Она достала травы, разожгла очаг посильнее, поставила на огонь медный котелок с водой.

Галактион взял предложенную чашу. Пошарил глазами по полкам. Увидев завернутый в тряпицу хлеб, по-хозяйски достал его, впился зубами в подсохшую корочку. Плюхнулся на сундук и принялся рассказывать.

– Он в этот раз пошел гулять по городским кабакам с этим Цимисхием^[25]. Тот его вечно подбивает на пьяные подвиги. Сам-то ростом мал, а пить горазд! И не пьянеет. Они пошли смотреть опять на танцовщицу. Меня не взяли. – Он с безразличным видом уставился в угол комнаты, где поблескивали боками глазурованные горшки со снадобьями.

– Что за танцовщица? У Аристы, что ли?

– Да нет. Есть в городе одна девица, Анастасо, она сперва в таверне у своего отца плясала, а потом ее приглашать стали на пиры разные, в дома, в другие таверны. Больно уж искусна она в танцах. И собой хороша.

– Как же ее отец отпускает? Обидит вдруг кто?

– А с ней всегда ее кузен ходит, охраняет. Здоровый, как верблюд. Молчит все время, может, немой, не знаю. Ты не перебивай меня, Нина.

Нина кивнула. Парень, глотнув настоя, продолжил:

– Так, значит, пошли они вдвоем, охрана, как обычно, за ними. А Иоанн знай себе подливает Роману. И охранникам велел поднести. Те отказываться, а Роман уже набрался, приказал им тоже пить. А тут танцовщица эта Цимисхию улыбаться начала. Крутила перед ним… – Он споткнулся, глянул на Нину смущенно. – В общем, Роман разозлился, схватил ее за руку, к себе потянул. Она руку вырвала, отбежала. А кузен ее над Романом встал тут же. А тут Цимисхий, что воробей, подскочил к этому верблюду и вцепился, драться они начали. Крик поднялся, стража к ним, хватать здоровяка-то. Он только плечом чуть повел, они и попадали. А Роман встал и вышел. Все дракой заняты, на него и не посмотрел никто. Ну я за ним и пошел.

– Погоди, не пойму я. Ты ж сказал, тебя не взяли.

Галактион поморщился.

– Не взяли. Да только Ноф-то велел мне за Романом приглядывать. Да и жалко мне его, дурака. – Он смущенно оглянулся на спящего. – Цимисхий хитрый, вечно какие-то козни устраивает. Вот я и пошел за ними по-тихому. В углу там сидел.

– Так если Роман своими ногами ушел, что потом-то случилось?

– Он, понимаешь, из-за этой танцовщицы осерчал. Он уже с ней не первый раз видится. Видать, по сердцу она ему. Бывало, что она станцует, Роман за ней посылал, так она за стол к нему садилась. Сидели вдвоем, беседы вели, смеялись. Но она сразу ему сказала, что не продажная. Он и не спорил даже. А сегодня Цимисхий этот. Что в нем девки находят, не пойму. – Парень помолчал. – Словом, ушел Роман в другой кабак, один. Напился еще больше, в драку полез. Его с одного удара какой-то пьянчуга и уложил. Мне тоже пришлось там встрять. Но со мной ему не так легко было справиться. Я ж трезвый. Да и на конюшне у нас при ипподроме хилых не держат. Оттуда-то я Романа уволок, да побоялся сразу во дворец нести. А твоя аптека на пути оказалась.

Нина вздохнула.

– Ты до дворца-то один доберешься? Там уже, верно, переполох.

– Доберусь. Переполоха, может. и нет. Он же часто так по городским тавернам гуляет. Наденет что попроще, стражникам тоже велит в одежду горожан облачиться. Раньше пьянствовал, блудливых девок привечал. Как эту Анастасо встретил, то попритих. Пьет меньше, не буянит, на девок других не глядит теперь. – Галактион открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но сжал губы. На щеках его появился румянец.

Не дождавшись продолжения, Нина зевнула и промолвила:

– Хорошо, ступай тогда. Поутру приходи. Одного наследника отправлять пешком до дворца – не дело.

– Я приду. Не отпускай его одного.

Проводив Галактиона, Нина заперла двери, укрыла Романа своим теплым плащом и ушла в комнатку. Не снимая столы и платка, повалилась на лавку и уснула.

