После завтрака я решила исследовать свою тюрьму. Бродила по бесконечным коридорам, заглядывая в полуоткрытые двери. Библиотека с книгами в одинаковых кожаных переплетах, которые, казалось, никогда не открывались. Зимний сад с идеально подстриженными орхидеями, которые не пахли. Кинотеатр с рядами пустых мягких кресел. Все было безупречно, дорого и мертво. В этом доме не было души. Как и в его хозяине? Нет, в нем была душа. Темная, израненная, спрятанная под семью замками, но она была. Я почувствовала это. И это пугало больше всего.

К обеду я уже готова была лезть на стену от одиночества и тишины. Я сидела в зимнем саду и смотрела на орхидеи. Мне захотелось сорвать одну, просто чтобы увидеть что – то неидеальное, живое. И тут я услышала шаги. Твердые, уверенные, мужские. Не легкая походка Жени. Это были его шаги. Сердце заколотилось, сжимаясь в комок то ли страха, то ли предвкушения.

Анатолий появился в дверях не сразу. Сначала я услышала его голос, отдающий распоряжения Лидии Михайловне низким, спокойным тембром. Потом он вошел. Он был в другом костюме, но также безупречен. Его взгляд скользнул по мне, задержался на секунду дольше необходимого, и я почувствовала, как по спине побежали мурашки.

– Любовь Викторовна. Я надеюсь, Лидия Михайловна позаботилась о вас? – его голос прозвучал формально, но в глубине глаз читалась тень насмешки. Он знал, что я здесь сходила с ума.

– Да, спасибо, все прекрасно, – мой собственный голос прозвучал пискляво и неестественно.

Анатолий подошел к орхидее, которую я только что хотела сорвать, и провел пальцем по идеальному лепестку.

– Скучаете? – спросил он неожиданно, не глядя на меня.

Вопрос застал меня врасплох.

– Я… не совсем понимаю…

– По Жене, – уточнил он, и теперь его взгляд был прикован ко мне. Тяжелый, изучающий. – Вам, должно быть, его недостаточно. Сын импульсивен. Легко загорается и быстро остывает. Не самый надежный спутник для такой… вдумчивой натуры.

Анатолий говорил о своем сыне с убийственной, холодной точностью. Без злобы, просто констатируя факт. Мне стало не по себе.

– Я люблю Женю, – автоматически выпалила я, чувствуя, как горит лицо. Ложь прозвучала настолько фальшиво, что мне самой стало противно.

Анатолий Владимирович усмехнулся. Тихо, почти про себя.

– Конечно, – сказал он мягко. – Как же иначе.

Он сделал шаг ко мне. От него пахло морозным воздухом, дорогим одеколоном и властью. Мое сердце бешено колотилось где – то в горле. Я не могла пошевелиться, прикованная его взглядом.

– Вам не нужно лгать мне, Любовь Викторовна, – произнес он тихо, так, чтобы не услышала экономка. – Мы оба понимаем, какая сделка здесь заключена. Я уважаю прагматизм. Ненавижу лицемерие.

Он видел меня насквозь. Видел всю мою нищету, мой страх, мою сделка с совестью. И не осуждал меня. Он принимал это. Как данность. И в этом было что – то унизительное и невероятно освобождающее одновременно.

– Я… – я не нашлась, что сказать. Я просто смотрела на него, широко раскрыв глаза, как кролик перед удавом.

Анатолий Владимирович внимательно посмотрел на меня, потом его взгляд смягчился, стал почти жалостливым.

– Дом большой. Не сидите в четырех стенах. Библиотека вон там, – он кивнул в сторону коридора. – Там есть книги, которые могут вас заинтересовать. Не только про искренность, – в его голосе снова прозвучала легкая насмешка.

Анатолий развернулся и ушел, оставив меня в одиночестве с бешено стучащим сердцем и вихрем противоречивых чувств. Он не был груб. Он не был неприятен. Он был опасен. Опасен тем, что видел меня настоящую. И говорил со мной не как с ребенком или с невестой сына, а как с равной. Как со взрослой женщиной, которая сама сделала свой выбор. И это было самым страшным и самым пьянящим ощущением за все время моего пребывания здесь.

Я почти побежала в библиотеку. Не потому, что хотела читать. А потому, что он разрешил. Потому, что это было место, где он бывал. Где, может быть, осталась частичка его присутствия. Я стояла среди высоких стеллажей, дыша воздухом, пахнущим старым переплетом и его сигарами, и понимала, что жду. Жду следующей встречи. Жду следующего взгляда. Жду следующей фразы, которая обожжет и унизит. Я была пленницей. Но не этого дома. А того взгляда, что видел меня насквозь.

