Я тяжело вздыхаю, покачивая в пальцах бокал с мартини. Коктейль тоже намешал Иларий, и я наслаждаюсь легким туманом в голове вот уже пятнадцать минут. Горьковатый освежающий вкус оседает на языке. Пламя в красивом темном мраморном камине с фигурами стражей ада улыбается жаром, расслабляет, и я снова начинаю засыпать, растянувшись на медвежьей шкуре.

– Слушай, все хочу спросить, – будит меня Рон. – Кто дал тебе такое дурацкое имя? Рекс…

– Мама. – Я зеваю. – Она англичанка. А тебя-то как зовут? Какое полное имя? Или настоящее.

– Не твое собачье дело, – фыркает Рон и накрывает лицо подушкой.

– Ты замечательный собеседник, – закатываю я глаза и делаю последний глоток мартини.

– Я знаю, – мычит он тоном, означающим «мне похрен на твое мнение».

Пять минут – и в его горле заводится мотор. Не желая слушать жуткий храп, я поднимаюсь по скрипящей лестнице наверх. Второй этаж состоит из переплетающихся коридоров. Темных. Сырых. Мрачных. Моя комната, к счастью, в правом крыле, где чуть больше света, тогда как другие части дома напоминают гробницу. Все двери сейчас закрыты, многие заперты, хотя, клянусь, я постоянно слышу их хлопанье, когда не нахожусь рядом. Чудеса. И кстати: если я призрак, то почему не прохожу сквозь стены?

Сара не отвечает, во что я превратился. Смеется надо мной, подтрунивает, с любопытством наблюдает за попытками найти выход или сбежать. Ага, сбежишь отсюда…

Все это мне настолько осточертело, что вчера я лично взял белый ковер, пропитанный моей кровью, и выбросил его на улицу. Стало легче… ненадолго.

Добравшись до спальни, я неуверенно застываю, потому что слышу за спиной скрип досок и шарканье.

Этот дом издает тысячи звуков сам по себе, получается жуткая какофония неизведанного, но спустя две недели я уже несильно впечатляюсь его песнями. Это некий живой организм. Зверушка Сары, преданно скрывающая секреты хозяйки… но этот звук другой. Я чувствую чей-то взгляд, нагло упирающийся между лопаток, слышу шепот и плавно поворачиваю голову к источнику.

Никого.

Пусто.

По позвоночнику стекает холодный пот.

Господи, чего вообще бояться, когда ты мертв?

Звук раздается вновь – в другом конце коридора. Я присматриваюсь и вижу фигуру. Некто следит за мной. Ребенок? Мальчик? Я приближаюсь, чтобы рассмотреть гостя – и верно. Странный мальчик лет двенадцати. Худой, точно зубочистка. Длинная голубая рубашка свисает до колен, затертые штаны такие же белые, как и его короткие волосы. Он приманивает меня ладонью, настойчиво намекая, что нужно следовать за ним.

Осторожно переступая с ноги на ногу, я двигаюсь по блестящему в лучах солнца кусочку паркета, шагаю к темному углу, за которым скрылся незнакомец.

Еще один призрак? Почему я не видел его раньше? Сара и детей убивает?

Приступ злости добавляет мне храбрости, и я ускоряю шаг. Коридор пахнет штукатуркой и восточными благовониями. Ничего не разглядеть. Однако фигура мальчика светится и мелькает из прохода в проход, после чего исчезает у открытой двери – рядом со спальней Сары. Я медлю. Потом набираю в грудь воздуха и ныряю в темное помещение.

Все сливается в беспроглядную ночь. Я решаю продвигаться в неизвестность, ведь теоретически терять мне нечего. Не учел я лишь боли от нападений мебели. Удар бедром о комод – мизинец целует железную ножку пуфика – лоб неудачно встречается со стеной – пальцы задевают тараканов – щеки облепляет паутина.

В досаде я застываю на месте, снимаю с лица паутину, и вдруг черная густота озаряется двумя светящимися гетерохромными радужками: светло-медной и угольной.

Я слышу чирканье спички, чувствую запах дыма и вижу, как мальчик зажигает толстую свечу.

– Кто ты? – спрашиваю я вполголоса. – Еще одна жертва ведьмы?

В глазах мальчика танцует пламя. Он отрицательно качает головой. Отражение в зеркале за его спиной наводит ужас (не зажигайте свечу перед зеркалом!), и, когда мальчик делает шаг в сторону, я замечаю на зеркале буквы, нарисованные чем-то багровым.

