Катька, ясен пень, сразу понеслась на батут. У нас их два – маленький, обычный, и большой, сделанный в виде горки. На неё надо взбираться по натянутой верёвочной сетке. Я б сам с удовольствием прокатился, честное слово. Стоя в длинной очереди в кассу – Светка пыталась в это время оттащить ребёнка от развлечения, объясняя, что «дядя Стасик ещё не купил билетики» – я вдыхал запахи жарившегося рядом попкорна и сахарной ваты. Наверное, это неправильно, но кукуруза всегда ассоциируется у меня с кинотеатром, а вата – с цирком. А больше ничего мне в цирке не нравится. Звери там бедные и замученные, а клоуны – тупые и несмешные вовсе. Ну, на гимнасток я бы ещё посмотрел. На тех, которые постройнее. Наконец я набрал кучу бумажек (сразу на всё) и приблизился к горке. Катька, взяв у меня один билетик, отдала его девочке, следящей за временем (по виду школьница совсем) и, стащив кроссовки, полезла наверх. Мы со Светой проводили её взглядами, потом я сбегал за попкорном.

Дети на батуте визжали, прыгали, задевая друг друга. Катька скатилась и вновь стремительно полезла на горку. Лимит, знаете ли…

Светка грызла кукурузу и смеялась.

– Ну, как ты? Привыкаешь? – спросил я про Катьку.

Света обернулась ко мне, озорно блеснули зелёные глаза.

– Веришь – да. Сначала я в таком шоке была, а теперь понимаю, что мне повезло.

– Что она появилась сразу большой? Что нет пелёнок и распашонок?

– Вот именно, – кивнула Светка, – а ещё – беременности, родов…

Она покачала бёдрами, аж у меня дух захватило.

– …Кормлений, криков по ночам… Зато есть такое чудесное создание, – улыбаясь, вновь взглянула на дочку.

Думаю, Светке пошла бы и беременность.

Я попытался представить её хрупкую подростковую фигурку округлившейся, порхающую походку – неспешной…

Дородная мамаша не вырисовывалась. Откуда-то из старой песни вынырнула «каравелла по зелёным волнам»…

– Главное, совершенно не представляю, кто её отец

Ну, вот, всё испортила. Зачем нам какой-то отец?

– Уже голову сломала. У мамы не могу прямо спросить, фотографий никаких не нашла. Катьку пыталась спрашивать: как хоть папа выглядит? Волосы там, одежда… «Не помню», – говорит.

Вечерняя прохлада, однако, давала о себе знать, и я снова, как тогда на лодке, пожалел, что не ношу пиджаков. Сейчас бы я её укутал, эту трепещущую осинку…

В это время Катя с неохотой слезла с батута – закончилось время – и, уплетая на ходу кукурузу, повела нас к новому аттракциону. Раньше я его здесь не видел. Карусель напоминала огромного паука со щупальцами, или что там у него. Даже складывались они, как у живого существа. На конце каждой «ноги» болталось двухместное сиденье. Втроём там было не разместиться.

– Кать, ты с кем кататься будешь, со мной или с дядей Стасиком? – елейным голоском спросила Светка. Вот хитрая! Естественно, Катя выбрала меня.

Покидав опустевшие кулёчки в урну, мы, в толпе других желающих, поднялись по ступенькам. Тут только я обнаружил намалёванное краской на стекле будки название: «Спайдер». И правда: паук.

Я и Катя уселись в красную «сидушку», Света влезла позади нас в жёлтую.

– Держись крепче! – предупредил я ребёнка. Плохо, что здесь нет даже никакого фиксатора. Только перегородочка.

И тут нас запустили!

Я ожидал, что «паук» будет похож на хорошо знакомый мне аттракцион с лебедями, где темп ускоряется постепенно, и можно даже регулировать высоту. Но здесь…

Как завертелось! Быстро, рывками, да ещё под наклоном! Ой, ё… Святые угодники!

Я чуть не заорал, чтоб остановили. Вот позорище-то! Башка неимоверно кружилась – не фонтан с вестибулярным аппаратом. Катька вцепилась в меня, но, вроде, кричать не собиралась.

– А знаешь… Кать… вот так и космонавтов… тренируют, – начал я, едва успевая дышать. Спокойно, только спокойно… Уиииииии…

Нас опять рвануло. Но на этот раз было уже чуть легче. Я продолжал что-то плести про то, как больших, сильных дядей специально крутят под разными углами, чтоб им было нестрашно в ракете. Катя заинтересовалась и даже задавала вопросы. Постепенно, круг за кругом, успокаивая болтовнёй в основном себя, я привык к рваному ритму верченья и, в конце концов, даже перестал вжиматься в кресло. Господи, как же эта пятилетняя выдержала!

