За решеткой проход сужался, и воды стало меньше. Запах при этом, что характерно, только усилился.

Непереносимо, аж глаза режет. Ну, ничего. Скоро это все закончится.

Впереди мелькнула лестница. Есть!

– На месте, – негромко проговорил Иван. – Выход – в зоне котельной, сразу за ангарами. Позиции ПТРК практически над нами.

– Готовьте снаряжение, – скомандовал я. – Минута отдыха – и выходим.

Послышались едва слышные щелчки, тихое бряцанье – отряд проверял оружие и экипировку.

– Готов.

– Готов.

– Готов.

Получив три доклада о готовности, я кивнул и первым полез по лестнице. Невысокой, всего метров в пять, не больше. Остановился под старым, заржавленным люком. По идее, его нельзя было открыть тихо – но с Даром иногда даже невозможное становится возможным. Я приложил ладонь к металлу и начал собирать энергию.

Сверху, едва различимо, раздался глухой стук. Кто-то ходил прямо над нами.

– Работаем по готовности, – тихо сказал я. – Выхожу первым, остальные за мной.

Я глубоко вздохнул, собрался и высвободил Дар.

Ну, поехали.

* * *

Люк вышел из гнезда без единого звука: металл буквально вспыхнул от соприкосновения с Даром. Ржавчина, прихватившая железо надежнее сварки, осыпалась, и тяжеленный кругляш плавно сдвинулся вбок. Из проема потянуло холодным воздухом с запахом мазута и нагретого бетона – мы вылезли в подвал старого технического блока, в двух шагах от задней стены котельной.

Я первым выскользнул наверх, осмотрелся – внутри было пусто, только мертвые шкафы с электроникой да ржавые трубы. Присев на колено, я повел стволом автомата. Где-то здесь был тот, чьи шаги мы слышали из коллектора. Но где?

В отдалении послышалось журчание. Я усмехнулся. Понятно. Поднявшись, тихо, перекатываясь с пятки на носок, двинулся на звук. Шаг, другой, третий… Есть. Боец в темном комбинезоне, забросив автомат за спину, отливал прямо на стену. Я поднял оружие и прицелился, палец выбрал слабину спуска… Хлопок, лязг выбросившего гильзу затвора… Готово. Получивший пулю в затылок боец ткнулся лицом в стену и медленно сполз по ней в лужу собственной мочи. Я огляделся и вернулся к люку.

– Чисто, выходим.

Гардемарины, подобно призракам, один за другим просочились в ангар.

– Выходим наружу, снимаем часовых, если есть, – быстро зашептал я, тыча пальцем в планшет. – ПТРК на крыше, прямо над нами. Лестницы – здесь и здесь, – указал нужные участки. – Делимся на двойки, снимаем расчеты. Если получится тихо – спускаемся и повторяем процедуру на крыше администрации. Всем все понятно?

– Так точно! – вразнобой ответили гардемарины.

– Тогда работаем.

Пройдя к выходу, я толкнул металлическую дверь, высунулся и огляделся. И тут же, зашипев, нырнул обратно: прожекторы заливали светом взлетно-посадочную полосу, и смотреть из ангара в прибор ночного видения было физически больно. Подняв ноктовизор на шлем, я огляделся еще раз. Чисто.

– Пошли, – прошептал я.

Иван с напарником тут же растворились в темноте, направившись вдоль стены ко второй лестнице. Мне с третьим бойцом досталась ближняя.

– Иду первым, поднимаюсь, ухожу в сторону, страхую. Ты за мной. Работаем по моей команде. Быстро и тихо. Пошли.

Взобравшись по лестнице, я высунул голову, осмотрелся и одним движением втянул себя на крышу. Тут же откатился в сторону, присел за вентиляционным коробом, взял оружие наизготовку. Напарник через пару секунд занял позицию возле меня.

– Пошли, – прошептал я.

