Она посмотрела ему в лицо и застыла. Ее яркие, небесные глаза помутнели, а скулы заострились.

– Мелис? – едва слышно произнес Торен пересохшими губами.

Сестра встряхнула головой, растерянно огляделась по сторонам и удивленно уставилась на Торена, будто только что его увидела. А затем вдруг захохотала, всплеснула ладонями и рванула к нему.

– Наконец-то вернулся!

Торен инстинктивно распахнул объятия, но Мелис остановилась, шутливо надулась и несильно толкнула его.

– Болван! Торени, ты снова опоздал! – И, отбросив мешающий плед, она с радостным смехом рванула прочь. – Догоняй!

– Мелис, стой! – только и успел крикнуть Торен, но она его уже не слышала.

Он кинулся следом, но резко затормозил, едва не наступив на декоративную статуэтку на дорожке. Торен нахмурился: как раз в том месте, куда упал плед, лежала фигурка ангелочка, которую, очевидно, выронила Мелис. Несуразное и даже немного странное на вид, это керамическое чудо необузданной фантазии с золотистыми крылышками являло собой идеальный образец того, чего детям дарить категорически не стоит во избежание душевных травм и детских обид. Но сестре статуэтка была бесконечно дорога. Подаренная мамой как приз за ловкую игру всей семьей в колечки на Весенней ярмарке, фигурка стала дорогим воспоминанием о счастливых минутах, проведенных с любящими родителями и любимым братом. Поэтому ничего удивительного, что после трагедии Мелис практически не расставалась с ангелочком. Совершенно ничего необычного.

Кроме одной крохотной детали, которую Торен прежде не замечал: пережившая страшную автомобильную аварию статуэтка выглядела идеально новой!

– Да вы издеваетесь.

Не теряя ни секунды, он вынул из кармана кожаной куртки небольшую бутыль с освященной водой и, открутив пробку, брызнул на игрушку. Капли, попав на ангелочка, зашипели и обратились в пар, а в нос Торену ударил хорошо знакомый серный запах.

– Так вот ты где, – сцепив зубы, тихо прорычал Торен и, быстро обернув ладонь матерчатой тканью с защитными глифами, подхватил ангелочка.

– Торени, ты будешь меня искать?

Вздрогнув, он вспомнил о том, что сейчас было куда важнее: его плохо одетая и совершенно этого не осознающая сестра играет в прятки с ним и суровой ноябрьской погодой. Торопливо сунув фигурку в карман, Торен подскочил, огляделся и шагнул. Остановился. Нет, так не получится. Уже проходили. Если последовать правилам игры, он лишь потеряет время в попытках догнать юркую Мелис. А времени у неодетой, но полностью поглощенной игрой сестры было немного.

Торен подошел к брошенному пледу и присел.

– Мелис такая быстрая и ловкая! Мне ее никогда не догнать, – нарочито громко произнес он, комкая плед в дрожащих руках. Спокойно, не выходить из роли. – Такая жалость. Я купил потрясающий вкусный горячий шоколад для своей сестренки, а теперь придется пить его одному.

За углом беседки тихонько зашуршало.

– Такой вкусный горячий шоколад. И достанется только мне.

– Но так нечестно! – воскликнула Мелис и, совершенно позабыв об игре, выскочила из своего укрытия. – Почему только тебе? – Она шмыгнула носом и надулась. – Я тоже хочу!

– Ну так беги скорее в дом. Я оставил его в своей сумке, – спокойно произнес Торен и, стараясь не делать резких движений, поднялся. – Сделаешь и для меня, Мышонок?

Мелис просияла.

– Я сделаю лучший шоколад, ты просто обалдеешь! За такой и умереть можно! – И она побежала к дому.

Торен посмотрел ей вслед и невесело улыбнулся.

– Не сегодня. – В его голосе скользнули тоска и усталость. – У нас с тобой впереди долгая жизнь. Я ведь обещал, помнишь?

Сжав фигурку проклятого ангелочка в кармане, Торен тоже поспешил к дому.

– И я сдержу обещание во что бы то ни стало.

