Кейт сжала крепче влажное от ледяной воды полотенце и неловко сглотнула. Она не могла назвать себя трусихой – трусихи не сдавали сложнейшие тесты, чтобы поступить в самую закрытую и привилегированную академию мира, – но, когда он смотрел на нее своим нечитаемым серым, как утренний туман, взглядом, она чувствовала себя именно той, кем он ее считал, – мышкой. Крошечной, безобидной и тихой мышкой, которая вдруг решила, что может чувствовать себя безопасно, бегая вокруг лап кота.

– Почему ты так сильно меня боишься?

Класс, теперь он читал ее мысли.

Кейт бросила полотенце в раковину и поспешила отвлечь себя мытьем рук. Лицо Кайроса выглядело прилично, да и с головой тоже, судя по всему, все было в порядке. Теперь он мог спокойно дойти до башни в одиночестве и подняться к себе комнату, чтобы переодеться. Больше он в ее помощи не нуждался.

– Я тебя не боюсь, – неумело соврала она, стараясь даже не оглядываться на него в зеркало.

– Когда занята делом, нет, – принялся рассуждать Кайрос. – Ты спокойно согласилась заниматься со мной французским, но сейчас я отчетливо видел страх.

– Тебе показалось.

– Я очень внимателен.

– Поздравляю тебя, – вздохнула Кейт и потянулась к последнему сухому полотенцу в уборной. – Мне пора идти.

– Ты сказала, что уже написала контрольную. У тебя всего несколько несданных дисциплин, куда ты так торопишься?

Что? Откуда он знал подробности ее учебного плана?

– Какая тебе разница? – прямо спросила она, глядя Кайросу в лицо.

Это было ошибкой. Нельзя смотреть на тех, кого боишься. Страх осязаем, он плотнее воздуха, а потому легко различим. Он чем-то похож на возбуждение: от него холодеют руки, бегают мурашки по коже и заходится сердце в груди. Кейт чувствовала нечто подобное только к двум парням – к Патрику, потому что он ей нравился, и к Кайросу. Но страх перед Кайросом был намного сильнее и хуже, чем желание, которое она испытывала к Патрику. Она даже близко не могла контролировать себя наедине с Блэквудом, и это было плохо, очень-очень плохо.

– Я больше никогда не причиню тебе вреда, мышка, – пообещал он тяжелым голосом. – Ты мне веришь?

Доверия к людям у Кейт всегда была гора и маленькая тележка. Она очень легко сближалась с людьми, и зачастую это выходило ей боком. У нее не осталось ни одного друга детства, потому что все, что их когда-то связывало, оказалось неискренним и ненастоящим. В Винтерсбруке она нашла новых товарищей, но опять же… Нейт и Пэм еще ладно, а вот Патрик едва ли на нее смотрел.

– Почему? – прошептала она ему.

Кайрос выпрямился в полный рост, и его темные брови сложились домиком.

– Что «почему»?

– Почему ты все это делаешь? Допустим, уроки французского полезны нам обоим, или это у тебя такой подкуп, но я не дура. Ты извинился передо мной в первый день, хотя не должен был, а сейчас говоришь мне все эти вещи, будто не из-за тебя я вздрагиваю каждый раз, когда иду по большому коридору. – Кейт прикусила губу до крови, но заставила себя продолжить: – Ты и твои дружки делали мне больно и получали от этого удовольствие. Теперь скажи мне, Кайрос, почему я должна тебе верить?

Вероятно, это было самым смелым поступком в ее жизни – сразу после поступления в Винтерсбрук и прыжка с парашютом, который ей подарил отец на восемнадцатилетие. Сделав это заявление, Кейт почувствовала долгожданное облегчение. Если она вдруг решит эту непростую задачку с Блэквудом, ей станет сильно легче доучиться последний семестр в академии и сосредоточиться полностью на Уэльсе и их несбыточных отношениях.

– Потому что я хочу измениться, – признался Кайрос и поправил упавшие на лоб платиновые волосы. – Может, это мой последний шанс не остаться в твоей памяти придурком.

Желать того, чтобы кто-то видел тебя иначе, – грустное и чаще всего бесполезное занятие. Люди думают о ком хотят что хотят, и в центре их мыслей всегда остаются они сами. Так что кем бы ты ни был – хоть спасителем человечества, – непременно найдется тот, кто назовет тебя заносчивым негодяем и плюнет тебе вслед.