Наконец мотор выключили, и карусель стала замедлять ход. Кошмар прекратился. Но я ещё долго пребывал в состоянии «полувесомости».

Не успели мы сойти, как Катерина помчалась к детскому паровозику. Ох, и резвый ребёночек. Уселась, конечно же, во главе колонны, за рулём. Правда, какой-то мальчик, на полголовы ниже неё, но очень крикливый, пытался оспорить водительское место. Но Катя лишь показала ему язык. Пришлось пацану успокоиться. Интересно, Светка тоже с детства так влияет на мужчин?

Пока Катя осваивала профессию железнодорожника, я сходил за газировкой. Пить после паучьей вертушки хотелось неимоверно. Но едва мы сделали по глотку из своих бутылок, паровоз остановился, и Катька вновь оказалась рядом, потребовав купить ей тоже. Собственно, я сразу взял три бутылька, но Света заявила, что напиток холодный, и вообще детям такое нельзя. Что ж, ей виднее. Пришлось запихать бутылку в её сумочку. А потом пойти в кафе, где кроме холодных ванильных коктейлей, ледяного сока и всё той же замороженной колы имелся и горячий шоколад.

Света заняла место за столиком, а Катя отправилась со мной к витрине выбирать пирожное. Она никак не могла решить, что же ей больше хочется: фруктов в желе, корзиночку или ореховое. Понимая важность проблемы, я купил ей все три. Светка заказала две «картошки». Мне есть вообще не хотелось.

Что может быть прекраснее женщины, поедающей пирожные! Только две женщины, которые их поедают. Но одна была ещё мелкой, поэтому, допивая колу, я сосредоточился целиком на Свете. Как же это здорово, что она не боится испортить фигуру! Не думает об аллергии, как одна моя сослуживица, которая на всех корпоративных сабантуях пищит: «Мне нельзя белок! Мне нельзя желток! Мне нельзя красное вино! И красные яблоки! И красный перец!» Ну и сидела бы дома, чесслово. А Светка такая, такая… Как статуэтка из слоновой кости. Ещё эти восточные черты… А выражение лица, как у фрейлины мадридского двора. Будто всё время что-то замышляет…

– А папа мне такое не покупал! – заявила вдруг Катя, размазывая крем по щеке. Светка принялась вытирать её салфеткой.

– А что тебе папа покупал? – поинтересовался я.

– Пиццу! – Ребёнок многозначительно мотнул головой.

– Так может, пойдём за пиццей? – тихо спросил я Свету.

– Нет, что ты. Хватит ей. Спасибо, Стасик, – улыбнулась она.

Подумаешь, ерунда какая.

– Кать, а когда вы с папой пиццу ели? – спросила Света.

И где же этот неуловимый папа?

– Когда ещё ты с бабушкой на дачу ездила.

– Ясно, – Света скорчила печальную физиономию, – весьма неопределённый период.

– Катя, а папа где живёт?

Может, конечно, я не в своё дело лезу, но, блин, мне не всё равно!

– Где магазин большой!

Светка фыркнула.

– Магазин? А что там продаётся: еда? Или, может быть, игрушки или мебель? – продолжал я допрос.

– Чайники. Мы там чайник купили.

О-о! Уже что-то!

– Вы с папой чайник купили? Электрический?

– Нет.

– Нет? Для заварки?

– Нет, с мамой. А папа на работе был.

– Э-э… – Светка захихикала.

Здрасьте, приехали.

– Пойдём на лошадке кататься! – попросила Катя.

Ну что ж, пойдём, таинственная моя. Вся в мамочку.

И была лошадка, и была цепочечная карусель, и ещё карусель со зверями, и лебеди, и даже автодром. Тут я оторвался на все сто. А ведь не хотел идти. Светка водит плохо, она всё время врезалась в бортик, а из-под машины летели искры, и Катька громко визжала от восторга. Впрочем, её мама визжала ничуть не тише. В довершении всего Света умудрилась поцарапаться, к счастью – несильно. Зато появилась возможность увидеть её стройную ножку. Правда, совсем ненадолго…

Затем эти две совершенно дикие амазонки потащили меня в тир. Там под потолком были развешаны «охотничьи трофеи» – разноцветные мишки. Почему-то вниз головой. Вампиры, наверное.