И в полуприсяде двинулся вперед. Идти тихо по металлической крыше было сложно, но я старался изо всех сил. Впереди замаячил невнятный силуэт, и я снова опустил ПНВ на глаза. В мерцающем зеленоватом свете сумел разглядеть три фигуры: две лежали у продолговатой трубы противотанкового ракетного комплекса, еще одна курила, опершись спиной на ящики. Убедившись, что напарник занял позицию и готов к работе, я поднял оружие и прицелился в ближайшего противника.

– Иван, что у вас? – одними губами прошептал я в рацию.

– На позиции. Готовы работать.

– Тогда на три. Один… Два… Три!

Палец утопил спуск, лязгнул затвор, и фигура у ящиков дернулась и обмякла. Синхронно со мной выстрелил напарник. Я тут же перевел прицел и избавился от последнего противника. Готово.

– Минус три. Чисто, – проговорил я в рацию.

– Минус четыре. Чисто, – отозвался Иван. – Что дальше? Спускаемся и работаем по расчетам на админкорпусе?

– Погоди. – Я усмехнулся. – У меня появилась идея.

Я пробрался к ПТРК, быстро осмотрел… Знакомая машинка. Конкретно эта модель модернизирована, но принцип остался прежним.

Хм. А ведь может интересно получиться…

Я взялся за трубу, доворачивая устройство в нужную сторону, припал к окуляру прицела… Да. То, что надо.

Присев, я отложил автомат и прижал наушник гарнитуры.

– Иван, – вкрадчиво поинтересовался я, – а ты умеешь пользоваться ПТРК?

* * *

– Отличная работа, – усмехнулся Гагарин, входя в диспетчерскую, где наша группа, развалившись в креслах, заслуженно отдыхала после успешного штурма. – И с сигналом ты хорошо придумал, да.

По тону было не слишком понятно, издевается капитан или на самом деле хвалит. Впрочем, мне сейчас было плевать на его подколы: я действительно очень устал за последние сутки.

Когда мы двумя выстрелами из ПТРК разнесли расчеты на административном здании, я не удержался, перезарядил комплекс и третьим зарядом подорвал машину РЭБ, стоящую в отдалении под маскировочным тентом.

Да, это наша собственная машина, да, она дорогая, но если кому-то что-то не нравится – пусть направят мне счет, оплачу. Хотя лучше переадресовать его тому, кто отдал дорогущую и, нужно заметить, секретную технику в руки Матвею Морозову.

Впрочем, этим будет заниматься контрразведка. У нас немного другие задачи.

Когда машина РЭБ взлетела на воздух, я просто вышел в эфир и отдал приказ атаковать. Все, что оставалось после этого, – продержаться пять-десять минут до подхода подкрепления. Дело техники, в общем. А через полчаса аэродром снова принадлежал нам. Какими бы подготовленными ни были наемники, противостоять Особой роте практически в полном составе им оказалось не под силу.

И вот мы сидели в диспетчерской, отставив оружие и сбросив бронежилеты, хлебали обжигающе-крепкий чай, который заварил предприимчивый Корнилов, отыскав чайник и пачку заварки.

А я разглядывал буквально изрешеченный пулями труп, привалившийся к стене. Рядом с ним все еще дымились остатки личной электроники – смартфона и тактического планшета, которые неизвестный координатор штурма успел сжечь, несмотря на шквальный огонь, который мы на него обрушили. Полагаю, где-то в куче горелого пластика тлели и его документы.

Постарался на совесть. Не отстреливался, не пытался уйти, а уничтожал данные… Молодец. Жаль только, что зря старался: даже отсюда я отлично различал густой бронзовый загар на еще не успевшем побледнеть мертвом лице, и характерный профиль, который сложно было спутать.

– Кажется, у меня появилось несколько новых вопросов к дону Диего, – проговорил я, заметив, что Гагарин тоже обратил внимание на мертвого иберийца. – И мне просто не терпится задать их ему как можно скорее.

– Полагаю, у тебя будет такая возможность, – усмехнулся капитан, поворачиваясь ко мне. – И гораздо раньше, чем ты думаешь.

С этими словами Гагарин достал из кармана смартфон и протянул мне. Я взял гаджет, пробежался глазами по строкам сообщения и хмыкнул.

Что ж. На ловца и зверь бежит. Очень вовремя.