Глава 5

Анатолий

Виски не брали. Сигара не брала. Деловые отчеты плыли перед глазами, превращаясь в хаотичный узор. Во рту стоял привкус медной проволоки – вкус собственного напряжения. Все из – за нее. Из-за этой девочки с глазами испуганной лани, которая посмела заговорить со мной об искренности. Я знал, что она одна. Женя звонил из Москвы, что – то лопотал о фотографах, его голос был полон пустого возбуждения. А я видел ее в своем воображении: она бродит по дому, как призрак, касается пальцами корешков книг в библиотеке, смотрит в окно на мой парк. Мой. Все здесь было мое. И она теперь тоже была здесь. Под моей крышей. Невеста моего сына. Чертова искра любопытства, острая и нестерпимая, жгла изнутри. Чем она занимается? О чем думает? Спит? Читает?

Я вышел из кабинета, не отдавая себе отчета, куда иду. Ноги сами понесли меня по длинному, погруженному в полумрак коридору в ее крыло. Я оправдывал себя: я хозяин, я проверяю, все ли в порядке, комфортно ли гостье. Из – под двери в ее апартаменты пробивалась полоска света. И доносился тихий, едва слышный плеск воды. Кровь ударила в виски. Она в ванной. Разум кричал, что нужно развернуться и уйти. Немедленно. Но ноги приросли к полу. Рука сама потянулась к ручке. Дверь в будуар была не заперта.

Я вошел бесшумно, как вор. Воздух был влажным, густым, пахнущим чем – то цветочным и сладким – ее гелем для душа, ее шампунем. Ее запахом. Дверь в ванную комнату была приоткрыта. Я замер не в силах сделать ни шаг вперед, ни шаг назад. Люба сидела в огромной джакузи, откинув голову на мраморный край. Глаза были закрыты, на ресницах блестели капли воды. Длинные, влажные пряди волос темными змеями обвивали ее шею и плечи. Пар поднимался над водой, окутывая ее словно дымкой, скрывая и открывая самые сокровенные детали. Я видел изгиб ее ключицы, верхнюю часть груди с упругой, нежной кожей, на которую падали тени от свечей, расставленных по краю ванны. Хрупкий, почти девичий силуэт, и в то же время ослепительно женственный. Одна рука бессознательно скользила по поверхности воды. Она была погружена в свои мысли, абсолютно беззащитная и не подозревающая, что за ней наблюдают.

Жар прокатился по мне волной, сжимая низ живота стальными тисками желания. Таким примитивным, животным, всесокрушающим. Я хотел прикоснуться к этой коже. Провести пальцем по той капле, что скатилась с ее виска на щеку. Услышать, какой звук она издаст, если я внезапно явлюсь перед ней. Я сделал непроизвольный шаг вперед. Пол скрипнул. Ее глаза мгновенно открылись. Испуганные, огромные, как у ребенка, застигнутого на месте преступления. Она метнулась, пытаясь прикрыться, вода хлынула через край.

– Кто здесь? – ее голос дрожал.

Я вышел из тени в полосы света. Увидел, как ее лицо побелело, как зрачки расширились от чистого, неконтролируемого ужаса.

– Анатолий Владимирович! – Любовь ахнула, судорожно натягивая на себя воздушную пену, пытаясь стать как можно меньше. – Что вы… что вы здесь делаете?

– Я… – мой собственный голос прозвучал хрипло, чужим. Я не находил оправданий. Не хотел их находить. Я смотрел на нее, и все во мне горело. – Я услышал шум. Решил проверить.

– Выйдите! – ее шепот был резким, обрывающимся. – Немедленно! Женя ваш сын!

Именно это упоминание о сыне – стало тем крючком, который зацепил во мне не совесть, а ярость. Ярость на нее, на него, на всю эту дурацкую ситуацию. Сделал еще шаг, теперь я стоял прямо у ванной. Я видел каждую пору на ее испуганном лице, каждую каплю на ее ресницах.

– Женя, – прорычал я, и имя сына на моих губах звучало как ругательство, – Сейчас в Москве. Он выбирает оркестр для своей идеальной свадьбы. А его невеста принимает ванну в моем доме.

Я протянул руку, не касаясь ее, просто провел ладонью над поверхностью воды, над ее обнаженным плечом. Девушка замерла, не дыша, вся превратившись в один сплошной напряженный нерв.

