Просто потому, что не приехали. Кто-то действительно не получил приказ по сугубо техническим причинам, однако наверняка нашлись и те, кто проигнорировал зов будущей императрицы вполне осознанно. Вести с юга весьма непрозрачно намекали, что их сиятельствам придется не только выполнить старые клятвы, но и, возможно, даже поучаствовать в боях лично.

А желающих бежать и драться с Матвеем Морозовым – по понятным и весьма многочисленным причинам – не находилось.

Но дело, конечно же, было не только в этом. Со своего места по правую руку от Елизаветы я прекрасно обозревал все помещение, и видел не так уж и много знакомых лиц. Главы родов, когда-то назначенные мною лично, ушли на покой, уступив места в Совете наследникам. Кто-то состарился, кто-то просто выбрал доживать свой век в тишине и покое – подальше от политических дрязг. Вместо них появились другие – те, чьи фамилии я не смог даже вспомнить. Новые генеральские звезды взошли уже после моей смерти в две тысячи пятом, во время правления покойного брата.

И, зная его, ярких среди них было немного – его величество всегда предпочитал воинским талантам исполнительность и преданность.

В общем, Совет имперской безопасности изрядно… скис. Не то чтобы выродился полностью, но за пропущенные мною десять лет понемногу превратился в сборище маразматиков, параноиков, лентяев и тех, кто стремился к заветному креслу лишь для того, чтобы получить доступ к казенным средствам. Таких было не так уж много, но все же достаточно, чтобы разбавить и без того жиденькую от безделья кровь старой гвардии.

Но ничего. Мы их встряхнем – всех до единого.

Впрочем, пока Елизавета была права целиком и полностью, и заседание наделенных запредельными полномочиями Одаренных больше походило на сходку крикливых и бестолковых старух на рынке в Пятигорске. Их сиятельства, светлости и прочие превосходительства вели себя безобразно. Спорили, перебивая друг друга, дергались как эпилептики и, похоже, на самом деле даже и не пытались прийти хоть к какому-то согласию. Каждого куда больше интересовало, как бы высказаться погромче других – так, чтобы ее высочество непременно услышала.

Но за громким петушиным кукареканьем скрывался самый обычный страх. Опалы, ответственности или спешной поездки туда, где по государственным трассам уже ползли в сторону Москвы неторопливые колонны тяжелой техники. Болтовня размякших от безделья чинуш и наследников древних родов содержала едва ли крупицу полезного.

И в конце концов надоела Елизавете.

– Довольно! Слышите – довольно, судари! – продолжила она, хмурясь. И только когда все стихли, наконец повернулась к старшему Гагарину. – А что скажете вы, Юрий Алексеевич? Знаю, у вас не так уж много опыта полномасштабной войны, однако весь ваш род проявил себя, чтобы обеспечить мое возвращение домой. И я не могу не поинтересоваться…

– Что я скажу? – Гагарин не стал дожидаться, пока Елизавета прекратит любезничать. – То же самое, что и обычно: давайте послушаем молодое поколение. Среди нас есть те, кто за последние полгода совершил куда больше подвигов, чем некоторые из здесь присутствующих – за всю жизнь. И, что куда важнее, их достижения, если можно так сказать, еще не покрылись пылью.

– Полностью с вами согласен, – кивнул Морозов. – Милостивые судари, слово предоставляется нашему почетному гостю: его благородию прапорщику Особой роты Владимиру Федоровичу Острогорскому.

Старики наконец направили ход заседания в нужное русло. Несколько позже, чем я рассчитывал, но, пожалуй, так вышло даже лучше: графы, князья и генералы уже успели потратить силы на препирательства, постепенно утрачивая пыл, и теперь были готовы выслушать мнение того, кто и близко не дотягивал до них ни по титулам и чинам, ни по опыту, ни уж тем более по возрасту. Некоторые, впрочем, тут же демонстративно задрали носы и отвернулись, всем видом показывая, что мнение какого-то там гардемаринского прапорщика, пусть даже награжденного парой-тройкой орденов и медалей, для них значит не больше, чем тявканье беспородной уличной дворняги.

