Отражения: Последний осколок (страница 6)
В спальне Соколова лампа снова горела – ровным, как гадюка, светом. Абажур висел чуть косо, и от этого тени у стены были кривыми, ломаными. На столе, где Елена оставила папки, сверху лежала новая вещь: детская ложка с эмалью, на ручке – облезлая чайка. Ложка была чистая, сухая и почему-то очень холодная, будто её держали перчаткой. Елена взяла её на край пакета, бросила взглядом на зеркало шкафа. В отражении – она. И только в глубине, как всегда с задержкой, проявился второй контур – чужое плечо у дверного косяка. Когда Елена резко повернулась, косяк был пуст.
– Он играет на реакции, – тихо сказал Серов. – Вызывает движение там, где ты не хочешь двигаться.
– Он воспитывался зеркалами, – ответила Елена. – У них у всех детство одно: научиться не моргать.
Они прошли коридор, вышли к лестнице, ведущей на первый этаж. Внизу пахло сильнее – той самой смесью камфоры и соли, лечебной и морской одновременно, как если бы склад бинтов открыли на берегу. В кухне в раковине – мокрый след, и возле него – круглый отпечаток банки. На краю стола – пелёнка, серая от времени. Елена коснулась края: ткань влажная, вязкая; пальцы стянуло холодом.
– Он ходит с набором запахов, – сказал Серов. – Как с ключами. Камфора поднимает старые коридоры из памяти. Соль – возвращает море в дом.
– И уводит нас к санаторию, – ответила Елена. – К тому, что там не закончили.
В прихожей дверь была приоткрыта, как у актового зала в «Мысе» – ровно на ладонь. Сквозняк двигал паутинку в углу, она дрожала – живое сердце на нитке. На внутренней поверхности двери ножом процарапана параллельная надпись, свежая: «Дыши тише». Буквы тонкие, неторопливые, каждая, как шаг. Елена отметила: в конце строки – рывок, рука дернулась, как будто писавший чихнул или услышал звук. Рядом – микроскопическая вмятина от нагрудной кнопки: возможно, он носит скрытую камеру или диктофон. Её мысли сразу взяли упреждение: значит, картинка не только для него, но и для кого-то ещё – архив, зритель, свидетель. Третий.