– Вы боитесь меня, Любовь? – спросил я тихо, почти ласково. – Или боитесь себя? Того, что можете почувствовать?

– Это неправильно… – выдохнула она, но не отводила взгляд. Она смотрела на меня, загипнотизированная, как кролик.

– А что в этой бутафории правильно? – моя рука все же опустилась, и я коснулся мокрой пряди ее волос, откинув ее с плеча. Она вздрогнула, как от удара током. Ее кожа была обжигающе горячей. – Твой брак с моим сыном? Это правильно?

Люба не ответила. Ее губы дрожали. Я наклонился ниже, чувствуя, как теряю контроль. Пар от воды смешивался с моим дыханием.

– Я мог бы до тебя дотронуться сейчас, – прошептал я ей прямо в губы, не касаясь их. – И твое тело ответило бы мне. Оно уже отвечает. Я вижу.

Она вскрикнула – коротко, беззвучно – и резко выпрямилась, выплеснув на меня воду. На секунду наша кожа соприкоснулась – капли с ее плеча попали на мою руку, обжигая ее.

– Нет! – крикнула она уже громко, с истеричной ноткой. – Уйдите! Уйдите!

Девушка выбралась из ванны одним неловким движением, хватая с вешалки большое банное полотенце и кутаясь в него, спотыкаясь, падая. Вода с нее лилась ручьями на мой идеальный пол. Она была жалкой, испуганной, униженной. И невероятно прекрасной в этом своем животном ужасе. Я не стал ее останавливать. Я стоял и смотрел, как она убегает из ванной, как хлопает дверь в спальню, как щелкает замок.

Я остался один. В наполненной паром комнате, пахнущей ее телом. Мои руки дрожали. Внизу живота стояла тупая, нереализованная боль. На рукаве моего безупречного костюма расплылось мокрое пятно от попавшей на меня воды. От ее воды. Я поднес руку к лицу, вдохнул. Слабый, сладкий запах ее геля для душа смешался с запахом моего одеколона. Запах ее страха и моего греха. Я не испытывал ни стыда, ни раскаяния. Только всепоглощающую, дикую жажду. Я напугал ее. Унизил. И я знал, что теперь она будет бояться меня еще больше. Но в этом страхе теперь будет щекочущий, порочный интерес. И я, и она – мы это знали.

Я вышел из ее апартаментов, притворив за собой дверь. Дом был тих и пуст. Но теперь в его стерильном, холодном воздухе навсегда повисло эхо ее испуганного дыхания и моего невысказанного желания. Я проиграл сегодняшний раунд. Но война только начиналась. И я уже не мог, не хотел отступать. Она была моей. По праву того, кто сильнее. По праву того, кто первый увидел в ней не невесту, а женщину. И я заставлю ее признать это.

Глава 6

Любовь

Я заперлась. Щелчок замка прозвучал как выстрел, отгораживая меня от него, от того, что только что произошло. Я прислонилась спиной к холодной деревянной поверхности, вся дрожа, как в лихорадке. Сердце колотилось так бешено, что, казалось, вот – вот выпрыгнет из груди и упадет на пол, залитый водой и стыдом. Вода. Полотенце промокло насквозь, прилипнув к коже ледяной саваном. По ногам струйками стекала вода, образуя на паркете лужу. Я смотрела на нее, не в силах пошевелиться, и в ушах стоял его голос. Низкий, хриплый, проникновенный.

– Я мог бы тебя коснуться сейчас. И твое тело ответило бы мне. Оно уже отвечает. Я вижу.

О, Боже! О, Боже! Я съежилась, обхватив себя руками. Мне было холодно, но внутри пылал пожар. Стыд. Дикий, всепоглощающий стыд. Он видел меня голой. Видел мой испуг, мое унижение. И… и что – то еще. Он видел то, в чем я сама боялась себе признаться. То предательское возбуждение, которое пронзило меня, когда его пальцы коснулись моих волос. Мимолетное, случайное прикосновение, которое обожгло сильнее, чем все целенаправленные ласки Жени.

Я бросилась в душ, сдирая с себя мокрое полотенце. Я включила воду почти кипяток, стараясь смыть с кожи его взгляд, его запах – тот густой, дымный аромат, что теперь, казалось, въелся в меня. Я терла кожу мочалкой до красноты, пока не стало больно, но ощущение его присутствия не уходило. Оно было внутри.