Утром Нина открыла глаза, услышав стоны и бормотание. Торопливо перевязывая сбившийся за ночь платок, кинулась в аптеку. Роман сидел на лавке, упираясь в нее руками, тяжело свесив голову. Нина поздоровалась, склонилась перед наследником престола и соправителем.

Роман взялся руками за голову, поднял на аптекаршу мутный взгляд. Она подошла к столу, налила в чашу похмельного отвара, поднесла с поклоном.

Пока Роман жадно пил, Нина шагнула в свою каморку, подвязала столу, набросила мафорий на голову. Вернувшись, забрала пустую чашу. Наследник огляделся, с трудом шевеля распухшими губами, произнес:

– Нина. Ты тут откуда? Я где?

– Ты, великий, у меня в аптеке. Вчера, видать, винная мера велика оказалась. До дворца Галактион тебя нести не решился, принес ко мне полечить. Ты приляг, отвар скоро подействует. К тому времени и Галактион подойдет, проводит тебя.

– Не помню, что было. Помню Анастасо, Цимисхий там… – Он замолчал. Посмотрел на Нину.

– Ты, великий, что-то спросить хочешь? – Нина смотрела на него с жалостью.

Она помнила, как увидела его впервые еще мальчиком чуть старше десяти лет, с по-детски пухлыми губами и испуганным взглядом. Сейчас перед ней сидел стройный плечистый парень с отросшими кудрями, пробивающейся жидкой бородкой и обрамленными густыми ресницами глазами. Еще немного нескладный, но уже высокий, широкоплечий. Помятый с похмелья вид изрядно принижал величие наследника. Роман скривился:

– Не называй меня великим. Мы не во дворце. Я разрешаю тебе звать меня здесь по имени. – Он снова взялся ладонями за голову. – Дай еще отвару.

Нина протянула ему чашу. Роман выпил, проливая ароматную жидкость на тунику, вытер ладонью рот. Посмотрел на Нину. Она смутилась:

– Сказать что-то хочешь? – осторожно произнесла, не смея назвать его по имени. – Если душу что-то гложет, ты поведай. Глядишь, легче станет. Дальше этих стен ничего не пойдет.

– Спросить я тебя хочу, Нина. – Он опустил взгляд. – Как простая девка, танцовщица, может отказать наследнику престола? А потом завлекать какого-то там жалкого патрикия? Чем я ей не годен?

– Ты, ве… на себя не греши. Ты красив, статен да ловок. Поведай мне про нее. Может, я и пойму, что с девицей-то творится.

– Она очень красива. И лицом, и статью. Тонкая и легкая как перышко. Когда танцует, глаз отвести невозможно. Смелая, разговаривает со мной как с равным. Смеется все время, но не так, как продажные девки хохочут. А так, будто ей именно со мной весело. Не притворяется, не льстит. Я не раз с ней беседовал. А потом велел ей стать моей. Сказал, кто я. Она будто напугалась, прошептала, что сейчас вернется, а сама сбежала. – Роман отвернулся. – Я не стал настаивать. Все ждал, чтобы она сама себя предложила. А сегодня я пришел на ее танцы смотреть, так она Цимисхию все улыбалась. А на меня только раз и взглянула.

– Велел, говоришь? Может тебе спросить ее нужно было? Люб ли ты ей?

Парень задумался.

– Зачем ее спрашивать? Разве не счастлив любой ромей сделать то, что ему прикажет василевс?

– И василевс по законам Божьим и человеческим живет. Не велит он мужу отдать ему жену, не отнимает дома у богатого или бедного. Отчего же тебе не спросить девицу, что у нее на сердце?

– Да кто ж их спрашивает, девиц этих?

– Удивляюсь я на иных мужчин, – осторожно произнесла Нина. – Вроде и умные, и на разных языках говорят да книги читают, а все в толк не возьмут, что женщина тоже Господом создана. Душа у нее имеется, говорить она может, даже читать и писать многие обучены. Ты поговори с ней – глядишь и увидишь за красой и душу, и сердце.

– Другие-то девки только рады были. Да что просто таверные девки? Мне вон хозяйка лучшего лупанария в городе свою воспитанницу предлагала. Та, правда, как увидела нас с Галактионом, так в беспамятстве упала. Он к ней еще кинулся зачем-то, к малахольной этой.

