Мало агентуры, но сложил я ее в Лондон и у австрияков: именно оттуда исходят проблемы достойного траты ценнейших (потому что другие пока не выросли), прости-Господи, «специалистов» уровня. У Османов, к огромному моему удовольствию, у нас имелась уже готовая, более чем приличная «сетка» – эхо бесконечной войны. Неплохо все и на Балканах – там чисто по-человечески к нам расположенных господ несмотря ни на что довольно много, и я обещал себе после разгребания неотложной «текучки» плотно заняться этим направлением. Специалисты с османского и балканского направления Первому Управлению изрядно помогают.

Неделю назад я испытал сильную встряску – полковник Курпатов принес стенограмму и фонограмму разговора с участием человека, к которому обращались «лорд Ротшильд». Натан Ротшильд – за ним целенаправленно следят, а теперь вот удалось даже подслушать. «Лордом» он назывался неспроста – в гостинице «Лэндхем» регулярно собирается пятерка джентльменов, и у каждого есть «внутренний» титул. Записанное собрание посвящалось обсуждению большого плана по созданию мне проблем, поэтому глобальных целей «кружка» пока не знаем. Тем не менее, такую удачу с первой же попытки не объяснить ничем кроме божественного провидения. Будем слушать дальше, а пока, благодаря донесению фельдъегеря, я удостоверился что запись – не подделка от хитрых сотрудников ПГУ и не сливаемая прознавшим про нашу за ним слежку Ротшильдом дезинформация, а всамделишные разведданные.

Оставшийся повод для паранойи – демонстрация «Лордом» силы: «я знаю, что ты слышишь, но мне всё равно». Это крайне сомнительно – просто старый адепт над-национального капитала решает свои чисто экономические задачи. Опытный и хладнокровный игрок знает, что главный приз судьба вручает ему не всегда – даже если все условия для этого он подготовил максимально возможным способом. В этом случае лучше зафиксировать прибыль и сохранить возможность дальнейших комбинаций. Гинцбурга Ротшильд решил слить – теперь, когда тот не служит ему трудолюбивой, таскающей золотые рублики пчёлкой, никакого интереса дружить с ним нет. О моем плане на отжатие приисков Натан не знает, иначе не стал бы форсировать бунты на предприятиях Горация – надеется выкупить, когда Гинцбург из-за репутационного удара будет вынужден чисто рыночно их продать. По плану же должны полыхнуть и другие прииски, для распыления сил и чтобы не обвинили самого Гинцбурга.

Второй удар – Кишинев, где с самого утра начались подозрительные брожения на улицах, к обеду «бродили» уже толпами, а в полночь первые кирпичи полетели в окна евреев. Цель этого не ясна – либо для отвлечения сил, либо Ротшильд решил провести стресс-тест в бывшей черте оседлости. С тех пор минуло уже девять часов – вот столько тамошние власти молчали о проблеме. Страшно, за всю Империю – это что за задержки? Вы что, погромов не видите? Понадеялись на «авось», даже окрестные гарнизоны в город не ввели, а теперь, комкая в метафорических руках метафорические шапки, застенчиво просят инструкций у Центра. Первым новость из рук дежурного телеграфиста получил нашедшийся на рабочем месте Вячеслав Константинович Плеве. Министр Внутренних дел Иван Николаевич Дурново в это время находился дома и «не мог подойти к телефону». Плеве, в точном соответствии с нашей договоренностью, чужую ответственность на себя брать не стал, снарядив курьера к министру и засев – чего время зря терять – планировать план умиротворения Кишинева: все равно пригодится, да и чувство долга не дает сидеть сложа руки.

Дурново фельдъегеря продержал у ворот добрых полтора часа, но после получения доклада растерял солидную ленцу и устремился в Зимний, не забыв, впрочем, должным образом переодеться. Прибыв на рабочее место, он привычно спросил у Плеве «Что делать?», не услышал ответа, поорал пару минут и велел спросить моего мнения. Полный паралич государственного аппарата налицо!

– Передайте Ивану Николаевичу, что это – сфера ответственности Министерства внутренних дел, – проинструктировал я фельдъегеря и пошел сидеть рядом с Марго.