Главное теперь сделать так, чтоб самому не стать охотничьим трофеем.

Глава 6

Дверь открылась почти неслышно. Занятый мною кабинет в самом обычном здании на южной окраине города, неподалеку от выезда на трассу, не отличался ни солидностью, ни дороговизной обстановки, ни даже размерами, подобающими положению советника ее высочества по особым вопросам – а фактически командующему объединенными силами гвардии и гардемаринской роты. Однако его светлость герцог дель Инфантадо, похоже, не забыл, чем закончилась наша последняя встреча.

И заходил осторожно – совсем не как в тот день, когда он имел наглость вломиться прямо на закрытое заседание Совета имперской безопасности.

Впрочем, ни хорошие манеры, ни даже учтивость, с которой дон Диего запрашивал аудиенции через младшего Гагарина, не отменяли того факта, что новости он принес преотвратные – хотя бы потому, что других не мог принести по определению. Вряд ли за эти четыре дня иберийские доны, германские фрайхерры и еще господь знает кто передумали оказывать младшему Морозову всестороннюю поддержку.

Нас с Елизаветой предупреждали. Мы – не послушали. И последствия…

Последствия или уже наступили, или были на подходе: при всей своей наглости дон Диего никогда не отличался глупостью и предпочитал не сотрясать воздух, не имея на то серьезных оснований.

А значит, основания у него имелись. Или очередная едва завуалированная угроза, или прямой ультиматум от мадридского двора… Но куда скорее – оповещение о вполне конкретных именах и звучных фамилиях и титулах, готовых усилить не самое выдающееся воинство его сиятельства Матвея Морозова. Его величество Альфонсо Четырнадцатый всегда предпочитал загребать жар чужими руками. Желательно – руками моих же соотечественников, но его хитрые планы раз за разом терпели крах. И теперь очередь дошла и до иберийцев.

Наделенных Даром наследников древних родов, которые, конечно же, явились сюда по зову совести. И представляли исключительно собственные фамилии, и не носили знаков отличия армии его величества.

О том, как именно они пересекли границу, я не стал даже спрашивать: у младшего Морозова наверняка было достаточно друзей на юге страны, чтобы высадить на пляжи Черноморского побережья хоть десяток полков с вертолетами и тяжелой техникой. И я мог только догадываться, какие еще силы уже совсем скоро поспешат отгрызть хотя бы кусочек ослабевшей империи – и на чьей стороне они выступят.

Но даже это никак не могло стать поводом идти на уступки.

– Доброго дня, ваша светлость.

Я и не подумал встать, чтобы поприветствовать гостя, хоть его титул и был неизмеримо выше моего «благородия». И извиняться за то, что гостю пришлось ждать полчаса, конечно же, тоже не стал: не то чтобы мне так уж хотелось напомнить иберийцу, кто здесь хозяин, однако даже самое обычное проявление вежливости он вполне мог трактовать как слабость – и сделать выводы.

В корне неверные выводы.

– Доброго дня, господин прапорщик.

Дон Диего изобразил поклон. Настолько учтивый и глубокий, что едва прикрытое издевательство в самом обычном соблюдении дипломатического этикета заметил бы даже слепой. И не только в самих движениях, но и в обращении – в соответствии со званием младшего офицера гардемаринской роты.

– Можете называть меня «господин советник», ваша светлость, – ядовито отозвался я. – Или по имени и отчеству – как вам будет угодно.

Дон Диего дернулся, недовольно сдвинул брови, но от комментариев все же благоразумно воздержался. Я не постеснялся спустить его с лестницы при свидетелях и в куда более обязывающей к соблюдению этикета обстановке. А уж сейчас, после боя, на южной окраине Воронежа…

Как говорится – война все спишет. К примеру, внезапную и трагическую гибель иберийского посла, случайно угодившего под атакующий элемент запредельной мощности… Вряд ли дон Диего всерьез опасался за свою жизнь, однако желания дерзить у него явно поубавилось.

– Как вам будет угодно… господин советник. – Издевка из голоса, впрочем, никуда не делась. – Полагаю, вы знаете, зачем я здесь.