила она себе.

Сосредоточившись на дыхании и двигаясь по главной дороге из центра города, она понимала: нельзя позволить навязчивым мыслям захватить разум, пока она здесь, одна в темноте. Офелия отсчитывала в голове минуты, зная, что понадобится около тридцати шести, чтобы добраться до главных ворот усадьбы Гримм. Но минут через пять уловила краем глаза призрачный голубой свет.