Олифер

– Значит, твое имя Олифер? – неуверенно произношу я. – Это кровь?

На тусклых губах рождается улыбка, и мальчик снова дергает головой, достает из кармана тюбик помады, давая понять, что он не очередной местный маньяк. Я усмехаюсь. Мальчик приближается: его глаза так магически посажены на лице, что, куда ни сдвинься, они смотрят на тебя, даже если это не так.

Пугающе.

Я оглядываюсь. Окон нет. Не считая свечки – ни одного источника света. Мальчик уплывает к стене, выставляет свечку вперед, и по движению подбородком я понимаю, чего он хочет. Олифер указывает на дверь. Щелчок. И с тихим скрипом дверь отворяется.

Дневной свет вливается в комнату сквозь расширяющуюся щель. Олифер толкает меня внутрь. До меня сразу доходит, куда я попал…

Это спальня Сары.

– Ты пытаешься помочь? Если да, то что я должен найти?

Наконец-то у меня появился помощник, кем бы он ни был! Однако радоваться приходится лишь несколько секунд: я кручусь на месте и понимаю, что мальчик исчез. Я опять остался один. От обиды я едва не срываюсь на крик, но вовремя одумываюсь и прохожу в комнату, где боюсь произвести и малейший звук. Если ведьма узнает, что я забрался в ее спальню, то ринется сюда, и тогда я точно окажусь в подвале за дверью, которой меня пугает Иларий.

Но была не была – двум смертям не бывать. Надеюсь…

Глава 3
Живое сердце

На свете много удивительных людей, чьи странности – извечная тема сплетен и страсть любителей психологии; народ и профессионалы относятся к таким личностям с иронией, но моя горячо обожаемая ведьмочка подарит нервный срыв и лучшему психиатру страны. Сара состоит из контрастов. Она великодушна и беспощадна. Игрива и сурова. Вот дом, скажем, она содержит не лучше сарая. Зато ее спальня – чистейшее, роскошное место. Опочивальня герцогини.

Обои с темными панелями и золотыми рисунками, белый пушистый ковер, кровать с бархатным малахитовым покрывалом и тяжелым балдахином, вычурный туалетный столик, шкаф с резными драконами и множество полок со стороны двери – с украшениями, драгоценными камнями, амулетами, травами и статуэтками греческих богов.

Я ожидал увидеть парочку котлов, дохлых жаб, черепушки птичек, спиритическую доску… или как там должна выглядеть спальня ведьмы? Здесь нет ничего колдовского.

Посередине стены – на полке – картина с изображением трех девочек: две светловолосые близняшки лет восьми и рыжая помладше. Прелестные куколки. Мне становится донельзя любопытно, кто эти дети. И почему они украшают полку в спальне ведьмы?

Окна комнаты выходят на задний двор, который десять минут назад ярко освещало солнце, но волшебным образом спряталось за налетевшими тучами. Я сажусь с картиной на подоконник, желая рассмотреть девочек получше при дневном свете, но вместо этого мое внимание похищает другая девушка.

Сара, естественно. В саду. Под яблоней. Рядом с ведьмой – темноволосая незнакомка. Она торопливо жует большое ярко-желтое сочное яблоко: одно из тех, которыми засыпан двор и из которых Иларий печет божественную шарлотку. Незнакомка откусывает, сглатывает, потом дергает губами и выпучивает глаза, перекатывает брови, каждая ее мышца неустанно шевелится – не лицо, а мешок с бешеными мышами.

Длинный подол черного кардигана Сары лежит на сухой траве. Пока гостья сидит на лавочке, ведьма устроилась на садовом бордюре и внимательно слушает, периодически кивая. Рыжие волосы собраны в растрепанный пучок. Кожаные лосины обтягивают стройные бедра, декольте красной кофты слегка демонстрирует черное кружевное белье, а на медальоне сияют изумрудные когти.

Небо предвещает грозу. Над крышей сгущается мрак, ветер поет песни все громче, и я открываю окно, чтобы слышать разговор девушек.

– Мне сказали, что ты способна на невозможное. За определенную плату, конечно, – говорит незнакомка, а потом вдруг широко распахивает круглые рыбьи глаза, поднимая голову.

Заметила меня, зараза.

Сара бросает усталый взгляд на окно своей спальни. Выражение на ее физиономии означает лишь одно: скоро я поплачусь за то, что здесь оказался, но при гостье она держит себя в руках.

– Не обращай внимания, – таинственно улыбается она. – Это мой слуга. Он открывает рот только тогда, когда я приказываю встать на колени.

Пока я, давясь воздухом от шока, раздумываю прыгнуть Саре на голову, она продолжает:

– Слухи обо мне, как правило, правда. Вопрос в том, чего именно ты хочешь и хорошо ли подумала? Не стоит принимать решение сгоряча. Но в любом случае мы можем приворожить твоего мужа; можем сделать так, чтобы его агрегат стоял лишь на тебя; можем кастрировать. Любой каприз за ваши деньги.

– Охотно верю. – Девушка склоняется ближе к Саре. – Моя бабуля тоже… колдунья. Говорит, что вы знакомы. Мария…

– Да-да, живет на другом конце города, – перебивает Сара, щелкая пальцами.

– Она называла тебя одной из самых могущественных ведьм, – восхищается девушка.

Сара отмахивается.

– Так что делаем с твоим горе-мужчиной?

– Сначала приворожим.

– Сначала?

– Чуть позже… – словно ставя точку, гостья поднимается и твердо заявляет: – Ему придется сдохнуть.

– Почему не сразу?

Сара с иронией выгибает бровь.

– Мне нужно собрать кое-какие бумаги, чтобы все имущество точно досталось мне, да и нового подыскать.

– Ты будто старые сапоги выкидываешь, а не мужа убиваешь, – смеется ведьма. – Зима близко. Ходить будет не в чем. Надо бы сначала новые присмотреть.

– Пусть урод будет влюблен в меня по уши на смертном одре. Теперь меня волнует лишь наследство, но я хочу, чтобы он ответил за каждый свой загул и увидел меня счастливой с другим мужчиной.

Сара хмыкает, пожимает плечами и предлагает девушке прогуляться в саду: видимо, не хочет, чтобы я подслушивал детали их плана по убийству очередного мужика. Под руку с гостьей ведьма обходит три безымянные могилы и скрывается за беседкой.

С неба уже срываются мелкие капли. Пахнет дождем. Я смотрю в сторону темного, кудлатого горизонта, чувствуя себя полным идиотом – неудачником, который повелся на красивые глазки сумасшедшей убийцы и позволил заманить себя в ловушку. Мой дом недалеко. Чуть дальше многоэтажек, вытянувшихся в трех километрах отсюда. Дом, в котором никто не перерезал мне горло. Прислушайся я к здравому смыслу, сидел бы сейчас в своем кресле, попивая кофе с корицей, и думал только о работе.

Но увы, я такой же придурок, как и все в проклятом Демонхаусе.

Ощутив в полной мере, что план по самобичеванию на сегодня выполнен, и не найдя среди вещей ведьмы ничего полезного, я выхожу из спальни и отправляюсь к ребятам.

Рон поддакивает ведущему программы новостей, а Иларий, едва меня увидев, размахивает первым томом «Войны и мира», подзывает за шахматный стол.

– Ты шестьдесят восемь раз меня победил, какой смысл?

– Ларик самоутверждается, – встревает Рон.

Иларий закатывает глаза.

– Смотри свой ящик, – отзывается он. – Создавай видимость общения с сыном.

– С кем?

– Я твой длинный язык знаешь, куда засуну? – Рон вскакивает.

Загородив Илария собой, я повторяю вопрос, но в ответ молчание.

Затем парень тихо продолжает:

– У Рона два сына. Один из них на экране, работает ведущим новостей. Блин, знаешь, я тоже всегда хотел попасть на экран, стать телезвездой и точно бы стал, если бы не умер, – грустит Иларий.

– Не расстраивайся, – мрачнеет Рон, – когда передача закончится, я воткну твою голову в телевизор, станешь настоящей звездой экрана.

Я хмурюсь и подхожу к телевизору.

Сын этого пьяницы – ведущий новостей? Ясно теперь, с кем он дискуссии ведет и почему не пропускает ни один выпуск. Серьезно, Рон мне чуть руку не оторвал, когда я попытался переключить новости на «Игру престолов»! Я еще подумал: «Ни хрена себе у человека любовь к вымирающим горбатым китам».

Рон садится обратно на диван и всем видом игнорирует наше с Иларием общество. Мне становится даже жаль его. Столько лет видеть по телевизору лицо собственного ребенка и не иметь возможности поговорить с ним вживую.