Врачи смерти (страница 3)
Поскольку в годы после прихода Гитлера к власти в 1933 году многих немецких женщин лишили возможности сделать карьеру в медицине, в этой профессии стали еще больше преобладать мужчины. Некоторые женщины, в том числе те, которые позже присоединились к СС и работали с людьми вроде Йозефа Менгеле в таких адских местах, как Освенцим, продолжили так называемую медицинскую карьеру, однако их число было намного меньше, чем до прихода Гитлера к власти. Большинство молодых немецких студентов, стремившихся стать военными или гражданскими врачами или хирургами, должны были быть членами обязательного движения гитлерюгенд [1]. Любого студента, избегавшего членства в гитлерюгенде или по какой-либо причине выбывшего оттуда, власти могли лишить права поступления в университет. Нацисты через новую систему образования, гитлерюгенд и Союз немецких девушек [2] пересмотрели медицинскую этику, которая ранее прежде всего учитывала интересы нуждающихся. Новый режим не только изгнал еврейских врачей, медсестер и хирургов из различных клинических профессий, но и постарался лишить евреев и других, считавшихся принадлежащими к низшей расе, даже самой элементарной повседневной медицинской помощи. Таким образом, сфера образования оказалась пропитана расизмом и гонениями в сознательном стремлении закалить немецкое сознание, чтобы подготовить его к предстоящим ужасам.
При рассмотрении конкретных форм медицинских исследований, проводившихся на живых людях в нацистскую эпоху, необходимо понимать два аспекта. Первый – тоталитарная политическая система, которую поддерживал национал-социалистический режим. А также более широкая парадигма нацистской расовой гигиены, возникшая не исключительно в результате нацистской политической системы, а скорее в результате социального движения, опирающегося на концепции, созданные на основе понимания современной биологии. Ее истоки предшествовали приходу к власти нацистской партии более чем на 20 лет. Авторитарная политическая система и программа расовой гигиены усиливали друг друга как концепции, способствуя появлению конкретных вопросов, которые нужно было решить медицинским наукам. И все это в условиях отсутствия каких-либо этических или правовых норм. Сочетание данных факторов создало условия для проведения медицинских экспериментов над живыми людьми, что ранее считалось невозможным.
Нацистский немецкий аналог евгеники, известный как Rassenhygiene или «расовая гигиена», рассматривался как прикладная наука, основанная на законах генетики. Он считался важным элементом улучшения здоровья немецкой нации. Предполагалось, что благодаря применению науки обнаружится долгосрочное решение для предотвращения дефектов в генетическом материале человека, что, в свою очередь, дополнит индивидуальную гигиену. Ключевым элементом нацистской расовой гигиены было представление, что жизнь и поведение людей определяется их биологической конституцией, и в конечном счете их генами. Медицинские учреждения стремились узаконить свою политику в области здравоохранения и расового вопроса, в частности введением закона о стерилизации «для предотвращения рождения генетически больных детей». Он вступил в силу 14 июля 1933 года и означал, что любой гражданин Германии на территории Рейха, страдающий любой физической или умственной неполноценностью, которая считалась наследственной, мог подвергнуться принудительной стерилизации. Этот список включал глухоту, шизофрению, эпилепсию, слепоту, тяжелые уродства и алкогольную зависимость. Этот закон рассматривался как логический шаг к защите расовой целостности будущего Рейха. Многие инвалиды, даже если были в полном рассудке, подвергались принудительной стерилизации и/или абортам. Многих позже убили немецкие медики под прикрытием безжалостной нацистской программы эвтаназии T4, – по современным оценкам в ее рамках в специально построенных газовых камерах уничтожили 200 000 детей и взрослых с инвалидностью. Психиатрические лечебницы также быстро освободили с помощью программы эвтаназии T4, но после того, как отобрали пациентов для проведения так называемых медицинских экспериментов. Многие из тех, кого в системе психиатрических лечебниц называли душевнобольными или умственно отсталыми, не стерилизовали – их просто убивали, а тела сжигали. У некоторых перед кремацией удаляли внутренние органы, такие как мозг, для медицинских исследований. Органы извлекались и помещались в большие стеклянные сосуды, наполненные либо спиртом (60 %), либо формалином (водным раствором формальдегида). Оба метода консервации препятствовали процессу некроза в человеческих органах и тканях, взятых для исследований. Во многих отношениях медицинские исследования наследственных заболеваний, уродств, психических заболеваний и инвалидности пережили огромный подъем при нацистском режиме. Немало врачей и хирургов в нацистской Германии занимались своей деятельностью подобно филателистам, собирающим марки. Это стало во всех отношениях официальным разрешением на массовое насилие не только над тысячами людей, но и над самой системой.
