– А где же мне переодеться?

– А ты вот тут и переоденься. Одежу свою здесь оставь, тебя с такими ароматами и не пустят. Завернись в полотно да ступай вот этим переходом. Там Агафью увидишь, смотрительницу, пышная такая. – Он смущенно запнулся. – Я с ней договорился. А я сейчас выйду да снаружи подожду. Ты в переход как войдешь крикни мне, что ушла. И будет ладно. А ежели Галактион придет, так одежу твою той же Агафье и принесу.

Нина взяла принесенное, поблагодарила. И вдруг ахнула:

– Я же корзинку на ипподроме оставила! Ой горе! Я ж во дворец должна была ее отнести. – Опять подступили слезы. Как же ей теперь успеть эти все притирания заново приготовить? Коновал, поди, выкинул все от злости.

Ерофей почесал затылок.

– Ты давай на все лавки-то сразу не усаживайся. Ступай в баню. А с корзинкой авось разрешится все. Я вот Галактиону твоему тоже про нее скажу, он и принесет.

– Спасибо тебе, Ерофей. – Нина вздохнула, вытерла глаза. – Ступай, а я, как переоденусь, крикну.

В бане народу было немного. Ступая по мозаичным полам, оглядывая стены, украшенные полуколоннами, аптекарша задумалась о прежних хозяевах. Небольшая, непохожая на просторные, специально возведенные для горожан, баня была тем не менее изящно украшена и грамотно построена. Из внутренних залов раздавались плеск воды и приглушенные голоса беседующих женщин. В этом, первом, зале не было окон, невысокие стены покрывала мозаика с морскими волнами, маяками и подводными чудищами. У стены стояла искусно вырезанная из камня клепсидра. Нина засмотрелась на чудесные часы. Во дворце клепсидры можно было увидеть нередко, но эта от них отличалась. Тонкостенная каменная чаша теряла воду сквозь крохотное отверстие в дне, постепенно поднимаясь на цепях вверх. Противовесами служили бронзовые девы с рыбьими хвостами. А прикрепленная к чаше бронзовая стрела отмеряла часы, размеченные на мраморной колонне. Доходя до верха, чаша, видать, задевала рычаг, открывающий воду, чтобы вновь ее наполнить.

Отвернувшись от часов, Нина увидела дородную красавицу с неприкрытыми гладкими черным волосами. Стало понятно, почему Ерофей запнулся. Туника на ней надета непристойно короткая, едва колени прикрывает, да еще и без рукавов. А смуглое тело упругое и гладкое, как подрумяненная булочка. Нина подошла к ней:

– Спасибо тебе, что пустила меня.

Агафья неласково глянула на Нину, протянула кусок чистой ткани.

– Ступай. Мыльный корень там найдешь, уже разведен. Масла не дам, свое приносить надобно. – Она махнула рукой в сторону резной двери. – Уф, навозным духом несет от тебя. Отмойся хорошенько, прежде чем в бассейн идти.

Смутившись, Нина поспешила в тепидариум^[30].

Баню Нина любила. Да и тем, кто в аптеку за помощью приходил с разными хворями, частенько советовала. После мытья, жаркого воздуха и прохладного бассейна и сон крепок, и усталость уходит, и ломота в суставах облегчается. Лишь женщинам, что в тяжести, в калидариуме^[31] сидеть не следует, если не хочет потерять дитя. Хотя девицы при лупанариях и для таких недобрых целей использовали бани.

Нина остервенело терла себя жесткой холстиной с отваром мыльного корня. Кожа ее покраснела. Однако вместе с грязью уходили и обида, и стыд, и усталость. Окатив себя теплой водой, Нина выдохнула. Закрутив мокрые волосы жгутом, она обмотала вокруг себя широкое чистое полотно. На выходе Нина задумалась. Вроде нет времени рассиживаться во фригидариуме^[32], но хотелось все же заглянуть туда. Может, что новое услышит про пропавших девиц. Авось та женщина, что говорила об эпархе, еще не ушла.

Фригидариум был невелик. В центре небольшой овальный бассейн с мраморными ступенями манил прохладой чистой воды. Вдоль противоположной от входа стены стояла скамья с высокой спинкой. На ней, завернувшись в ткань, сидели трое. Две женщины, склонившись к сидящей между ними девице, что-то ей шепотом втолковывали. У той, что сидела в центре, полыхали багрянцем щеки, в глазах стояли слезы. Судя по долетевшим до слуха Нины фразам, речь шла о нежеланном замужестве и близящейся первой брачной ночи.

Несколько женщин сидели на краю бассейна, делая вид, что не прислушиваются к происходящему на скамье. С ними Нина была знакома, склонила голову, они тоже ее сдержанно поприветствовали.

В углах прятались две полукруглые ниши-экседры, с вделанными в них мраморными скамьями. Своды их были украшены резным узором. Кое-где камень треснул, где-то обвалился, и орнаменту не хватало завершения.

Вдруг из левой экседры Нину окликнули. Узнав голос, она едва не застонала. Клавдия же, напротив, обрадовалась, подошла, потянула за собой в нишу:

– Нина, то я тебя по полгода не вижу, то второй день подряд. Как ты тут оказалась? Что-то я тебя в этой бане ни разу не видала. – Она тараторила так быстро и громко, что у Нины заломило виски.

– И тебе доброго дня, Клавдия. Вот, решила разок зайти в эту баню. Ты здесь часто бываешь?

– Часто. Она к дому-то ближняя, а мне с моими коленями далеко ходить не сподручно.

Нина сочувственно покивала. Увидев, что Клавдия уже открывает рот, чтобы закидать ее вопросами, торопливо спросила:

– Ты не слыхала что новое про тех пропавших девиц? А то на базаре и не поговорить толком было.

– Ох, жалко ты ушла быстро! – покрутила подбородком Клавдия. – Я этому кузнецу устроила банный день. И другие женщины ко мне на помощь пришли. Крик стоял – ты бы слышала. А то ходят тут, делают вид, что никто не пропадал. А ну как на тебя или на меня нападут?

– Ты ж говорила, что девицы пропадают.

– Да не только! Вот, говорят, вдова пропала одна с четвертого холма. Ой, Нина. Страшно жить стало в городе, – покачала головой сплетница. – Вот мне Цецилия, как услышала о таких делах, разрешила брать раба в сопровождение. Для охраны. Любит она меня, ценит. А на эпарха да его сикофантов никакой надежды нет.

Патрикия Цецилия, хозяйка Клавдии, и правда любила свою бывшую няньку, об этом Нина знала.

– Что же ты, Нина, с перстнями в баню ходишь? И не боишься потерять? – Клавдия ткнула пальцем в кольцо у Нины на указательном пальце.

Кольцо было простое, с выдавленным в серебре вензелем василиссы. По этому кольцу аптекаршу пропускали во дворец. Она накинула на руку ткань:

– Да вот, забыла дома оставить. Тут же тоже деть некуда, пришлось с ним и мыться.

– Ты смотри, не носи пока украшения-то. Не след сейчас себя напоказ выставлять, – завистливо усмехнулась Клавдия. – Довольно уж ты неприятностей и слухов приманила. Надобно скромно себя держать да замуж выйти. Вот не путалась бы со всякими иноземцами, уже была бы замужней матроной.

Нина застыла. И ведь ответить нечего. Ни слова неправды Клавдия не сказала. Желание узнавать про пропавших девиц испарилось. Нина поднялась:

– Ты, Клавдия, за свои советы попробуй плату брать. А то коли бесплатно да непрошено их раздаешь, так им ни цены, ни веры никогда не будет.

Оставив озадаченную Клавдию, Нина поспешила к выходу. От злости на себя и на седую сплетницу даже заломило виски. Права Гликерия, надо, чтобы все своим делом занимались – аптекарша снадобья готовила, а эпарх и его равдухи^[33] да сикофанты пропавших девиц искали.

Выйдя в аподитериум^[34], Нина наткнулась на Агафью. Та откинула прядь волос за крепкое плечо, оценивающе оглядела аптекаршу. Молча ткнула пальцем в стопку одежды на мраморной скамье. Нина развернула лежащую сверху столу, повернулась к банщице.

– Это не моя одежда.

– Потом занесешь, – кивнув, равнодушно произнесла банщица.