Глава 2

Люблю мегаполисы. Огромные, шумные, ежесекундно изливающие на бесцельно бредущих обитателей густые потоки манящего ядовитого света, они словно созданы для тех, кто прячется во мраке грязных низменных чувств и живет за счет задушенных показной моралью эмоций.

Таких, как я.

Невкусно пообщавшись с экстрасенсом-недоучкой, желавшим проклясть своего брата, – о Багровый, всегда одно и то же! – я привычно брела по темным, насквозь пропитанным подтухшей надеждой улицам и переулкам. Тело взывающего, в котором я неуютно расположилась, двигалось медленно, неуклюже и постоянно норовило завалиться в какой-нибудь подвал. Похоже, из этой оболочки я выжала все, что могла.

Итак, меня снова против моей воли выдернули из Хейма призывом. Да не просто призывом, а настоящим меморием, пускай и криво слепленным. А криво, потому что мое наречение, вписанное в меморий,  неверное. Точнее – неполное. Потому как истинное имя известно лишь мне да моей Покровительнице, меня им нарекшей. И лишь владеющий полным наречением способен призвать обитателя Хейма без последствий для своей жизни. Но все именные мемории находятся под строгим контролем церберов и просто так попасть в руки смертных не могут. Уж точно не волей случая. А вот чьей конкретной волей и для какого именно случая – решаем только мы, предвечные. Что бы там людишки себе ни воображали. Так что смертным стоило бы иной раз задуматься своей не отягченной умом головушкой, каким таким непостижимым образом им в руки попадает меморий с призывом опасной моровой инферии и не стоит ли за этим хорошо продуманный план самой инферии.

Так нет же, совершенно не думают! Им ведь нужно поскорее удовлетворить свое разбухшее от вседозволенности эго, какие уж тут размышления о последствиях! Вот и дергают, натоптыши безголовые, в Шеол по поводу и без мою раздраженную сущь. А потом мучаются от кошмаров да травм, нанесенных психике.

Злая я, не отрицаю. Да и как не злиться, если я к этому проклятому меморию не имею абсолютно никакого отношения! Как бы сильно мне ни хотелось заявить обратное. Да, высокоранговые демоны именно так и попадают в Шеол, подкидывая ничего не подозревающим смертным собственноручно составленные мемории. Мы же, инферии, такими привилегиями, к огромному нашему сожалению, похвастаться не можем. Но это не значит, что нам этого не хочется. Уж я-то точно приложу все усилия, чтобы добиться горячо желаемого статуса высокорангового демона, и уж тогда смогу распоряжаться всеми своими призывами как заблагорассудится.

Ну а пока что все эти дрянные мемории доставляют мне массу хлопот, не говоря уж о том, что унижают мое инфернальное достоинство. Узнать бы, чьих когтей это дело, ух я бы его!..

Может, Анафия? У этой пронырливой инферии, помнится, глаза аж почернели от злости, когда она узнала, что моя Покровительница не кто иная, как великая Велиала дер Шакс. Или, может быть, Румия? Та, чья ослепительная улыбка вечно голодного суккуба при каждой нашей встрече заставляет меня держать спину подальше, дабы туда случайно не воткнулись острейшие когти?

А может, это дело рук..? Да нет же, ей это совершенно ни к чему! Вот уж кто действительно далек от чувства зависти, так это Мирейна мори Вердель! Сильная, привлекательная, самоуверенная и дерзкая, она одним лишь словом способна поставить на место любого зарвавшегося предвечного, будь то низкоранговый бес либо Приближенный к самому Багровому демон. Совершенно неудивительно, что ее заприметила и призвала в подопечные сама Велиала. Куда удивительнее, что в подопечные к Велиале попала и я, совсем еще неопытная инферия с довольно скромными силами и совершенно неприемлемой для предвечного непереносимостью человеческого эфира. Если не сказать точнее – меня от их эфира просто выворачивает.

Снова вспомнив о своей «маленькой», но здорово портящей все мое существование особенности, я тихонько зарычала: это ж как меня так угораздило вообще?! Испытывать рвотные позывы от того, что для любого предвечного является источником не просто пищи, но еще и удовольствия. Это уже не просто ироничная насмешка Хейма, меня породившего, а прямо-таки издевательский плевок! И как теперь от этого утереться, я не имела ни малейшего представления. Но одно я знала наверняка: говорить об этом совершенно точно никому нельзя. Да и некому. Потому как друзей в Хейме у меня не было. В Хейме в принципе друзей быть не может. По крайней мере, именно так учит меня моя единственная подруга Мирейна…

Я остановилась и невидяще уставилась в расцвеченное ядовитыми огнями города сумрачное небо – зло тряхнула головой.