– Это Дарию, что ли, тебе Ариста предлагала?! – Нина схватилась за сердце. В голове забилась мысль, каково Галактиону было это увидеть. Он ведь все еще любит ее, Нина это знала.

– Да я не запомнил имя. Мне другие девки теперь и вовсе не нужны. Хочу, чтобы Анастасо моей стала, – упрямо пробурчал он.

– Побеседуй с ней. Ежели не люб – отступись. Не след тебе, василевсу и наследнику, над девицами насильничать.

– Не отступлюсь. – Он посмотрел на Нину, покраснел так, что даже на лбу выступила испарина, опустил взгляд. – Не могу без нее ни спать, ни есть. Все думы о ней.

Нина вздохнула. Перед ней сидел на деревянной лавке не василевс-соправитель, не наследник трона великой империи, а молодой поникший парень. Юноша, у которого есть все, о чем ни один горожанин даже мечтать не смеет. Воспитанный своим строгим дядей Василием Нофом, великим паракимоменом^[26]. Подавленный величием своего ученого и мудрого отца-императора. Залюбленный и избалованный матерью. И несчастный оттого, что танцовщица из городской таверны отказала ему в любви.

От стука в дверь Нина вздрогнула. В панике взглянула на Романа. Сейчас обнаружат в ее аптеке наследника престола, что делать-то? Как еще императрица на это посмотрит?

Из-за двери раздался недовольный голос Галактиона:

– Нина, открой. Или опять со двора обходить?

Войдя, он озабоченно посмотрел на Романа, коротко поклонился. Бросил вопросительный взгляд на Нину. Она спросила:

– Ты один, что ли?

– Нет. – Он повернулся к наследнику. – Ноф одного не отпустил, велел взять стражу. Но они в плащах, оружие спрятано. Мы проводим тебя, Роман.

Наследник тяжело поднялся, махнул рукой Галактиону:

– Подай мой плащ. – Повернувшись к Нине, понизил голос, пробормотал: – Забудь о нашей беседе. Не рассказывай о ней ни моей матери, ни Нофу. Поклянись, что не расскажешь!

Торопливо перекрестившись, Нина кивнула.

Меж тем Галактион развернул широкий мягкий плащ, набросил юному василевсу на плечи. Кивнув Нине, Роман шагнул к двери. Галактион повернулся к Нине, зашептал:

– Ты, Нина, ежели пойдешь во дворец сегодня, зайди на ипподром, сделай милость. Конь у нас приболел, мне твой совет требуется.

– Да окстись, я ж коней лечить не умею. У вас на ипподроме небось конский лекарь есть. Его и спроси.

– Есть у нас коновал, да только он, увидев больного коня, сразу велит под нож пустить. Он заразы боится, чтобы остальные животные не подхватили. А коня жалко. Нельзя его губить. Это ж золото, а не конь. Таких коней…

– Долго мне тебя ждать? Или вы еще не все городские сплетни обсудили, – раздался от двери капризный голос Романа.

Нина кивнула конюху, прошептав:

– Ступай. Сегодня до полудня зайду.

Оставшись одна, она устало выдохнула. Думала, что у нее дел сегодня – полный мешок, а оказалась, что еще и кадушка с верхом.

Едва успела причесаться на скорую руку да переодеться, чтобы во дворец идти, как прибежал Фока. Увидев его, Нина торопливо переставила кувшин с отваром подальше от края стола. Нескладный долговязый Фока стал осторожнее и внимательнее, но хрупкие глиняные и стеклянные кувшины словно приманивали его.

– Как матушка? – спросила Нина. Она принялась укладывать в корзинку кувшинчики и горшочки, обмотанные для сохранности тряпицей.

– Да получше, твой отвар помогает.

– Твой уже отвар-то. Сам же готовил.

Фока почесал затылок.

– Сам. Да только без твоей науки все одно не сумел бы.

– И то верно, – усмехнулась аптекарша. – Дел у тебя сегодня будет много. Сперва измельчи корни марены. Разложи сушиться. Потом надо будет истолочь в порошок, тогда попробуем краску приготовить. Может, получится подешевле, чем из червей-то. Тогда и горожанкам попроще можно будет помады покупать. Марена против червей^[27] сильно дешевле.

Подмастерье молча кивнул. Нина продолжила: