Единственные рецензии, которые я получил, – из Северной Каролины, и, Боже! Они выпускают пар. Все они хвалебно отзываются о произведении, говорят, что это захватывающий роман и так далее, но двое или трое утверждают, что это оскорбление штата и народа, что «худшая сторона людей» выставлена напоказ и так далее. Джозефус Дэниелс из «Новостей и Обозрение Рали», пишет, что Юг и Северная Каролина «были оплеваны». [Рецензия на книгу «Взгляни на дом свой, Ангел» была опубликована в номере «Новости и Обозрение Рали» от 20 октября 1929 года Джонатаном Дэниелсом, который был знаком с Вулфом по университету Северной Каролины. Рецензия была озаглавлена «Первый роман Вулфа – роман бунт. Бывший писатель из Эшвилла в ярости обрушивается на Северную Каролину и Юг», и гласила: «Против викторианской морали и бурбонской аристократии Юга он обрушил всю свою ярость, и в результате получилась не та книга, которая понравится Югу в целом и Северной Каролине в частности. Вот молодой человек, обиженный чем-то, что он любил, в своей чувствительной ярости плюет на это. В романе «Взгляни на дом свой, Ангел» Северная Каролина и Юг оплеваны»]. Меня это очень огорчает! Во-первых, я никогда не упоминал Северную Каролину, и никому здесь и в голову не приходило, что я пишу о Северной Каролине или Юге – меньше всего автору. Все считали, что книга написана о людях, которые могли жить где угодно, и, если уж говорить об их «худшей стороне», «Скрибнерс» считают их богатыми, великолепными и великими людьми. Что же мне делать! Ничего не делать, ничего не говорить. В книге много разных вещей и людей, но мы считаем, что ее общий эффект – это красота. (Прошу простить за личный букет!)

Во всяком случае, как только я разберусь, что к чему, и успокою нервы, я приступлю к новой книге.

«Скрибнерс» не хотят, чтобы мою книгу «запретили в Бостоне» – они очень хорошая и достойная фирма, и им не понравился запрет Хемингуэя [июньский и июльский номера журнала «Скрибнерс Мэгазин» за 1929 год были запрещены в Бостоне из-за опубликованных в них фрагментов «Прощай оружие» Хемингуэя], хотя это и помогло продаже книги. Но – это между нами – если ее запретят, я надеюсь, что она наделает много шума – ради Бога, постарайтесь сделать для меня какую-нибудь рекламу.

Все это время я должен, как обычно, преподавать в университете и оценивать работы первокурсников. Боже! Как это мучительно!

Передайте привет миссис В. и мальчикам. Дайте мне поскорее весточку. Спасибо за ваши благородные усилия. Несмотря на мою бессвязность, их очень ценят.

В «Скрибнерс» считают, что это отличная книга, Джордж – не могу передать, насколько. А Томас Бир доставил ей (и мне) огромное удовольствие, от которого у меня волосы встали дыбом!

Пишите мне – расскажите, как быть спокойным.

Приведенная ниже краткая заметка была написана в ответ на письмо Марка Шорера, который в высшей степени высоко оценил «Взгляни на дом свой, Ангел». Шорер – был профессором английского языка в Калифорнийском университете, автор книг «Слишком старый дом», «Место отшельника», «Состояние души», «Уильям Блейк: Политика видения», «Войны любви» и других.

Марку Шореру

15-ая Западная улица, 27

Нью-Йорк

25 октября, 1929 года

Дорогой мистер Шорер:

Ваше письмо о моей книге – первое, которое я получил от незнакомого человека, хотя у меня было несколько писем от друзей.

Я тронут и польщен тем, что вы говорите о книге. Это очень здорово – знать, что написанное тобой перепрыгнуло через темноту и стало светом, другом. Естественно, я надеюсь, что у меня будут и другие письма от людей, которым понравилась книга, но я всегда буду придавать особое значение вашему письму, потому что, оно было первым.

Рецензия Маргарет Уоллес на роман «Взгляни на дом свой, Ангел» в воскресной газете «Нью-йорк Таймс» от 27 октября стала первой крупной рецензией и одной из самых благоприятных. Прочитав ее, Вулф сразу же написал ей следующую благодарственную записку.

Маргарет Уоллес

Западная 15-я улица, 27

Нью-Йорк

27 октября 1929 года

Дорогая мисс Уоллес:

Хочу поблагодарить вас за великолепную рецензию на мою книгу в сегодняшнем номере «Таймс». Я тронут и польщен вашими словами – это моя первая книга, и мне очень приятно знать, что ее так терпеливо и высоко оценили. Люди из «Скрибнерс» очень обрадовались вашей рецензии: теперь они считают, что у книги есть все шансы на коммерческий успех – что также очень много значит для меня. Если это действительно так, то я знаю, что вы внесли в это большой вклад.

