Заодно и год текущий узнал – 1859. Осталось точную дату вычислить, но это успеется. Вроде висел отрывной календарь в зале, если мне не почудилось. А вот тетради надо изучить получше. И книги, оказавшиеся учебниками.

Скинув пропахшую потом одежду, я нашел среди вещей панталоны и нательную рубаху, в которые и переоделся. После чего сгрудил все тетради и учебники на стол и принялся за чтение. Окно в комнате было вполне привычного размера, с двойным остеклением, из которого пока лился солнечный свет. Вот только уже через час-полтора день закончится, и надо было думать, что делать с освещением. Ни лампочек, ни настольных ламп нигде не видно. Даже не уверен, что они вообще уже созданы, но тут могу ошибаться – в истории я не силен.

В тетради буквально приходилось вчитываться. Тут и почерк прошлого Романа стоило изучить и по возможности «скопировать», и непривычные буквы и их применение заучить надо бы. Нашел тетрадь, которую предыдущий владелец тела использовал как черновик и на ней принялся учиться выводить буквы с помощью стального пера и чернил. Заляпал весь стол, испортил несколько страниц тетради, да и сам заляпался изрядно, зато через полчаса стало хоть немного получаться пользоваться этим архаичным предметом написания. Криво-косо, но хоть прочитать теперь можно мои каракули.

За стеной копошились близнецы. Иногда были слышны шаги родителей, да их негромкий разговор в общем зале. Через окно видел деловито затапливающего баню незнакомого мужика. Там же периодически мелькал и Аким, помогающий ему таскать дрова. Рядом с моим окном было крыльцо на задний двор, которым те активно пользовались. Но дверь не скрипела, да и ходить те старались потише, поэтому стоило опустить глаза в тетрадь, так они будто и исчезали из виду.

В целом я был даже рад, что наконец добрался хотя бы до каких-то источников информации. Мозг, который целый день испытывал чуть ли не физическую боль от резкого снижения потока входящих данных, помимо вечера, как голодный лев стал пожирать все, что было написано. Оторвался я лишь после аккуратного стука в дверь.

– Входите!

– Сударь, баня готова, не желаете ли помыться? – в приоткрытую дверь заглянула женщина около сорока лет.

Красивой я бы ее не назвал, никакой косметики, морщины на лице, одета в простое платье с передником.

– Да, конечно, – потянувшись, ответил я.

Помыться и правда не мешало. Обувшись в те же туфли, в которых ходил по дому, я вышел из комнаты и осмотрелся. Провожать меня до бани никто не собирался, очевидно, я и сам должен знать путь. Но тут вроде ничего сложного. Выйдя из комнаты в общий зал, затем в прихожую, я заметил единственную дверь напротив парадного входа. В нее-то и зашел. За дверью был короткий коридор с еще тремя дверьми: две по бокам и одна в конце. Именно за ней был выход на задний двор, ну а там я уже сориентировался правильно. В бане тоже ничего особо нового я не увидел. Предбанник, где можно было раздеться. Там стояла лавка, на которой уже лежало полотенце, простынь и небольшой кувшин с квасом. Из предбанника была дверь в помывочную, а дальше уже и сама парная шла. Все различие, что не было электрического освещения, и вместо лампочек использовались масляные лампы. Внутри парной меня ждал тот самый мужик, который до этого занимался растопкой.

– Пожалуйте на палати, молодой барин, – показал он рукой на полки.

Отказываться я не стал и улегся, мысленно все еще находясь в тетрадках и учебниках.

Ох и отхлестал же он меня! Давно я так не парился. Да блин, никогда в жизни! Старался мужик от души, даже имя его вспомнил, когда мысленно костерил. Корней, лакей наш. По сути – слуга для разных задач.

Из бани я чуть ли не выползал. Хорошо хоть здесь же в помывочной стоял большой чан с холодной водой, которой я несколько раз обливался. Но какое блаженство было после нее натянуть чистую одежду, услужливо положенную в предбаннике видимо той самой женщиной, а затем вернуться в свою комнату! После таких процедур сон пришел почти мгновенно, стоило лишь лечь на кровать, да прикрыть глаза. Первый день моего толи попаданчества, толи бреда наконец-то закончился! Но как показали следующие дни, все только начиналось.