Зато остальные приготовились слушать меня на полном серьезе: во взглядах большинства членов Совета застыло если не ожидание, то по меньшей мере изрядное любопытство. Наверняка слухи о подвигах нашей лихой четверки доходили даже до самых высоких кабинетов, и те из их обитателей, кто за годы безделья еще не растерял остатки разума, понимали: если курсанты Морского корпуса проворачивали немыслимые операции собственными силами, им уж точно есть, что предложить и сейчас.

– Благодарю, ваше сиятельство. – Я поднялся со своего места. – Признаться, я никак не могу понять, в чем, собственно, проблема. Вся Сеть трубит чуть ли не о начале гражданской войны, однако на записях с дронов и дорожных камер я вижу от силы три-четыре десятка танков.

Кто-то едва слышно фыркнул, но большинство членов Совета одобрительно закивали. В отличие от своих коллег из гражданских ведомств, генералы наверняка успели заметить, что великое воинство Матвея Морозова на деле было не таким уж и великим. Послушав чьего-то мудрого совета, он изо всех сил растягивал колонну техники, пытаясь создать видимость грозной силы, однако наметанный глаз различал обман буквально с нескольких кадров.

– Допустим, этого хватит, чтобы пробиться к Воронежу или даже чуть дальше, – продолжил я. – Но что потом? У Морозова… Морозова-младшего нет ни налаженных путей поставки, ни людей, чтобы их организовать. На его стороне выступили наследники родов южных губерний и несколько полков, это правда – но та ли это сила, которой мы должны всерьез опасаться?

Я сделал многозначительную паузу.

– Если данные разведки верны, у него от силы десять-двенадцать тысяч штыков. А в одной только столице расквартировано впятеро больше солдат. И это не считая уже закаленной в городских боях лейб-гвардии и Особой гардемаринской роты. Заметьте, судари, это я еще не вспомнил о присутствующих здесь, – усмехнулся я. – Половина из вас способна в одиночку остановить танковый клин и сбить звено боевых вертолетов.

Генералы снова одобрительно закивали, однако почтенные старцы в гражданской одежде дружно поежились и принялись недовольно хмуриться. Наличие могучего Дара, к сожалению, далеко не всегда подразумевает выдающуюся отвагу или хотя бы желание использовать доставшиеся от славных предков сверхчеловеческие способности на благо Отечества.

И об этом, пожалуй, не стоило забывать.

– Разумеется, я не имею в виду, что мы должны дружно броситься на передовую. Всего лишь напоминаю вам, судари, что возможности Совета ее высочества Елизаветы Александровны и Матвея Морозова по факту несопоставимы – мягко говоря. И если придется использовать силу – мы ее используем. И в случае полномасштабной войны…

– Как вы можете такое говорить? – простонал старший Морозов. – Это же люди… Точно такие же русские люди, как мы с вами… Это наши дети!

– Это ваш сын, Николай Ильич! – Я возвысил голос. – Именно он в ответе за все, что сейчас происходит в южных губерниях. И если у вас, как главы Совета безопасности империи, не хватит духу призвать к ответу зарвавшегося наследника – клянусь богом, я сделаю это сам!

– Вы предлагаете воевать со своим же народом? – осторожно поинтересовался кто-то из-за широких генеральских спин. – Убивать своих же граждан? Устроить…

– Именно это я, черт возьми, и предлагаю! – рявкнул я так, что вздрогнул даже пол под ногами. – Бросить вызов ее высочеству сейчас, сразу после того, как мы избавились от предателей в Государственной думе и его светлости Георга Брауншвейгского, – поступок многократно хуже любой измены. И миндальничать с Матвеем Морозовым – значит продемонстрировать всему миру не только слабость, но и собственную глупость. И все здесь, кто сохранил хоть каплю разума, согласятся, что мятежники должны быть уничтожены.

Я выдохнул, прикрыл глаза и, развернувшись к Елизавете, продолжил уже тише:

– Ваше высочество, дайте мне неделю. И обещаю, уже скоро в Петербурге никто даже не вспомнит…

– О нет, ваше благородие. Позвольте с вами не согласиться.