Но даже если книга так и не будет продана, я никогда не забуду, что вы о ней написали. Я всегда буду чувствовать, что то, что я написал, попало в огромные джунгли мира и нашло там друга. Подобные вещи окупают всю боль и отчаяние писательского труда.

Следующее ночное письмо Вулф отправил своей сестре Мейбл, получив от нее письмо с описанием фурора, который вызвала в Эшвилле публикация «Взгляни на дом свой, Ангел».

Мэйбл Вулф Уитон

[ночное письмо]

Нью-Йорк

28 октября 1929 года

Спасибо за прекрасное письмо. Великие фигуры в романе – Элиза, Хелен, Гант и Бен. Все здесь считают их великими людьми. Ни одна книга не должна читаться как сплетня или оцениваться по отдельным отрывкам. Если оценивать книгу и главных героев в целом, они покажутся прекрасными людьми. Прочитайте рецензию в «Нью-Йорк Таймс» за прошлое воскресенье, а также в «Геральд Трибьюн» за следующее воскресенье или неделю спустя [«Взгляни на дом свой, Ангел» был очень благосклонно оценен Марджери Латимер в воскресном выпуске «Нью-Йорк Геральд Трибьюн», от 3 ноября 1929 года]. Что бы ни думали в Эшевилле сейчас, со временем они поймут, что я пытался написать трогательную, честную книгу о великих людях. Именно так воспринимает эту книгу мир за пределами Эшвилла. Передайте это [письмо] маме и скажите, что я напишу через день или около того. Если вы сомневаетесь в моих словах, перечитайте главу о смерти Бена и последующие сцены погребения. А потом спросите, осмелится ли кто-нибудь сказать, что это не великие люди. Книга быстро продается. Похоже на успех, но ничего не скажешь. Вы – великий человек. С любовью.

Маргарет Робертс

Конец октября – начало ноября 1929 года

Дорогая миссис Робертс:

Когда я получил ваше письмо неделю или две назад, я отнес его мистеру Максвеллу Перкинсу, который является настоящим главой «Скрибнерс» и о котором вы много раз слышали о меня. Это человек самого лучшего и высокого качества – смелый, честный, щедрый и мягкий, и дружба с ним – одна из тех вещей, которыми я дорожу больше всего в своей жизни. Я дал ему прочитать ваше письмо и вышел из его кабинета, пока он читал его там. Когда я вернулся, он сказал: «Это письмо очень замечательного человека». Я тоже так думаю. В вашем письме есть много вещей, которые причинили мне глубочайшую боль, но мое отношение к вам усилилось, если это возможно, благодаря этому письму.

Учитывая то, как вы, очевидно, относитесь к некоторым частям моей книги – а я хочу скромно сказать, что вы ошибаетесь, – ваше письмо очень замечательно, и я также хочу сказать, справедливо и честно, две вещи, которые касаются высказываний в вашем письме:

Во-первых, в одном из отрывков, которые вы упоминаете, нет ни малейшего намека на «незаконнорожденность», и если спокойно и внимательно прочитать весь отрывок, то окажется, что так оно и есть.

Вы совершенно правы, говоря, что я не стал бы писать такую книгу через двадцать лет. Более того, я не стал бы писать такую книгу сейчас. Один из персонажей в моей книге говорит, что мы проживаем не одну жизнь – может быть, дюжину или сотню. С тех пор как я начал писать эту книгу более трех лет назад, я прожил как минимум одну. И самое печальное, что эта жизнь, включая ту, другую, о которой рассказывается в моей книге, закончилась

В одном месте вашего письма вы, кажется, сомневаетесь в моей искренности – «Никто, – говорите вы, – не может заставить меня поверить, что вы не были искренним».

Следующее письмо Вулфа осталось незаконченным и не было отправлено по почте. Первые страницы сильно потерты. Возможно, Вулф долгое время носил его в сложенном виде в записной книжке или в другом месте при себе (это не было для него необычной практикой).

Маргарет Робертс

Бланк письма Гарвардского клуба

Начало ноября 1929 года

Дорогая миссис Робертс:

Я получил ваше письмо около двух недель назад. Я не мог ответить на него раньше, потому что было много дел, связанных с моей книгой, и потому что я позволил темам первокурсников навалиться на меня, пока я [страница оборвана], я был [страница оборвана] мой выход.