***

Сергей Александрович Винокуров тяжело уселся в кресло в своем кабинете, довольно выдохнув после отличной баньки. Ее вообще топили обычно раз в неделю, по воскресеньям, но здесь решили сделать исключение и растопить в среду – а все из-за возвращения его сына с учебы. Да уж, не так он представлял эту встречу. Думал, Роман как обычно начнет хвалиться своими достижениями. Расскажет о друзьях, которых завел в училище. О дамах, что пришлись ему по вкусу в городе. В какие места он сходил – мужчина отправлял сыну деньги на содержание, и их вполне должно было хватить и на поход в театр, пусть и не императорский, и в цирк, да и просто в гости к тем самым друзьям-приятелям. Двести рублей, про которые Винокуров вспомнил в порыве злости – это ведь только плата за само обучение. Если же вспомнить все дополнительные траты, то там сумма за пять лет и до пятисот рублев доходила! И тем больнее и страшнее было услышать, что сын ничего не помнит! Что с ним случилось? Какая муха укусила? Это и тревожило помещика. Понимая, что может еще сильнее сорваться на Романа из-за неоправданных надежд, он все же прислушался к голосу разума и не стал устраивать допрос своему отпрыску. Сегодня. А вот поспрошать Акима, который вез его от порта в Дубовке до дома, определенно стоило.

Кучер прибыл к нему сразу, как Роман отправился в баню. Сергей Александрович сам приказал ему прийти в это время – чтобы Рома не смог случайно или специально подслушать их разговор.

– Звали, барин? – появившись на пороге кабинета, робко спросил мужик.

– Дверь закрой за собой и иди сюда, – махнул рукой помещик. – Ты когда Романа моего забирал – как он себя вел? – тут же приступил он к расспросу, стоило кучеру выполнить приказ.

– Дык, как и раньше, барин, – пожал плечами мужик. – Радовался, что скоро вас увидит. Талдычил о столице. И что жалеет, что нескоро ему снова там оказатьси придется.

– Всю дорогу себя так вел? – уточнил мрачнеющий мужчина.

Получается, сын ему врал? Нагло, в глаза?

– Нет, барин, – почесав куцую бороденку, замотал головой Аким.

– И когда его поведение изменилось?

– Мы по землям князя Белова ехали. Солнышко парило, молодой барин пожаловался, что голову ему припекло и попросил сильно не гнать. Почивать он захотел. А как проснулси – так и будто нем стал. И вопросы дюже странные задавал.

– Какие? – тут же насторожился помещик.

– Дык, – напрягая память, пожал плечами Аким. – Вроде и обычные… Но дюже странные, – развел руками кучер, не в силах объяснить, в чем эта «странность» заключалась.

– Ты мне их озвучь, а я уж сам решу – странные они или нет, – рявкнул Сергей Александрович.

Втянув голову, Аким тут же все рассказал. И о том, как Роман его имя спросил, будто не узнал, и выспрашивал название тарантаса. И как земли князя Белова с землями Винокуровых спутал. И как долго он на межевальные столбы смотрел, словно впервые их видит.

– Про корабль еще князя спрашивал – мол, чей он? А я и ответить ему не могу – купил князь тот корабль, али в аренду взял?

– Арендует, – машинально ответил Винокуров, задумавшись о своем.

На лице Акима промелькнула довольная улыбка. Узнал немного о жизни соседского барина! Можно будет перед деревенскими показать свою осведомленность, да уважение получить. Не простой он дворовый служка – а приближенный!

– Это все?

– Дык, – растерялся Аким. – Все, барин. Ну и молчал он после того больше, почти не говорил ничего.

– Ступай, – махнул ему рукой помещик, и кучер тут же поспешил на выход.

А вот Сергей Александрович снова погрузился в свои думы. Выходит, не соврал ему сын? И впрямь память его подводить начала? Вот же напасть-то какая! Надо будет отца Феофана позвать. Пускай молебен проведет. Внешне-то Роман здоров, а значит, в голове у него все дело. Тут доктора не помогут, лишь господь бог.

