Сегодня за окном яркое солнышко и пение птиц, по площади перед Зимним прогуливаются господа и дамы, а я, как бы не хотелось пойти побездельничать, по долгу службы привязан к кабинету – приемный день.

Носить начальнику списки падших коллег – тяжелое дело, если львиная доля этих «коллег» тебе лично знакома. Любой в ходе строительства карьеры обрастает лично доверенными людьми. Цепочка простая – кому доверить важное дело, если не человеку, который десяток-другой лет был рядом с тобой и неплохо себя показывал? Лучше такого может быть только прямой родственник, но увы – алчность переваривала и не таких. Закрывать глаза на махинации легко и приятно – на помощь приходят бессмертные «не мы такие, жизнь такая», «на копейку украдет – на рубль пользу принесет», «так и так воровать будут, а от этого я хотя бы знаю, чего ждать».

На печальном лице Петра Семеновича Ванновского все эти мысли хорошо читались, но надо отдать ему должное – воли себе Ванновский не давал, лишь изредка прося возможности отправить проворовавшегося старого друга не под суд, а в почетную отставку. Случаев таких было не много – каптенармусов и ротных Ванновский не щадил, потому что с ними ему дружить не по рангу. Здесь сдерживающим фактором выступал уже я – по-хорошему сажать нужно каждого второго, но где взять столько кадров для заполнения не самых простых вакансий? Приходилось пропускать списки через «фильтр», состоящий из учета прошлых заслуг (это вторично), происхождения и «крыши» (чуть более значимо) и – главное – цифры конкретного материального ущерба. Свыше десяти тысяч – всё, в лучшем случае отставка. Поменьше – уже учитываем «фильтр».

Само собой, обойтись одними горе-вояками в вопросе затыкания финансовых дыр в армии нельзя – они же «пилили» не сами по себе, а через подрядчиков. Вот последних не жалеем совсем, несмотря на блеяния формата «у меня не было выбора – это же целый капитан, а я – мелкий коммерс!». Получаешь незаконные средства – будь добр переехать на каторгу, а имущество уйдет «с молотка» более разумному деятелю. «Мелкими» дело не ограничилось – некоторые цепочки вели к ассоциированным с кланами наших «олигархов» структурам. В этом случае приходилось «рвать» цепь, сажая кого можно, а к высоким покровителям засылать среди ночи молодчиков в погонах для проведения разъяснительных бесед о важности обороноспособности родной армии для всех жителей Империи.

Закончив перечислять очередных фигурантов очередной порции проверок, Военный министр перешел к более важному делу – формированию полноценной Военной полиции, потому что сейчас она моим высоким стандартам не отвечает – пригляд за служивыми в мирное время, несмотря на уже прикрученные костыли, до сих пор держит Охранное отделение. Во время военное или в случае учений назначаются «смотрящие» из самой армии. Отдельный орган должен быть, автономный и контролируемый «смежниками».

В дверь моего кабинета постучали, и к нам с министром присоединился Анатолий Федорович Кони. Был такой интересный «кейс» в нашей истории, когда этот славный на всю страну «стряпчий» красивой риторикой в суде убедил суд присяжных вынести оправдательный приговор Вере Засулич – террористка попыталась пристрелить петербургского градоначальника. Дело было громким, и при вынесении вердикта учли тот факт, что градоначальник грубо нарушил закон о запрете телесных наказаний, велев выпороть за неуважение к себе политического заключенного. Мне не нравится – очень плохой прецедент тогда создали, на целую новую волну терроризма хватило, но талантов Кони умалять нельзя. С Анатолием Федоровичем мы неоднократно виделись – в том числе обсудили расследование того самого крушения Императорского поезда, по итогам которого никто не сел – папенька велел закрыть дело. Кони был против, но против политической воли не попрешь: просто перетасовали некоторых деятелей по должностям и на этом сочли дело сделанным.