Но Кейт ценила его открытость. У Кайроса недавно умер отец, а смерть близких всегда меняет человека изнутри. Перестраиваются ценности, само мировосприятие; может, Блэквуд действительно захотел стать кем-то другим или просто искал лучшую версию себя.

– Мир? – уточнил Кайрос, так и не дождавшись ответа.

Теперь они должны поклясться на мизинчиках или что-то в этом роде?

– Мир, – рискнув, наконец подтвердила Кейт. – Но мне действительно пора.

По плану Патрик вернется с тренировки по лыжам буквально через сорок минут. А когда он приходил весь потный и в обтягивающем синем свитере академии, у нее автоматически поднималось настроение. Видит бог, сегодня ей это особенно необходимо.

– Конечно.

Кайрос вежливо отступил на метр, хотя туалет был достаточно просторным, чтобы она обошла его с другой стороны.

– Рейнхарт, – позвал он, когда она уже открыла дверь.

– Да?

– Больше никто тебя и пальцем не тронет. Я обещаю.

Она всегда догадывалась, что он сильно влияет на свою шайку, и теперь Блэквуд подтвердил ее предположения. Мог ли он в действительности запретить всем тем парням задирать ее? Непонятно, но даже просто от его слов Кейт испытала ощутимое облегчение.

– Завтра первые соревнования в семестре. Приходи меня поддержать, – добавил он будто невзначай.

Поддержать его? На чертовых соревнованиях?

Похоже, она сильно ошибалась, если решила, что с перемирием все вопросы касательно Кайроса просто возьмут и исчезнут.

– Эм, ладно.

Кейт не умела отказывать друзьям, а они же больше не враги. Кто они теперь друг другу, черт возьми?

Ей не хотелось услышать еще что-нибудь провокационное от Блэквуда, поэтому она выскочила в коридор при первой же возможности.

Ну просто потрясающе.

Так уж вышло, что в академии Кейт постоянно сталкивалась с трудностями. Некоторые из них были навязаны ей со стороны, как, например, необходимость сдачи спортивной дисциплины, а какие-то она создавала себе сама, вроде цели обогнать всех на курсе в успеваемости. Что касается Кайроса, он и его гнусные приятели тоже были определенным испытанием: из-за них она частенько ходила с синяками, случайно рвала одежду, портила тетради и книги. Конечно, услышать от него, что ей это все больше не грозит, – приятный бонус. Без Блэквуда коалиция ее обидчиков попросту развалится, и тогда Кейт сможет наконец-то вдохнуть полной грудью.

Это был идеальный исход их беседы в мужской уборной. А вот неидеальный: она стала жертвой его нового жестокого плана по унижению ее достоинства – на этот раз особенно изощренного и коварного.

– Ну наконец-то, – с облегчением вздохнула Пэм, когда Кейт присоединилась к ним в малой гостиной под общежитиями.

Здесь всегда было темно и уютно благодаря двум отзеркаленным каминам и нескольким окнам, за которыми простиралась лишь зимняя мгла. Никаких помпезных люстр – лишь кованые светильники и мрачные торшеры, пристроенные к кожаным диванам. От этого места всегда исходила аура охотничьего домика, только обошлось без рогов несчастного оленя на каменных стенах.

– Я думала, Кайрос тебя убил, – излишне театрально начала причитать Уэльс.

– Я говорил ей, что с тобой все в порядке, – отчитался Нейт, который нашел себе укромное место для чтения книги в кресле у камина.

Кейт не знала, с чего начать, чтобы не сильно шокировать друзей, поэтому зашла издалека:

– Все нормально. Я помогла ему убрать кровь с лица, и мы немного поговорили.

Она дождалась, пока ребята переварят первую порции информации, и села на диван к Пэм.

– О французском? – предположила та.

Эти несколько слов, которыми они перебрасывались на их занятиях для усовершенствования языка, не шли ни в какое сравнение с исповедью, которую Кайрос устроил в уборной.

– Нет, – осторожно произнесла Кейт и нервно хрустнула пальцами. – Он захотел помириться.

– Помириться?! – тут же удивленно повторила за ней Пэм. – Кайрос Блэквуд протянул тебе оливковую ветвь?!

– Что-то вроде того.

Рейнхарт посмотрела на Нейта в поисках поддержки, но тот лишь поджал губы.