Глава 3

16 июня 1859 года

Утро началось для меня, когда солнце из окна залило светом кровать. Оно-то и разбудило. Откинув одеяло, я сел и прислушался. Несмотря на то, что кровать была жесткой, а матрас не особо-то и мягким, тело видно было привычным к подобным условиям, поэтому никакой ломоты или онемения я не чувствовал. В голове легко, словно и не пил вчера вина. Оно и понятно – я и выпил немного, да и в бане последние пары алкогольные из меня Корней выбил. Но главное все же было в том, что проснулся я снова в поместье в середине девятнадцатого века, а не в своей квартире. Это омрачало мое настроение. Заодно вспомнился разговор с новым отцом. И ухо тут же отозвалось фантомной болью. Вот же ж! Выкручиваться как-то надо. Но сейчас – в туалет! И где он там?

Туалет я видел на заднем дворе, когда ходил в баню. Туда идти? Других вариантов я не видел, пока не выглянул за дверь. Так-то я хотел прошмыгнуть по-быстрому на улицу и также быстро вернуться назад. Вот только слуги оказывается уже встали, и меня заметила вчерашняя женщина, которая позвала в баню.

– Проснулись, сударь? Уже оправились? Принести тазик? – закидала она меня вопросами.

Из всего этого мой мозг зацепился лишь за одну фразу «уже оправились?». И ведь она имела в виду не мое здоровье, или внешний вид. Нет, как раз о том, о чем я недавно сам думал, говорила! Не знаю, по ее тону я это понял, или снова воспоминания тела отозвались. Значит, туалет где-то в моей комнате должен быть?

– Тазик принеси, но через… – я быстро прикинул, сколько времени мне понадобится, чтобы найти «туалет» в своей комнате и закончил распоряжение, – через пять минут.

– Хорошо, сударь. Еще что-то?

– Пока нет.

В зале тикали большие напольные часы, на которые как раз женщина и бросила взгляд после моих слов, так что в точности выполнения моего распоряжения я не сомневался. А мне пора поискать, где я могу «оправиться».

Туалетом оказалось ведро с деревянной крышкой, задвинутое под кровать. Хорошо хоть дверь на щеколду закрывалась, можно не бояться, что меня застанут в прямом смысле со спущенными штанами. Но все же стоит подумать над тем, чтобы справлять свои надобности в ином месте. Нюхать говно в собственной комнате мне совсем не хочется. Вместо рулона бумаги рядом с ведром лежала какая-то тряпка. Небольшая по размеру, но чистая, и как я решил – как раз там оставленная на подобный случай. И опять же – стоит подумать, чем ее заменить. Или пока не влезать в местные порядки со своими предложениями? Да, пока окончательно не освоюсь, лучше и правда не ломать никакие устои. Мне еще разговор с отцом серьезный сегодня предстоит.

Евдокия, а именно так звали женщину, пришла ровно через пять минут с тазиком воды и полотенцем. Кроме них принесла мне огрызок мыла. Зубной порошок со щеткой я успел найти в сундуке. Вовремя вспомнил, что видел их вчера, когда доставал свои вещи. Имя женщины я узнал из крика своей мамы, которая звала служанку к себе. Быстро умывшись, я выбрал из вороха одежды из сундука ту, что была почище, мимоходом заметив, что мою форму учащегося уже забрали и вышел в общий зал. Форму скорее всего забрали еще вчера, пока я в бане мылся, но вернувшись мне было не до нее.

С кухни доносились ароматы еды, но в столовой семья еще не собралась. Там были только близнецы, игравшие в догонялки друг с другом. Ловко обогнув меня, они умчались в свою комнату. Из зала раздался рык отца.

– Иван, Игорь – вам невместно бегать по дому, как каким-то босоногим мальчишкам!

Да уж, дисциплина тут на высоте. Парни тут же извинились и прекратили свои игры. На стол в столовой кухарка Марфа уже выносила еду. Овсяная каша, сливочное масло в отдельной тарелочке, нарезанный белый хлеб и тут же нарезанные овощи – огурцы, сладкий перец, помидоры и морковь. За стол пока никто не садился, поэтому и я не стал, хотя в животе уже и бурчало.