Нина вздохнула. Выбирать не приходится. Не пойдет же она в изгвазданном во дворец. Это была простая одежда, лишь с незамысловатым узором по вороту, что у каждой второй горожанки можно было увидеть. Не для дворца, но зато чистая. Одевшись, подошла к Агафье:

– Спасибо тебе, красавица. Выручила ты меня. Я одежу постираю да принесу на днях. И за баню заплачу.

– За тебя Ерофей платил, его и благодари. – Агафья окинула Нину ревнивым взглядом и отвернулась.

Бросив взгляд на стоящую в зале бани искусно украшенную клепсидру, аптекарша мысленно помянула всех святых. Вода уже поднялась к отметке полудня. Нине и корзинку как-то разыскать надо, и во дворец надо поспешить, а она тут с Клавдией беседы ведет. Торопливо переодевшись, Нина прошла по переходу и спустилась в комнатку истопника. Ерофей сидел на ступеньке в проеме двери, строгая тонким острым ножиком кусок дерева.

Обернувшись на шаги аптекарши, он поднялся, позвал ее за собой на двор. Там на палке, положенной на две вбитые рогатины, висели мокрые ее стола и туника.

– Я их в уксусе отмочил. Отмыть еще попробуй, но уксус должен был вонь прогнать. А так пятен на платье не видно – хорошо, что ткань темная. С белой было бы не оттереть вовсе.

– Спасибо тебе, Ерофей. Не знаю, как бы я без тебя из всего этого выбралась.

Тот смущенно хмыкнул:

– Без меня ты туда бы и не упала.

Свернув в тугой узел мокрую одежду, Нина вышла в проулок и остановилась в растерянности. Как же ей корзинку раздобыть. На ипподром возвращаться ой как не хотелось. Но без корзинки куда денешься. Вздохнув, Нина обошла забор бани, чтобы выбраться на улицу. Прямо перед входом в здание топтался Галактион с ее корзинкой в руках. Ахнув от облегчения, Нина кинулась к нему. Парень выдохнул, отдал ей корзинку.

– Ты как, Нина? – Он осторожно втянул носом воздух. – Не воняешь вроде.

– И на том спасибо, – нахмурилась она. – Этот скаженный тебя боле не бил? Он, видать, сам черной рожью и отравился. Коня-то он хоть вылечит? Или все же зарежет?

– Вылечит, сказал. Зря он так на тебя накинулся, Нина. – Галактион поморщился. – Я с почтенным Стефаном поговорил, так он поведал, что коновал давеча с аптекарем Гидисмани в таверне поругался. Демьян-то раньше был лекарем городским, ученым. А когда его жена померла и он ее вылечить не смог, то сам себя наказал – ушел в коновалы, сказав, что такому, как он, – только лошадей врачевать. И живет теперь в каморке позади конюшенного склада. Гидисмани, видать, высмеял его, вот Демьян и озверел.

– Вот пусть и лечит твоих коней. Я больше на ипподром ни ногой. И Стефану все же нажалуюсь, – сердито пригрозила Нина. История коновала ее не разжалобила. Еще неизвестно, от чего его жена умерла – от болезни или от мужниных побоев.

– Как же ты ему нажалуешься, если на ипподром ни ногой? – хохотнул Галактион. Но под сердитым взглядом аптекарши посерьезнел. – Прости меня, Нина. Из-за меня все так получилось. Давай я тебя провожу до дома.

– Из-за тебя! Неси вот теперь мою мокрую одежду в аптеку. Если Фока там – отдай ему. Если нет, то во дворе оставь под навесом.

– А ты куда?

– А я во дворцовую аптеку должна притирания отнести. И так уже столько времени потеряла. Скоро уж солнце спрячется, а я еще и не добралась никуда.

Глава 5

Во дворец Нину не сразу пустили. Стражники начали покрикивать на нее, едва она приблизилась к воротам. Ей пришлось подойти поближе и показать перстень императрицы. Признав в скромно одетой женщине аптекаршу василиссы, открыли встроенную в ворота дверь, ворча, что даже слуги во дворце одеты лучше. Нина возражать не стала. Пропустили, и на том спасибо.