Я не могу ответить на ваше письмо так, как оно того заслуживает, [страница оборвана] из-за тем и промежуточных оценок; и отчасти потому, что [страница оборвана] все еще взволнован, пытаясь увидеть, как [страница оборвана] продается книга, что пишут в рецензиях [страница оборвана] и больше всего потому, что я хочу написать вам о вашем письме, когда я смогу написать вам спокойно и обстоятельно.

Но сейчас я хочу сказать одну-две вещи: когда я прочитал ваше письмо, я отнес его Максвеллу Перкинсу, который действительно является главой «Скрибнерс» и который очень [страница оборвана] смелый, щедрый и [страница оборвана] вы слышали, как я говорил [страница оборвана] ему ваше письмо, чтобы он его прочитал, [страница оборвана] его кабинет, пока он его читал. Когда я вернулся, он сказал: «Это [страница оборвана] письмо очень великолепного [страница оборвана] человека» [Этот материал также появляется в черновике его карманного блокнота (смотрите письмо 54)].

Это также то, что я чувствую [страница оборвана]

Что я могу сказать таким людям или тем, кто настаивает на том, чтобы читать мою книгу как дневник буквальных событий? Человек, написавший статью в «Таймс» [Уолтер С. Адамс. Смотрите его рецензию «Amazing New Novel Is Realistic Story of Asheville People», Asheville Times, 20 октября 1929 года] сказал, что в своем предисловии я поднял вопрос о том, является ли книга «автобиографической» или нет, а затем поспешил «снять вопрос ловкими поворотами фраз». [Ibid. Адамс пишет: «В предисловии Вулф поднимает вопрос о том, действительно ли произведение автобиографично, а затем спешит умолить этот вопрос ловким передергиванием фраз»]. Вы прекрасно знаете, что я никогда не задавал вопросов и не пытался уклониться от ответа с помощью «хитроумных вывертов фраз». То, что вы обнаружите, прочитав это вступление, – очень простое, прямое и, я надеюсь, очень ясное изложение цели и природы художественной литературы. Если это заявление не совсем понятно, то это потому, что мне была отведена всего одна страница [опубликованное предисловие Вулфа к роману «Взгляни на дом свой, Ангел» содержит десять предложений. Первоначальная машинопись, названная «Defensio Libris», содержала тридцать три предложения на пяти страницах, прежде чем ее сократили для публикации] и потому, что моя критическая способность недостаточно велика, чтобы четко определить слово «вымысел», но здесь, конечно, нет попытки умозрительно задать вопрос или уклониться от ответа. Но какой ответ хотят получить люди вроде репортера «Таймс»? Он утвердительно заявляет, что я – Юджин и что другие фигуранты моей книги – люди, живущие сейчас в Эшвилле [Adams, Amazing New Novel: «Этот молодой человек, которого называют Юджин Гант (в действительности Томас Вулф, автор)». Ранее в своей рецензии Адамс утверждает: «Книга написана об Эшвилле и эшвилльцах самым простым языком. Это автобиография эшвиллского мальчика. … Автор рисует себя и свой домашний круг, а также соседей, друзей и знакомых смелыми, дерзкими линиями, ничего не жалея и ничего не скрывая»]. Метод таких людей, как этот человек, похож на метод мелкого адвоката, который пытается запугать и заглушить своего свидетеля, крича:

– Отвечайте – «да или «нет» – как будто на любой трудный, сложный и глубокий вопрос можно ответить подобным образом. Так они кричат вам:

– Ваша книга – вымысел или факт? отвечайте «да» или «нет»?

– Это вымысел, – отвечаете вы, – но…

– Не обращайте на это внимания, – кричит он. – Отвечайте «да» или «нет»?

– Но вымысел, – протестуете вы, – очень определенно связан с…

– Никаких ваши хитроумных выкрутасов, – кричит он, – мы не позволим вам так уклоняться от ответа на вопрос. Отвечайте «да» или «нет»?

Что вы можете ответить таким людям? Что вы можете сделать, кроме как попытаться сдержать ярость, поднимающуюся в вашем горле, чтобы не закричать:

– Будь проклята ваша несправедливость!

[письмо обрывается на этом месте; остальная часть страницы пуста]

Возможно, Вулф хотел, чтобы следующий фрагмент был частью предыдущего письма или черновиком, ныне утраченным.

Маргарет Робертс

Осень 1929 года

Это стало очень длинным письмом, но я знаю, что в конце слова не помогут. Если бы слова могли помочь, я мог бы найти ответ в одном предложении. Но я не могу.