Ну не знал ничего, я же царь, а виноват – вон тот боярин. Грустно, но кто виноват, что столько людей решит так сильно ошибиться и дать мне возможность перетасовать аппарат?

Глава 5

Большой и давний друг семьи, который в целом нормальный, не шибко-то и вороватый чинуша с поправкой на любовь спихивать работу на подчиненных – сложная цель для кадровой перестановки, поэтому рубить с плеча не стоит: мама и папа мое решение примут, но будут недовольны. Зачем мне их недовольство, если можно просто передвинуть опытного деятеля туда, где его легко подпереть моими людьми – это позволит минимизировать потенциальный вред архиважному делу.

– Устали вы, Иван Николаевич, – сочувственно покачал я головой, подошел к буфету и лично налил в бокалы легкого винца. – Годы берут свое – я вижу, что вы всем сердцем радеете за благо Империи и много лет добросовестно исполняли свои обязанности. Мы с Его Величеством и Ее Величеством глубоко ценим ваш вклад в наше общее дело.

Дурново, старательно скрывая недовольство – хорошие разговоры так не начинаются – с поклоном принял бокал, и мы выпили.

– У китайцев есть поговорка – «никто не хочет жить в эпоху перемен», – продолжил я. – Но увы, нам с вами такая эпоха и выдалась. Наша задача – войти в нее с честью, подготовку к чему мы и ведем. Реформы в недрах Министерства внутренних дел – дело жизненно необходимое, и вы прекрасно с ними справляетесь, Иван Николаевич. Однако мир вокруг нас ускоряется, Новейшее время ставит перед нами новые, доселе небывалые вызовы. Вызовы, на которые нужно реагировать столь же небывало – быстро, дерзко и решительно. Простите за прямоту, но тратить на МВД вашу золотую, склонную к вдумчивым размышлениям с учетом всех последствий, голову, мы с Его Величеством и Ее Величеством считаем непозволительной роскошью – с наведением порядка справится и человек попроще, и именно такой там и нужен. Вам, Иван Николаевич, я предлагаю возглавить самое важное в свете входа в XX век направление – Министерство Просвещения.

Дурново обмяк лицом и почти искренне улыбнулся – отставка не грозит, просто перекатываемся на другую, вполне почетную синекуру, да еще и цесаревич вон как распинается, значит ценит. Хрен там – если бы не маменька с папенькой, отправил бы в Крым жить гражданским пенсионером: единственно возможный в данной ситуации вариант отставки.

– Доверю вам тайну, – понизил я голос.

Иван Николаевич наклонился поближе, едва не уперевшись в столешницу «клинышками» бород.

– Пенициллин, Сибирий, открытые не так давно особенности принятия родов, принятые меры по купированию последствий недорода и общий экономический рост вскоре начнут давать свои плоды – Империю ждет взрывной рост населения.

– Позволю себе заметить, Георгий Александрович, что вы неоднократно озвучивали сей тезис в своих выступлениях, – продемонстрировал Дурново внимание к Высочайшему слову. – Равно как и вызванные этим феноменом перспективы.

– Помимо светлой стороны, есть и темная, – грустно улыбнулся я. – Сейчас в нашей стране имеется баланс между людьми в годах, людьми так сказать средних лет, и молодежью. Но с ростом рождаемости этот баланс сильно нарушится – на одного пожилого человека будут приходиться двое людей средних лет и условная пятерка людей молодых. Молодости свойственны горячность, дерзость и стремление бросать вызов устоявшемуся порядку. Сейчас, когда носителей жизненного опыта и продиктованных им правильных взглядов больше, чем молодежи, и неприятности создают только откровенные кретины. Но в будущем, когда юность станет превалировать над опытом, количество потенциальных проблем рискует стать чрезмерным. Называя просвещение важнейшим направлением, я ничуть не преувеличил – если мы не будем заниматься нашей молодежью, предоставляя ей возможность служить Империи приемлемым для нее способом и встраивая в столетиями существующие механизмы, этим станут заниматься наши враги – юноше легко внушить любые идеи, и он даже не поймет, что играет на руку врагам.