Так, отставить эти человеческие самобичевания! Сейчас есть проблема куда важнее: нужно поскорее разобраться с этими самопальными мемориями и все выяснить прежде, чем моими частыми и несанкционированными появлениями в Шеоле заинтересуются церберы. Или, что еще хуже, моя Покровительница. Что она подумает, когда узнает о том, как избранную ею инферию мотыляет по миру смертных из-за чьей-то злонамеренной шутки, даже представить страшно! Да, вина не моя, но подмоченная репутация испоганит мне все планы по достижению желаемого демонического статуса. Мне была оказана такая честь перенять опыт и умения одной из Приближенных Владыки, а я… О Багровый, какое унижение!

Нет, этого допустить никак нельзя! Так что поскорее займусь вычислением этого шутника, и вот тогда посмотрим, кто из нас будет скалиться последним!

Я снова сосредоточилась на оболочке. Жилистая мужская рука, подчиняясь моему намерению, нырнула в карман куртки и сжала в кулаке мятый, рассыпающийся прямо в ладони клочок мемория. Я закрыла глаза, сконцентрировавшись, и осторожно выдохнула, мягко проникая в рваные остатки эфира и бумаги.

– Ну же, покажи мне, кто дал тебе это. Веди меня!

Тело качнулось в сторону, сделало шаг вправо, вперед, а затем и вовсе, развернувшись, медленно побрело обратно.

– Понятно, – раздраженно буркнула я, аккуратно останавливая тело.

Меморий в мужском кулаке рассыпался на мелкие бесполезные клочки.

Похоже, эта оболочка больше не в состоянии что-либо указать. А ведь сколько бравады, самодовольства и самовосхваления летело из его раздутого эго, только успевай корону подхватывать! А на деле что? Очередной безвольный сосуд с тусклым эфиром. Пустышка! Эх.

Что ж, думаю, самое время избавиться от оболочки и, отыскав Переход, возвращаться обратно в Хейм. Я поводила носом, принюхиваясь. Ага, чую разлом. Узкий, мелковибрирующий и слабый, но определенно уже кем-то использованный. Так, а это что?

Я повернула голову в сторону ближайшего подвала, откуда доносилась громкая бухающая музыка, все чаще прерываемая пьяными разнузданными голосами. Исходя из моего опыта, нежная стадия «братья навеки» вот-вот перетечет в медленно закипающую фазу «ты на кого тут мычишь», а там уже и до душегубства хвостом подать. Мощный выброс неконтролируемых эмоций, смешанных с наполненными злостью и обидой чувствами, – и кушать подано! Для беса пиршество что надо!

Вот только я не бес, и столь низменные эмоции мне больше неинтересны. То ли дело чувства, стыдливо скрытые под непроницаемым полотном притворства и ложных надежд. Тщательно оберегаемые от посторонних и прежде всего от самого себя, годами накапливаемые и бурлящие в котле иллюзий и самообмана, чтобы в один прекрасный момент вырваться наружу, подобно неконтролируемой лаве, – вот оно настоящее изысканное лакомство для инферии! Для любой инферии, кроме меня. Потому как ни один эфир, пускай даже с самым восхитительным и аппетитным ароматом, еще не принес мне желаемого удовольствия. Или хотя бы чувства насыщения.

Быть может, все изменится, когда я обрету вожделенный статус демона? И тогда я наверняка узнаю, каков вкус пылкого самозабвения, о котором с таким восторгом рассказывала Мирейна: этот великолепный эфир сладкой любви, слегка приправленный толикой горьковато-пряной ревности и малюсенькой щепоткой острой ненависти. Изумительный, должно быть, вкус! Помнится, Мирейна еще говорила, что высокоранговые ради изысканного лакомства не брезгуют близкими контактами со смертными, дабы самостоятельно взрастить из нежной, трепетной любви жгучую, истовую ненависть.