Именно Анатолия Федоровича, человека сугубо гражданского, а значит обреченного на отсутствие друзей в высоких погонах и некоторую обструкцию, я прочу на должность начальника военной полиции. Структуру выстроить Кони сможет – план мне уже представил, и именно по этому плану Ванновский ведет приготовления. Опыт в расследовании сложных дел у Анатолия Федоровича огромный, и его пригодность к актуальным задачам он продемонстрировал во главе одного из «чистящих» флот отделов.

Как минимум при мне и моих постепенно проникающих во все сферы жизни государственного аппарата доверенных людях (еще парочку переселить на каторгу пришлось, слаб человек) мужики демонстрируют профессиональную этику. Мотивация Ванновского проста – он же опытный, чувствует, как земля горит под ногами, а падать с такой высоты очень-очень больно. Мотивация Кони сложнее – он, зараза такая, честнейший человек, для которого главное – это Закон. Чисто судья Дредд!

Обсудив сделанное и запланированное, мы попрощались, и место визитера занял Сандро. Довольный последнее время ходит – раньше на балах да по салонам флиртовать из-за Ксюшиной любви было чревато, а теперь личная жизнь Саши целиком в его руках. Ныне приставлен к авиаторам – как только он осознал, сколько бомб может сбросить на врага с недостижимой для ПВО (которого физически не существует и о котором никто и не чешется, дирижабль же очень ненадежный и взрывоопасный – если гелием не накачать, а о нем тоже никто из врагов не думает) высоты, сразу же полюбил воздух во всех его проявлениях. Тема сегодняшнего визита – парашюты. Из будущего я знаю, что для них потребны крепкие стропы, шелк, дырка по середине и хитрый способ укладки в рюкзак. Шелк – меньшая из проблем, и именно с ним экспериментируют на полигоне около Петербурга. И никаких «эти трусы при первой опасности будут выпрыгивать из ценной техники» – Сандро лично посмотрел, чего стоит подготовить толкового авиатора: те, что ныне катают меня на дирижабле, еще на шарах налетали сотни часов, а последний год тренировались на «пепелацах». Дирижаблей-то мы сделаем, пусть и дорого, а вот пилота учить нужно много лет – когда перейдем на самолеты, эта тенденция только усилится.

Три десятка угробленных манекенов, десяток вырванных клоков из бород в ходе научных диспутов и несколько сотен квадратных метров ткани да три десятка образцов стропы – такие пока итоги. С чистой совестью записываем в блокнот «прогресс идет» и прощаемся с Сандро.

Следующий визитер – Дмитрий Иванович Менделеев, который порадовал новостями о том самом гелии: опыты с добытым на северо-западе горы Бештау уранинитом (он же Настуран, если правильно) увенчались успехом: спектрографический анализ показал в нем содержание гелия. Никудышное и непригодное к промышленному получению, но нам главное само вещество найти там, где это проще всего. Основой получения станет природный газ, который никак в этом времени не используется и почти не добывается – основные залежи на глубине от километра, технически недостижимых. Прогресс имеется и здесь, и у Империи есть весьма реалистичные шансы все дирижабли к Большой Войне перевести на гелий, получив ультимативное «вундерваффе», которое можно смело применять как минимум месяца три – до момента, когда военная машина врагов не сделает оборот и не породит способную дотянуться до непривычной угрозы ПВО.

* * *

На открытие Большого Музея Азиатской Культуры собралась изрядная толпа. Здание стильное – точно не скажешь, какой культуре и какому историческому периоду принадлежит его архитектура, но абстрактной «азиатщиной» от него разит за версту: черепичная характерная крыша поверх двухэтажных белых стен, на участке разбит весьма симпатичный сад с применением ручейков (трудится насос), бамбуковых трубок и растений, способных расти как у нас, так и на далеком Востоке. Растения немного портят вид – им же нужно подрасти – но уже сейчас сад вполне достойный. На территории имеется сад камней с площадкой для любования им и памятники – один Сунь-Цзы, другой – абстрактному поэту эпохи Басё. Конфуция ставить нельзя – его, конечно, там сильно уважают, но нужно учитывать многовековой китайский конфликт между конфуцианцами и легистами. Первые упирают на моё любимое «понимание» и выступают за то, чтобы каждый знал свое место и подчинялся тем, кто выше по социальной лестнице, а вторые уважают Его Величество Закон. Вроде бы так себе конфликт, очевидно в наши времена устаревший – по законам нужно жить, четко прописанным и старательно соблюдаемым – но в свое время Китай из-за этого не раз утопал в реках крови. Словом – ну его нафиг, Конфуция, лучше поставить Сунь-Цзы, к нему ни у кого вопросов нет.