Министр подобрался, пожевал губами и серьезно кивнул:

– Дурно воспитанная молодежь способна испортить жизнь и себе, и другим, и я клянусь вам приложить все оставшиеся у меня силы на ниве Просвещения, Георгий Александрович. Кто, если не мы, опытнейшие подданные Его Императорского Величества, привьют юности правильные ценности?

– Я очень рад, что мы с вами разделяем одно видение, – улыбнулся я. – Передавайте дела вашему «товарищу», Иван Николаевич, проверим, насколько он справится с внутренними делами.

– Вячеслав Петрович – настоящий умница, – отрекомендовал Дурново заместителя, как бы показав, что не станет чинить тому неприятностей и смирится с моим решением.

Мы попрощались, и я в кресле повернулся к окну, поглазеть на гуляющих по площади дам и господ. Тяжелая неделя была – сначала Кишинев, потом, с интервалом в сутки – прииски. Масштаб последних я переоценил – ротшильдовским провокаторам удалось неплохо отработать владения Гинцбурга, а на большей части остальных хозяева оказались более вменяемыми и хоть как-то успели привести свои промыслы к заданным Законом об охране труда стандартам. Нормальный мужик с киркой на вооруженную охрану не пойдет, если его не довести до полнейшего отчаяния. Теплый барак, добротная кормежка, нормальные деньги с гарантированной возможностью отложить денег на то, чтобы перебраться с рудника в нормальное место до того, как могильный холод шахты вытянет из него все здоровье – всего этого уже достаточно, чтобы подавляющее большинство рабочих покрутило на провокатора пальцем у виска. На глазах же жизнь улучшилась, и цесаревич, который ее и улучшил, обещает не плошать и дальше. А слово он, все знают, крепко держит.

С рудниками разобрались быстро, в полном соответствии со спущенной мною «на места» еще давно инструкцией: по «бунтовщикам» стрелять только в крайнем случае – если совсем вразнос пойдут и начнут устраивать погромы за пределами «родного» рудника. Это, опять-таки, не разбойники и не душегубы, а нормальные православные мужики, которых довели до ручки. Ярость, пусть хоть трижды праведная, долго в душе кипеть не может, и, передушив охрану (около семи человек погибших, остальным хватило мозгов сдаться и посидеть в подвале, где их даже особо и не били), подняв на вилы парочку управляющих, мужики сами испугались содеянного и с великой радостью и уважением принимали переговорщиков-казаков. Совсем без наказаний не обойтись – кровь пролилась, а значит ответить за нее придется – но работяги, не будь дураки, согласились выдать для суда провокаторов.

Случись подобное в деревне, хрен бы нам «фигурант» обломился, пришлось бы выдергивать кого-то наугад – там община и многовековая круговая порука, а здесь – наемный труд и странный молодчик, который втянул в откровенный «блудняк». Местные следователи работают, им помогает моя частично «вскрытая» агентура – тоже в соответствии с инструкцией. Прииски работают под внешним управлением и за счет их хозяев приводятся к законным нормам.

Расследование и суды будут тянуться долго, и господин Гинцбург ныне сидит в родном особняке, под домашним арестом. С должности столичного Гласного его до окончания разбирательств сняли, а во всех его конторах кипит работа – гофмейстеры и стряпчие собирают фактуру.

Кишинев поинтереснее – причиной погромов стали листовки и тревожные слухи о том, что я, мол, в рабстве у иудеев, Александр (которого давно не видели) давно мертв, а значит добрым православным жителям бывшей черты оседлости нужно любимого цесаревича спасти. Поразительно, но никому и в голову не пришло подумать о том, что погромы в Кишиневе как-то слабо похожи на мое «спасение». Просто там, где намешано много разного человеческого материала, неизбежно возникают и копятся обиды. Высказался лично, через газеты, указав на несоответствие методов поставленной задаче. Поговорил о том, что «во имя царя» делать вообще ничего не нужно – никогда, ни при каких обстоятельствах, только если я прямо не попрошу об обратном.