Стрелял я неплохо. Раньше. Давно когда-то, ещё в школе. Вспоминая молодость, встал в позу, локтями упёрся в прилавок, палец – на курок, приклад – в плечо, прицелился, щёлк…

В общем, медведя я Катьке застрелил. Хотя она хотела вовсе не его, а большой надувной молоток. Но оказалось, что таких призов в тире нет, а это просто рядом продают шарики.

Я был не против взять и эту звёздно-полосатую кувалду, но Светка сказала: «Перебьёшься». Не мне – ребёнку. А Свете я купил три розочки. Настоящие, не надувные. Потому что лилии я подарил ей чуть раньше, когда пришёл.

А потом я повёз их домой – Светка уже стучала зубами от холода. На такси, что делать. Но, по-моему, никто на меня не обиделся.

Глава десятая. Паутина

За рулём своего «Логана» Андрей думал про разрешение на программинг. «Государственный Трибунал даёт согласие на использовании теории Сущности»…

Что-то здесь не так.

Лига с осторожностью относится к всякого рода информационным технологиям. Магистры по-прежнему считают, что эссенциалиста-корректора, его руки, восприятие – машина заменить не может. Будут погрешности при анализе, обязательно будут.

Но разве то, что происходит сейчас – лучше? Горстка замотанных специалистов против армии больных. И над ними – грозное око Трибунала. Значит, Лига поддалась рационализму и разрешила допустить кибернетику до его величества Человека?

Хочется верить, как же хочется верить!

Въезжая во двор Конторы, Андрей уже чувствовал знакомое покалывание в кончиках пальцев. Паутина! Она так и просится в эфир. Так и тянется к новым горизонтам.

Кабинет уже привели в порядок, приятно было сесть за компьютер и начать…

Хотя бы начать. Ведь это никому не навредит. Не нарушит Стандарт.

– Что проку лгать себе, господин эссенциалист? – спросил Андрей отражение в мониторе. – Контракт уже подписан, пути обратно нет.

Он нажал кнопку пуска. Компьютер загудел.

Начать можно с вводных параметров.

Пальцы Андрея на секунду зависли над клавиатурой, и вскоре поспешили за мыслями…

Паутина строится не на раз. Сначала в недрах человеческого организма, словно пружина, разворачивается тонкая игривая спираль. Вот пошли во все стороны лучи. Кружатся, кружатся, будто спицы в невидимом колесе…

Это память. От центра вовне на север – рождение, от севера к северо-востоку – сектор младшего детства, от северо-востока к востоку – старшее детство, от востока к юго-востоку – тинейдж… И так по кругу, до завершения… Только между старостью и рождением – пустой сектор. Пустой… А бывает, что граница паутины не захватывает последние сектора, тогда её рваный край похож на облетевший с одного боку цветок, на смятый лоскут или, как пишут в учебниках, на разодранный клубок… Там образуется затемнение, его-то и надо устранять…

В память-лучи вплетаются нити. Это события. Факторы. Поступки. Климатические условия. Жизненные прерогативы. От меньшего к большему. От ниточки к разветвлению. От перекрестья к узору.

Узоры сектора Детство: роды, кормление, первые игрушки, колыбельные песни… Отрыв от груди, детский сад, школа…

Узоры Тинейджа: половое созревание, первый конфликт семейного воспитания и общественных требований… И тоже школа… И друзья… И друзья противоположного пола… И влюблённость… И любовь… И разочарование…

Андрей остановился, печально взирая на перечень, который не захватывал ещё и пятидесятой части.

– Я сумасшедший. Поддался искушению и полез в гору. На Эверест. Без снаряжения. Один.

Но там, на вершине, ждут люди. И, может быть, успех и сенсация. И, может быть, Рита.

Его пальцы побежали дальше, как в том вальсе, в вальсе, который играл для неё. Или это только кажется? Он ведь никогда не учился в музыкальной школе.

Однако хватит топтаться на месте, надо переходить к главному – к узлам.

Что такое аксель? Это препятствие. Дефект, ошибка вышивальщика, обернувшаяся браком изделия. Артефакт на фотографии жизни. Да, вот так точнее, пожалуй.

Узел – это не событие, не чувство. Это следствие их. Причинно-следственные связи – вот ключ к распутыванию узлов. А бывают и Гордиевы аксели. Их нельзя распутать. Но и разрубать нельзя, иначе – смерть пациенту. А тебе – костёр.

Но заказчика интересуют больше фенотипы узлов, их проявление на практике. Болезни. Хронические неудачи. Расстройства психологической адаптации. Их много – сотни. А причины всё те же, их гораздо меньше.