– Где тут подвох?

– Не знаю. Наверное, нет никакого подвоха.

– Это Кайрос Блэквуд, – еще раз грозно озвучила его имя и фамилию Уэльс, будто те могли объяснять все на свете. – Блэквуды не делают ничего просто так.

– Я ему поверила.

Пэм фыркнула, а Эшер наконец-то отложил книгу на пол.

– Что еще он сказал? – полюбопытствовал Нейт.

– Ничего важного. Он говорил искренне. – Кейт не хотела его защищать, но ей ничего не оставалось: – На него могла повлиять смерть отца.

– Или психолог, – выдвинул новую версию он.

– Психолог?

– Мы с Джерри вместе ходим на политику, и Шарп случайно проболтался, что Блэквуд был у него.

Пэм лишь махнула рукой:

– К ван дер Бергу ходят все, кто заподозрен в семейных проблемах. Директор Диккенс трясется за моральное состояние учеников, потому что оно напрямую влияет на вес его кошелька.

Получается, они с Патриком у него тоже были? Уэльсы известны трудными отношениями с родителями, вряд ли Диккенс оставил их без внимания.

– Ваши семьи знакомы, – вспомнила Кейт. – Ты говорила мне, что вы как-то отмечали Рождество вместе с Блэквудами.

– Даже несколько раз, просто не хотела портить тебе настроение. Он ужасно себя вел, и не было смысла теребить твою незажившую рану.

Чаще всего Пэм перебарщивала с контролем всех и вся, но иногда, как сейчас, забота Пэм все же оказывалась как нельзя кстати и пробуждала неожиданное тепло и чувство уюта.

– Как он общался с отцом?

– Подчеркнуто уважительно. Алан Блэквуд выдрессировал себе идеального породистого щенка.

Пэм не сказала этого, но Кейт прочла все между строк: «…идеального щенка, какими никогда не станем мы с Патриком».

– О каких щенках речь?

Боги. Его голос. Кейт каждый раз словно умирала и возрождалась заново, когда слышала его легкую хрипотцу.

– Патрик! – обрадовалась приходу брата Пэм и тут же вскочила с места, чтобы обнять мокрого насквозь Уэльса.

Да. Это был, мать его, тот самый свитер.

– Ты уверен, что записался на лыжи, а не на плавание? – запричитала Пэм. – Ты промок до нитки.

– Пару раз занесло на поворотах, повалялся в снегу.

Кейт как-то представляла, как они вместе лежат в сугробе и сладко целуются. Его лыжи были воткнуты где-то позади, и создавалось ощущение, что они лежат на огромной белой перине кровати с необычным изголовьем.

– А у нас тут интересная тема для разговора, – вернулась на диван Пэм, а Патрик, к несчастью, занял тот, что стоял напротив.

– Да? Уже обсудили обосранца Джима?

– Понять не могу, зачем ему понадобились чернила, – задумался Нейт.

– Неа, – улыбалась Пэм. – Тема этого вечера – Блэквуд.

– И его кровавый фонтан из носа? – снова попытался угадать Патрик, но у него не вышло.

– Он захотел подружиться с нашей Кейти, – сладко протянула Уэльс.

Впервые с того момента, как Патрик зашел в гостиную, его глаза нашли ее. Какой же он красивый… Ей моментально становилось неловко, когда она замечала, как его почти черные радужки идеально сливались со зрачками.

– Зачем? – немного отстраненно уточнил он.

– Вот и мы пытаемся выяснить. Твоя версия?

– Без понятия, – вздохнул Патрик. – Может, у него какие-то проблемы с учебой. Я не слежу.

Каждый раз было больно. Кейт знала, как он к ней относится, но это не означало, что она когда-нибудь к этому привыкнет. Кайрос прекрасно учился, и их двоих учителя нередко выделяли на разных курсах после контрольных, так что дело было точно не в знаниях. Неужели Уэльс не мог даже предположить, что она годится для чего-то, кроме эссе?

– Он второй на курсе после Кейт, – озвучил ее мысли Нейт. – Я знаю, потому что иду сразу за ним.

– Полегче, умники, в комнате становится душно, – хихикнула Пэм, не обращая внимания на напряжение, повисшее между ними.

– Было кое-что еще, – решила добавить Кейт. – Он позвал меня поболеть за него на завтрашнем заплыве курсов.