От неожиданности я едва не подпрыгнул. И уже через мгновение все взгляды были направлены в сторону двери, которая только что распахнулась перед тем, кого не ожидал здесь увидеть…

Пожалуй, никто – включая меня самого. Хоть мы и были знакомы с его светлостью Диего Кортесом, герцогом дель Инфантадо, еще в моей прошлой жизни… И едва ли я назвал бы это знакомство приятным. За пропущенные мною десять лет потомок великого конкистадора успел изрядно постареть: волос на голове стало заметно меньше, острая бородка клинышком поредела и выцвела чуть ли не до белизны, а форма военного флота Иберийского содружества и адмиральские погоны сменились на самый обычный костюм-тройку с галстуком. И только угольно-черные глаза смотрели цепко и внимательно – точно так же, как и раньше. Дон Диего решил продолжить карьеру в посольстве и хватки, похоже, не утратил.

И наверняка все это время продолжал гадить изо всех сил – как от имени и по приказу своего монарха, так и из собственных побуждений.

– Доброго дня, – вздохнул я. – Приветствую вашу светлость. Хоть, признаться, и не могу понять, что иберийский посол забыл на закрытом заседании Совета.

– Но вы, разумеется, понимаете, что я нарушил все мыслимые и немыслимые правила не просто так. – Дон Диего явно от всей души наслаждался эффектом, произведенным его неожиданным появлением. – И вам, и ее высочеству наверняка будет интересно меня выслушать.

– В таком случае – говорите, – ледяным тоном отозвалась Елизавета. – Или не тратьте наше время попусту.

Я мысленно поаплодировал племяннице. Она вела себя именно так, как и следовало будущей императрице, хотя я сам на ее месте, пожалуй, тут же велел бы обнаглевшему дону убираться восвояси. А потом спустил бы три шкуры со всех, кто допустил его визит, – от дежурного офицера до караульных.

– Как пожелаете, ваше высочество. – Дон Диего склонил голову. – Считаю своим долгом довести до вашего сведения, что сейчас я буду говорить не только от имени рода герцогов дель Инфантадо, но и от имени других древнейших родов всей Европы. И все, что будет произнесено в ближайшие…

– Ближе к делу, ваша светлость, – буркнул старший Гагарин. Похоже, его тоже успела утомить пространная болтовня иберийца. – К чему все эти… финтифлюшки?

Дон Диего приподнял бровь. Как и полагалось члену посольства, он владел русским языком в совершенстве. Однако произнесенное Гагариным незнакомое слово все же заставило его удивиться.

Впрочем, всего лишь на мгновение – дон Диего тут же снова взял себя в руки и продолжил:

– Нам всем здесь прекрасно известно, что ее высочество обещала связать себя узами брака с его сиятельством князем Матвеем Морозовым. А слово аристократа, и уж тем более слово наследницы престола, должно стоить ничуть не меньше, чем ее подпись на гербовой бумаге. – Дон Диего сделал театральную паузу. – И если оно все же было нарушено, юный Морозов вправе защищать свое законное право – даже с оружием в руках.

На мгновение в зале заседаний стало так тихо, что я услышал, как тикают часы на стене. Потом несколько человек дружно закашлялись от удивления, а кто-то, кажется, даже выругался. Едва слышно, но такими словами, что дон Диего их мог тоже не знать.

Зато я знал прекрасно – и, пожалуй, охотно подписался бы под каждым. В отличие от большей части простых и прямолинейных вояк из Совета мне вполне хватало опыта понять, к чему клонит иберийский посол.

И что он скажет дальше.

– Прошу вас, продолжайте.

Судя по тону, Елизавета тоже успела сообразить, чем все закончится, и решила не затягивать беседу.

– Как будет угодно вашему высочеству. – Дон Диего изобразил учтивый поклон. – Как вы уже наверняка поняли, я здесь только лишь для того, чтобы заявить: все благородные семейства Европы выражают свою поддержку Матвею Морозову. И от их имени я настоятельно рекомендую вам, Елизавета Александровна, не разрывать помолвку, а принять предложение его сиятельства.