Гитлерюгенд для детей нацистской Германии служил инструментом не только для внушения молодым немцам политических и социальных убеждений нацистского режима, но и для отсева детей, считавшихся непригодными арийцами. Классификация проста. Любой ребенок, у кого обнаруживались какие-либо физические или умственные дефекты, подвергался медицинскому, физическому и академическому отбору. Гитлерюгенд отбирал в свои ряды только физически здоровых и умственно развитых. Любой, кто не соответствовал ожидаемым критериям, находился под тщательным контролем со стороны и государства, и товарищей по гитлерюгенду. Чтобы проиллюстрировать этот безжалостный процесс отбора по физическим и умственным параметрам, приведу несколько примеров, рассказанных бывшими членами женской и мужской организаций гитлерюгенда.
Анна Данн, которая была членом гитлерюгенда для девушек – Союза немецких девушек – вспоминала, как некоторые боролись с физическими и умственными требованиями, предъявляемыми к ним в BDM, и о зловещих последствиях, которые неизбежно следовали за этим:
«Большинство девушек отвечали требованиям и становились членами движения, так что я хорошо помню тех, кто не справился и что с ними стало. Была одна девушка, которая, казалось, прекрасно справлялась с интеллектуальными требованиями, однако испытывала трудности с более важными физическими нормативами. Мы много бегали, бросали мяч, занимались гимнастикой и плаванием – это очень большая нагрузка, причем все задания нужно было выполнять за отведенное время. Эта девочка быстро уставала и начинала задыхаться во время физических упражнений, которые считались обязательными. Во время кроссов так сильно отставала от лидеров группы, что они ругали ее, называли слабачкой и призывали поспешить. Стало очевидно, что по какой-то причине она физически не готова к подобным нагрузкам. Вызвали врача, чтобы осмотреть ее легкие, и выяснилось, что она страдает какой-то формой астмы. В результате врач настоял, чтобы ее семья также прошла тщательное медицинское обследование. В итоге девушку, о которой я говорю, отправили в одну из клиник для стерилизации. Да, ее стерилизовали, а ей было всего 15 лет. Ее отец и мать протестовали, и я слышала, что в качестве наказания то же сделали с обоими родителями. Никто не скрывал, что слабые и неспособные люди неприемлемы для новой Германии. Даже если мы получали травмы во время занятий спортом, мы не показывали боли или дискомфорта, боясь, что с нами могут поступить также. Это заставляло нас преодолевать любую боль, просто игнорировать ее, и со временем она проходила».
Курт Буше, бывший член гитлерюгенда из Гейдельберга, вспоминает случай, который называет «Толстяк».
«Когда вступление в гитлерюгенд стало обязательным для всех, нам не просто выдали форму и значок. Нет, это был строгий отбор, очень похожий на тот, который применялся в то время в вооруженных силах. У нас были врачи, многие из которых оказывались связаны с СС, поскольку они не хотели, чтобы какие-либо дети имели признаки наследственных заболеваний как психического, так и физического характера. Нас подвергали всевозможным физическим тестам, осматривали с головы до ног и делали индивидуальные заметки о каждом. Я был среднего роста и веса, здоровым мальчиком, так как до вступления в гитлерюгенд ходил в походы, ездил на велосипеде, бегал и плавал. Я был одним из тех, кто летом и зимой никогда не сидел дома, я любил природу и проводить время с друзьями, занимаясь тем, чем обычно занимаются мальчики. Мы лазали по деревьям, устраивали соревнования по бегу и плаванию, так что у нас уже был дух соперничества, а гитлерюгенд оттачивал его еще больше. Помню, как прошел отбор и был представлен лидеру нашей районной группы: высокому парню со светлыми волосами, голубыми глазами, очень мужественному на вид. Он выпячивал грудь и лаял на нас как сержант в армии, он просто сказал: “Хорошо, что вы не опоздали присоединиться к партии, здесь нет желе и мороженого, нам не нужны маменькины сынки, слабаки или непатриоты. Мы узнаем о вас все что нужно. Если будете усердно работать и мы сочтем вас приемлемыми, вы станете братьями для всех других мальчиков здесь”.