Внутренние помещения поделены на три зоны – две большие, японская и китайская, и поскромнее – корейская. Экспозиции сформированы, экскурсоводы-аборигены в наличии: русский в тех краях теперь учат многие, оно и для карьеры с торговлей полезно, и модно. В музей, как и ТЮЗ, тоже будем возить детей – не только в этот, а вообще во все, кругозор расширять.

«Приглашенными звездами» выступают: мы с Маргаритой (любимая жена чисто засветиться: жива, здорова, беременна), маленькая принцесса Масако со своей мамой Харукой (от их лица будет вещать японский посланник) и мой учитель Фэн Зихао – у них с посланником китайским одна речь на двоих.

Последнее время из-за нагрузок пришлось сбавить интенсивность уроков китайского языка, но я не филоню и стараюсь уделять ему хотя бы пару часов в неделю. Прогресс идет отлично – весь «дьявол» китайского языка кроется в произношении и необходимости учить иероглифы. Понимать среднего китайца из Пекина (в Поднебесной много диалектов, которые и Фэн не поймет) я уже способен, и даже избавлен от рисков нанести смертельную обиду, надавив голосом не на тот слог. Миша после того многообещающего разговора в Крыму таки пересилил лень и плотно засел за китайский – грезит лаврами тамошнего Императора, прибавил в усердии на всех уровнях. Я доволен – главное, чтобы ребенок занимался созидательными вещами, а не слонялся без дела.

– По ту сторону континента, в далекой Азии… – начал я толкать вступительную речь.

Где-то на пятой ее минуте я краем глаза заметил, как стоящему неподалеку от скопления людей – скромно так – Остапу что-то докладывает на ухо корнет Васильев, из моего личного аппарата, числится фельдъегерем по особо деликатным (считай – донести информацию до моих ушей в кратчайшие сроки) поручениям. Секретарь «край» моего взгляда почувствовал и показал распальцовку: «Очень срочно, но речь договорить можно». Где-то что-то происходит, и от этого в душе шевелится недовольство и желание махнуть с плеча, но выдержка позволила закончить и впитать аплодисменты. Покинув трибуну, я уступил место японскому послу, улыбнулся сидящей в первом ряду Марго – «все хорошо, милая» – и направился к Остапу, в пути обрастая коробочкой охраны.

– Вечная дружба между Российской Империей и Великой Японией… – на великолепном русском языке взялся за дело японец.

– Докладывайте, Николай Леопольдович, – подставил я ухо фельдъегерю.

Просто поразительно, насколько эффективной в эти времена может быть совсем простенькая, обреченная на неминуемый провал во времена «Холодной войны», разведка. Совсем мало Первое главное управление КИБ РИ, и двухсот человек-то не наберется, опыт работы «за речкой» у которых стремится к нулю, и держится оно только на системных дырах в контуре безопасности интересных для меня стран (в том числе и дружеских, основанных на корпоративной солидарности («у-у-у, я тебе такое щас расскажу, только ты мне честное рыцарское дай!») связях по линиям армии и МИДа), но даже этого хватает, чтобы видеть в «тумане войны» на беспрецедентную глубину. Мои агенты работают в основном прислугой – первое, что пришло в голову и самое, как ни странно, эффективное: это же предмет интерьера, он туп, слеп, глух и нем, и болтать при нем можно сколько угодно – его больше интересует как ассигнацию-другую спереть, быдло оно такое!